Небо, земля, воздух качались перед глазами. Он упал. Трава примята под его перчаткой, он попытался отдернуть руку, но та не двинулась. Удивленный, он погладил траву. В этих тонких зеленых узких листочках билась жизнь, она напевала что-то простое, бессловесное… И вот еще звук. Он посмотрел в небо — стая птиц приближалась. Он будто коснулся их, ощутил голод, зов куда-то, куда улетали предки, в бесконечный полет, неведомый человеку, ощутил тоску по своей самке и радость песни, истекающей из птичьей души.
Она встала перед ним.
Он встал тоже:
— Что это?
— То, чего ты хотел, — отчужденно сказала она, — ты увидел мой арсенал. Добро пожаловать в мой Образ, или, по крайней мере, в тот образ, который способен разделить со мной твой разум. Ты видел потенциал — и с тебя достаточно.
— Ты не ожидала… — сказал он. Затар выразил ее мысль.
— У тебя очень сильная воля. Адаптация аномальна со знаком «плюс». Радуйся этому, пока время не пришло, браксана!
Он проник в землю, узнал голод — голод червей, увидел туннели, и пещеры, и пустоту земных пор, увидел так, как видят существа, населяющие их. Но вот он уже поднимается выше, туда, где звезды ласкают его разум. Нет, это — не звезды, это — миллионы живых существ, которые населяют эти световые точки, те, кто силой своих чувств населил Пустошь разумом…
— Великолепно! — выдохнул Затар.
Она была рада, что он почувствовал это.
— И ты ничего не боишься?
— Я только восхищаюсь.
— Твой народ не умеет чувствовать, — бросила она.
— Значит, мой народ глуп, — он посмотрел на нее с новым чувством, окрашенным ревностью. — Жить вот так…
— Коснуться этого — замечательно, — перебила она. — Но жить вот так — болезненно. Твой разум не может представить себе эту боль.
Он не обратил внимания на ее слова:
— Кто ты?
— Я? Мое «я»? Это тело? — Она указала на себя, но не рукой, а мысленным вопросом. — Весь мой мир — вне твоего воображения, и всю его силу я использую, чтобы обыскать тебя.
— Так не бывает.
— Это — не материально. Но это очень реально… Так бывает.
— Но наши тела…
— Пожали друг другу руки над столом заседаний. Как долго длится сон? Мысль короче. И все реально только для нас, в тот момент, когда мы СЕЙЧАС и существуем.
Он закрыл глаза и попытался проникнуть в богатство ее мира. Было легче с закрытыми глазами, когда ничто не отвлекало… Земля, и небо, и… она. Он мог ощутить ее ненависть, легкую дрожь страха. Она ждала, что он сойдет с ума, нет, он не так слаб, чтобы покориться ее мощи просто в силу традиции. Его ум наполнялся ревностью к этому дару, наполнялся желанием владеть всем тем, чем владеет она. Он жаждал даже этой ненависти, ее гнева. Он желал эту женщину — расовый парадокс — женщину, которая нанесла ему поражение.
Она была Шем Ар, и проходили века, и служанки Ар влекли к себе мужчин, которых вела за собой слепая страсть и величайшая тоска.
— Осторожней! — предупредила она его.
Приказ? До этого она была беззаботна. Может быть, его сопротивление заставило ее остерегаться? Если это так, то это его первая — и пока единственная — победа.
Не желая упускать шанс, Затар приблизился к ней. Пусть она ищет его мысли! Она знаток экстрасенсорных искусств, но в царстве человеческой чувственности браксана не знают себе равных. Удовлетворение сексуальных желаний для них естественно, как само дыхание. В то время как она, воспитанная в ацийских традициях…
— Ты ошибаешься, — она казалась растерянной, не уверенной в себе. Неужели это ее ответ? Желание откликнулось на желание?
Вражда и страсть — эти два чувства, объединенные вместе, ценимы браксана. Мысль о том, что он коснется ее тела, сопровождалась резким чувством сладкой ненависти, которую он готов разделить с ней. И его желание достигло невиданных высот.
Это только мечта, не так ли? А мечта не имеет последствий.
Он схватил ее за плечи и замер, когда поток ее чувств захватил его. Он коснулся ее, себя, их мысли перемешались, он не мог уже отделить свои от ее. Но все равно — их тела остались — мужское и женское. Он нежно провел рукой по ее телу, почувствовал, как задрожала плоть. Нет, она не отклонялась, но была встревожена его наступлением.
— Ты не знаешь, что делаешь, — прошептала она. Нет, он как раз это знал. Он чувствовал не только свою радость, но и удовольствие женщины, которая делила с ним тело. О таком всплеске чувств можно только мечтать!
— Глупец! — воскликнула она, но не отодвинулась, — ты пожалеешь об этом.
Но и в ней билось желание, готовое выплеснуться наружу, уже выплеснувшееся, обволакивающее его темной страстью…
…и потом было чувство, что душа вне тела…
…и в страхе он отпрянул от нее…
…и в темноте, абсолютной, он начал обретать сознание.
(Где я?)
И другое:
(Что и кто я?)
Мысль без слов, без разума. Время бесконечно. Воля сильна.
