Варламову ничего не оставалось, как подогнать уазик к дому. Взяв рюкзак, поднялся на крыльцо. Когда отворил дверь, то закашлялся от сигаретного дыма.
— Будь здоров, не кашляй! — приветствовал его сидящий за столом человек. Он был в расстёгнутой камуфляжной куртке, лысый, щёки блестели от пота. — Ничего, что накурено, зато комаров меньше будет. Выпей, — он кивнул в сторону канистры на столе, — это твой отец оставил. Заодно давай познакомимся. Михаил Сирин, механик.
Он протянул жестковатую ладонь.
— Евгений, — буркнул Варламов.
Он выбрал стакан без следов губной помады и налил половину, настолько выбил из колеи странный сон и непривычное поведение отца. Водка была неважной, местного производства — в голову сразу ударило.
— Давно здесь служите? — спросил он.
— С войны, — охотно отозвался Сирин. Он налил себе и кивнул на тарелку с розовой сёмгой: — Закусывай. Мне она уж обрыдла. Живём тут на рыбе да на консервах, неизвестно зачем живём.
— Уехали бы в какую-нибудь южную автономию, — промямлил Варламов, вгрызаясь в сочную мякоть. — У вас выслуги лет хватит, наверное.
Сирин махом проглотил водку и со стуком поставил стакан, глаза подозрительно заблестели.
— Куда уехать? — зло спросил он. — На тот свет, что ли? Там меня жена и дочка дожидаются. — По щекам и вправду потекли слёзы.
Варламов оторопело откусил сёмги. Но Сирин взял себя в руки, хлебнул ещё водки, а потом стал вытирать глаза скомканным платком.
— Ладно, — вздохнул он. — Что было, того не вернуть. А ехать мне некуда, парень. В Москву сейчас только сумасшедший сунется. Тут хотя бы на казённых харчах. Ладно, пойдём. Устрою я тебя.
Он завинтил канистру и повёл Варламова по лесенке вниз. Спускаться пришлось долго, наконец оказались в тускло освещённом коридоре. Было душно, по сторонам через равные интервалы располагались двери.
— Командный пункт, — сообщил Сирин. — Сейчас законсервирован. Вот и моя конура, можешь располагаться на второй койке. А хочешь, видак погляди.
Он толкнул другую дверь — открылся обширный зал, уставленный пультами.
— Большая часть этого железа не работает, — хмуро сказал Сирин. — Главный радар отключён за ненадобностью, с севера теперь никто не полезет, а через спутниковую «тарелку» записываем канадские и американские телепрограммы. Отправляем на анализ в ГРУ, хотя, по-моему, хренотень одна. Английский хоть немного знаешь?
— Свободно владею, — брякнул Варламов, не подумав.
— Да ну? — присвистнул Сирин. — Откуда? Это в моё время в школах учили.
Варламова передёрнуло, до того надоело объясняться.
— У меня мать американка, — неохотно сказал он, оглядывая сумрачный зал. — Приехала ещё до войны с христианской миссией. После этой заварухи, конечно, пришлось остаться. Её чуть не посадили как шпионку, но отец в жёны взял. Она и выучила меня языку. Часто свою Каролину вспоминала, книжки на английском мне читала…
— Ну и ну, — ухмыльнулся Сирин. — Выходит, ты наполовину американец! То-то рожа не русская, больно вытянутая. Но всё равно, красавчик. Девки, небось, так и бегают…
Варламов стиснул кулаки. Только утром, бреясь тупой китайской бритвой, он скептически разглядывал себя в зеркале. Грязно-светлые волосы (давно пора стричь), тяжеловатый подбородок. Лишь глаза можно было счесть красивыми — мать называла их голубыми, хотя цвет скорее походил на серый…
Вдобавок слова Сирина напомнили детскую дразнилку, Евгения донимали ей в школе, пока свежи были воспоминания о войне: «Один американец засунул в жопу палец и вытащил оттуда говна четыре пуда».
— Замолчи, — сказал он, не заметив, как перешёл на ты. — А то и врезать могу!
Глаза Сирина погрустнели.
— Ладно, извини, — пробормотал он. — Пойду, прилягу. Если захочешь что-нибудь посмотреть, аппаратура вон там.
Он повернулся и вышел из зала.
Варламов шумно выдохнул, достали в детстве кличкой «американец». Из скольких носов пришлось кровь пустить, пока начали остерегаться. В гробу он эту Америку видел. Хотя примерно там она и оказалась…
Чувствуя, как горят щёки, он сел к компьютеру и взял первый попавшийся диск. На оборотной стороне стояла дата — наверное, когда записывали. Варламов толкнул его в дисковод, экран осветился. Сперва пошла реклама — на английском языке, но в основном китайских товаров, а потом боевик.
Действие происходило где-то в Америке. Парень и симпатичная девушка становились свидетелями бандитской разборки, их обвиняли в убийстве, и приходилось бежать от полиции в Лимб, а потом и в саму Тёмную зону. Выглядела она кошмарнее здешних: парню то и дело приходилось спасать девушку от гигантских пауков или жутких мутантов. Порою для разнообразия девушка спасала его. Под конец они выбирались к цивилизации, эффектно расправлялись с бандитами и заканчивали действо затяжным поцелуем.
Варламов зевнул и стал смотреть запись дальше. Пошла информационная программа: интервью с конгрессменом от некоего Ил-Оу о проблемах здравоохранения, пара криминальных происшествий, опять реклама китайских товаров…
Варламов смотрел вполглаза, в основном слушая голос диктора. Вяло подумал: доведётся ли встретиться с американцами и поговорить с ними по-английски? Шансов на это казалось немного. Он протянул руку, чтобы выключить компьютер…
Сзади раздалось лязганье открываемой двери, и вошёл Сирин — лицо опухло, одежда помята.
