Рейни поглядел на него и вскочил на подножку.
— Я еду с вами, мистер. Вы должны взять меня. Старик нахмурился.
— А, черт! Вы говорите, что ваше место тут. Может, так оно и есть.
Рейни опустился на сиденье. Его ноги были зажаты между дверцей, кучей посуды и большой вазой.
— Поосторожней,— сказал ему старик.— Возле вашей ноги прах Мэвис Сешенс Протуэйт.
— А! — сказал Рейни.
— Я — С. Б. Протуэйт. Рад познакомиться с вами,
— Морган Рейни,— сказал Морган Рейни.
Старик включил зажигание, и они увидели, как позади них вспыхнули фары полицейской машины. Лучи ее фар выхватили из темноты кучку молодых негров, которые несли с пустыря длинные узкие свертки оберточной бумаги. Рейни оглянулся и увидел, что через шоссе со стороны темных домов идут еще группы негров. В одном месте они остановили движение, пересекая шоссе густой толпой. Некоторые несли бейсбольные биты.
С. Б. Протуэйт увидел их и облизнул губы.
— Ого! — сказал он весело.— Поглядите-ка! Вон туда! Охранники раздвигали створки въездных ворот.
— Ух ты! — сказал С. Б. Протуэйт.— Поглядите-ка на этих негров!
Он медленно повел грузовичок через пустырь. Ворота были открыты, и охранники стояли перед ними в явной нерешительности, переводя взгляд с поля на шоссе. Руки они держали на кобурах. Со стоянки выехали два полицейских мотоцикла с колясками и пронеслись мимо них внутрь стадиона. Машина для оркестра не показывалась.
С. Б. Протуэйт выехал на асфальт медленно, но с каждой секундой набирая скорость. Он вел машину к воротам под углом примерно в шестьдесят градусов.
Из ворот выбежали оркестранты в синей форме и стремглав кинулись к своим машинам. Из-за стадиона вылетел еще один мотоцикл и тоже въехал на поле. Рейни не мог разобрать, что там происходит.
Сирена стоявшей позади них полицейской машины взревела. Охранники у ворот увидели приближающийся грузовичок Протуэйта, но не встревожились. Только у самой стены С. Б. Протуэйт резко повернул в ворота и нажал на газ. Одновременно он дернул за шнурок, сдвигая брезентовый верх, чтобы открыть свой лозунг.
— Ого-го-го! — крикнул С. Б. Его нижние зубы свирепо впились в верхнюю губу.
Люди кричали на Рейнхарта.
— Начинай!—кричали они.— Говори!
Доски эстрады в нескольких шагах от него треснули, в яркой краске появилась черная дыра и белая рана.
— Нет,— сказал Рейнхарт.— Музыка.
— Бог и родина! — кричали из шатра.— Бог и родина!
«А! —подумал Рейнхарт.— Это и я могу сделать. Это и я умею».
Он схватил микрофон с самоуверенной улыбкой.
— Братья американцы! — заревел он.— Обсудим американский путь!
Рейнхарту показалось, что трибуны почтительно затихли, и, ободренный этим, он продолжал.
— Американский путь — это невинность,— объявил Рейнхарт.— В любой ситуации мы должны и будем проявлять такую грозную и необъятную невинность, что весь мир от нее съежится. Американская невинность поднимется могучими клубами паров к благоуханию небес и поразит все страны. Патриоты! Наши легионы не такие, как у других. Мы не извращенцы с гнилыми мозгами, как англичане. Мы не жалкая мразь, как французы. Мы не психи, как немцы. Мы не хвастливые маньяки, как итальяшки. Напротив, наши глаза — самые ясные из всех глаз, глядящих на нынешний мир. Говорю вам: под пристальным широким взором наших голубых глаз коварные правители иностранных орд теряются, как наглые язычники перед просвещенным Моисеем. И что бы они ни говорили, американцы, помните одно: мы парни что надо! Кто еще может сказать так? Никто! Никто другой так сказать не может: мы парни что надо. Только в Америке люди могут сказать: мы парни что надо, и я хочу, чтобы вы все сказали это вместе со мной. Мы парни что надо! — закричал Рейнхарт, взмахнув рукой. Кто-то на трибунах выстрелил из пистолета.