(Я — Затар)
Он ощутил, что может думать:
— «Царвати (образ его родословной), сын Винира (высокий злой человек, гордый повелитель) и Касивы (женщина, которая могла бы управлять мужчинами, но не хотела, — цветок среди варваров, слишком нежный и прекрасный, и поэтому жизнь его коротка)».
Он есть.
Какова была та реальность — в тот момент он не мог вспомнить — ее больше не существует. Нет темноты; понятие темноты предполагает существование света, а свет — не реальность. Он не пытался понять, где он, потому что тогда ему было бы нужно понятие местоположения, а также признание существования других. Ничто сейчас не реально для него. Только усилием воли он вернул себя себе, но сейчас он не может уцепиться в этом вне-мире.
Это нельзя принять.
Он искал хоть что-нибудь, за что уцепиться, как за зерно реальности. Он пытался почувствовать свое тело. Но в ответ — только вечное несуществование его телесной тюрьмы. Страх собирал на себя внимание, призывая его сдаться, но он не уступал.
«Я — Затар», — повторял он, приникая мыслью к этой единственной фразе, вобравшей сейчас все его существо.
Шорох смерти прошелестел и удалился. Он сейчас уже не рядом с Гибелью, он пытается отыскать мир физических величин, который когда-то хорошо знал. Но потом он отказался от поисков. В этой реальности есть только мысль, значит, она и есть ключ ко всему. А чистая мысль — это понятие, абстракция, негрубое отражение материальной субстанции.
Он позволил себе раствориться в пустоте, пытаясь уловить любые изменения этого нового мира, в котором нашел себе временное убежище, не желая того…
И вновь голос Смерти коснулся его, и он уцепился, отчаянно пытаясь найти опору. Он пришел ОТКУДА-ТО и уйдет КУДА-ТО. Внезапно он осознал, что есть расстояние, местонахождение, движение. Он последовал за Смертью, к ужасу осознав, что все здесь знакомо. Он почувствовал, как разрушительная волна коснулась его тела, но сам он далеко; ему даже не удается прийти на помощь.
Он видел себя умирающим.
«Нет, — мысль была ясна, — я не умру. Я не согласен».
Волны набегали, и связь между его разумом и материальным существом слабела, и дальше вновь ждала пустота, которой он один раз уже избежал.
Он — только стремление. Он — воля к жизни. Он заставит себя идти по дороге, которую избрала его суть. «Жизнь!» — требует он и пытается вновь увязать разорванные нити бытия… И наконец глухая чернота отступает, так и не завоевав себе победу, и удаляется в те уголки сознания, где живут подобные ей.
Он истощен, измучен. Мысль цепляется за тело, пытается вселиться в него, будучи на страже его существа и сути.
Прошла вечность, словно мгновение, которое слишком коротко, чтобы подбирать слова. Он осознает, что рядом с ним еще чей-то разум. Внезапно он приходит в возбуждение; если он хочет познать своего врага, тогда вот здесь, в царстве, свободном от цепей образов, здесь самое место и время…
Она старается отодвинуться от него — это уже почти материально. Она пытается вырвать свою руку, чтобы нарушить контакт. Он же хочет удержать, он хочет до конца познать это — нечто чужеродное для него — с одной стороны, и неотъемлемую часть себя — с другой. Но его инстинкт не может подчинить себе тело, которое он почти покинул. Он — не тело, пусть он — только рука, и его воля собирает мускулы и жилы, он действительно — рука. Он чувствует, как желание удержать ее овладевает им, и осознает ее страстный ответ.
Нет, он не выпустит…
Мысль в темноте: осознание Другого. Она не знает, нарушить ли контакт по закону Дисциплины, у нее еще есть силы. Еще один мысленный шаг, и стена воли рухнет. Он может бороться с ней, пока она позволяет ему, но долго ли…
«Я хочу знать своего врага!» — вновь требует он.
«Хорошо, — мысль подкреплена ненавистью. — Ты проникаешь так же глубоко, как и я».
Он видит ее разум. Кипящий от гнева, ее разум увлекает его во всепожирающую бездну. Здесь — ненависть, здесь — жажда крови, а это — отчаяние; и все они прекрасны в своей чистоте, не запятнанные телесной сутью.
И штормовые волны угрожают сорвать с якоря его корабль, готовый затеряться в океане ее вечности. Ненависть — он рад ей, это что-то надежное, знакомое, он прошел это море ненависти невредимым. Он прошел ее боязнь физической неполноценности — позади у него самого болезненные воспоминания юности, когда под маской цинизма он скрывал бессилие. Крушение надежд, болезненные острова воспоминаний — разве он с этим не был знаком ранее?
Кончится буря, но не мука. И сейчас — эпицентр шторма, где вокруг его сознания кипят волны чувств, которые столь же сильны, сколь и его собственные, но во многом отличны.
Он коснулся того, чего еще никогда не знал ни один браксана, — сути женского существа, богатства и теплоты естества. Стоило ему хоть на секунду усомниться в своем мужском начале, и его смело бы с палубы корабля в этот поток, который если бы и отпустил его, то уже утратившим свою суть. Но он остался сторонним наблюдателем, оценивающим богатство, он остался ВНЕ.