— Сидишь? — спросил он, с отвращением оглядывая зал. — Пойдём, прогуляемся. Свежего воздуха хочется.
Варламов потянулся и встал. Продолжать ссору с Сирином не хотелось, ругани хватало дома.
— Пойдём. Покажешь, что у вас тут?
— Кой-чего есть, — хмур сказал Сирин. — Пошли через ангар.
Они вышли в коридор, и перед очередной дверью Варламов впервые увидел в подземелье других людей: два бледных юнца в камуфляже играли в домино за металлическим столом.
— Это кто с тобой? — недовольно глянул один на Сирина.
— Сын здешнего градоначальника. Генерал разрешил.
— Улетел старый козёл? — вступил в разговор другой. — Небось, всю неделю водку жрать будет. Не жмись, давай и нашу долю.
Сирин достал из кармана фляжку, двое оживились и перестали обращать на них внимание.
За дверью было темно — по сквозняку Варламов понял, что вошли в обширное помещение. Сирин, чертыхаясь, шарил по стене. Наконец вспыхнул свет, и Варламов вздрогнул: тусклая вереница ламп озарила огромный зал. На полу из бетонных плит, сгорбившись, сидели огромные чёрные птицы со стеклянными глазами поверх хищных клювов.
«Да это же самолёты, — с опозданием понял Варламов. — Боевые самолёты!»
— Вот они, птички наши, — ласково сказал Сирин. — Им уже лет по двадцать. Разместили, когда ещё боялись, что американцы опять с севера полезут. Но выглядят как новенькие.
— А с кем воевать собираетесь? — поинтересовался пришедший в себя Варламов. — Китайцы далеко, к тому же они Тёмных зон боятся как чёрт ладана, вдруг на их драгоценные гены подействуют.
Сирин любовно и в то же время с тоской оглядывая самолёты. Похоже, они остались единственным, что ему было дорого в жизни.
— Это «СУ-34М», — сказал он, будто не слыша Варламова. — С увеличенной дальностью полёта, чтобы вести бои над Европой. У китайцев и сейчас ничего подобного нет.
— Они с ядерным оружием? — шёпотом спросил Варламов.
— Нет, — Сирин нахмурился. — У нас его не было. Ракеты «воздух-воздух» и «воздух-земля».
Странная мысль пришла в голову Варламова, слегка уколов при этом мозг — то ли навеянная недавним фильмом, то ли откуда-то со стороны.
— А до Америки такой самолёт долетит?
— Гм, — Сирин был озадачен. — Вообще-то это фронтовой бомбардировщик, полётная дальность четыре тысячи километров. Но если снять боезапас и навесить дополнительные баки… Надо прикинуть.
Он с интересом поглядел на Варламова:
— Хочешь слетать?
Варламов смутился:
— Да нет, просто так подумал. Тоскливо тут.
— Тебе-то что тосковать? — Они шли через ангар. — Отец начальником пристроит, бабу хорошую найдёшь…
Варламов промолчал. Потому и тошно, что за него уже всё решено.
Сирин оглянулся на понурых металлических птиц и закрыл дверь. Потоптался в тамбуре, открыл другую. Пахнуло свежим воздухом, и они оказались на улице, последняя дверь была вделана прямо в скалу.
— Ну вот, — блаженно сказал Сирин, усаживаясь на бревно. — Замаскированы мы неплохо, ангар ещё с советских времён. Да толку что? Воевать не с кем, это ты правильно заметил. НАТО больше нет, а вместо границы Тёмная зона, через неё вряд ли кто полезет. Просто по договору с Московией сохраняем военную часть. Зимой по норам сидим, а летом промышляем. Рыбу ловим, зверя иной раз завалим. Консервы на свежий хлеб вымениваем, да бабам даём. За то, что они нам дают, ха-ха-ха… У нас ведь меньше сотни человек. А командует генерал! То-то расстарался для ревизоров, чтоб оставили всё как есть.
Сирин вытащил сигареты и закурил.
— А почему народу не видно? — полюбопытствовал Варламов, тоже садясь на бревно. Окурков было набросано пропасть: видно, любимое место для перекуров.
— Так на сёмге все, — пояснил Сирин, щурясь на солнце. — Чего ради сейчас с проверкой приехали? Сёмга идёт. У нас речка есть, сети поставлены. Генерал с ревизорами будут спиннинги закидывать, когда от водки очухаются, а наши ловят по-простому: сеть вытягивают, сёмгу пластают и солят. На весь год запасаем. У нас, Евгений, осколок прежней Россиянии, то есть полный бардак.
Варламов пожал плечами и залюбовался пейзажем. Безмятежно синее озеро, лесистые холмы, а выше белые облака.
— Красиво тут, — вздохнул Сирин. — Привык к этим местам. А где моя жена и дочка лежат, так и не знаю.
— А может, живы, — осторожно сказал Варламов. — Города, попавшие в Тёмные зоны, говорят, успели эвакуировать…
— Где там! — отмахнулся Сирин. — Знаешь, как Москва сейчас выглядит? Роботы-разведчики снимали. Всё цело, брошенные машины вообще как новые. Только сумрак — весь город тогда накрыло «чёрным светом» со спутника. Большую часть жителей, конечно, эвакуировали. Но от моих ни слуху, ни духу. Остались бы живы, давно отыскал через единую базу данных.