Рейнхарт прижал ладонь ко лбу, но ничего под ней не ощутил.
Когда на них обрушилась полуденная яркость прожекторов на стадионе, Рейни весь подобрался и уцепился за сиденье. Охранники перед воротами в последнюю секунду бросились в сторону, но правое крыло зацепило одного из них и с силой ударило о зеленую железную дверь. Двадцать бежавших мушкетоносцев расступились перед ними, как колосья пшеницы.
Рейни пытался поджать ноги; он поглядел вниз и увидел, что урна, в которой покоился прах Мэвис Протуэйт, стоит на грубо сколоченном ящике с надписью: «Динамит». Кроме этого слова на крышке было написано: «С величайшей осторожностью».
— Черт подери!—кричал старик.— Сейчас вы поджаритесь, шакалы!
Пронзительная зелень поля вертелась перед ними волчком, всюду бегали люди. На трибунах дрались.
— Динамит,— сказал Рейни.— У вас в машине динамит.
— Единственный способ,— объяснил ему С. Б. Протуэйт. Грузовик несся между двумя рядами столиков, отгороженных сеткой, из-под колес летели комья земли. Два коротко остриженных подростка бежали перед ними, размахивая топорищами. Рейни увидел вопящих мужчин в смокингах — их манишки багровели.
— Это же убийство,— сказал Рейни.
Кэлвин Минноу смотрел на них сосредоточенным взглядом; его шея была обвязана красным платком. Он бросился к пандусу, хватаясь за лацканы.
— Минноу! — закричал старик, делая сумасшедший поворот вправо.— Я приехал за твоей шкурой!
— Это убийство,— сказал Рейни и нагнулся, нащупывая ручной тормоз.
Старик с изумлением уставился на него, а грузовик опять повернул влево.
— Ах ты, сентиментальный шакал! — завопил С. Б. Протуэйт. Глаза у него округлились.
Ручной тормоз не действовал, и Рейни нажал на педаль ножного, а старик бил его по лицу жестким кулачком, пытаясь вести машину одной рукой.
Грузовичок резко повернул и пошел по траве юзом. Рейни оттолкнул старика и остановил машину перед пандусом, к которому бежал Кэлвин' Минноу.
Он увидел, что в другом конце поля перед микрофоном стоит Рейнхарт.
— Сентиментальный фашистский шакал! — кричал С. Б. Протуэйт.
К грузовичку с пистолетами в руках бежали молодые люди с повязками «солдат Возрождения». Рейни выпрыгнул в открытую дверцу и побежал к ним навстречу по траве.
— Не стреляйте! — кричал он.— Не стреляйте!
Два охранника из агентства схватили его и остановили.
«Солдаты Возрождения» смотрели то на грузовичок, то на трибуны. Там теперь было немало негров — они прыгали по перевернутым скамьям.
— Черномазые! Черномазые на поле! —завопил кто-то из «солдат Возрождения».
— Черномазые у ворот!
— В грузовике! Черномазые в грузовике!
— Не стреляйте! — сказал Рейни. Он пытался повернуться, охранники волокли его по траве спиной вперед.
Раздался выстрел из пистолета, и Рейни оглох от страшного удара. Палящий ветер вырвал его из хватки охранников, подбросил, обжигая, в воздух и швырнул на траву. Вверху в ярком свете летели бочонки, стена огня пронеслась по бетонной полосе у выхода. Когда бочонки падали на бетон,, земля содрогалась снова и снова. На другой стороне поля в раздевалке вылетели стекла.
Рейни встал и пошел к эстраде. Брезентовый шатер за ней был охвачен пламенем. Он шел до эстрады очень долго. Мимо бежали люди, обливаясь кровью.
Он поднес руку к лицу и ощутил, что оно в крови. Мелкие осколки фарфора и эмали, впившиеся в его тело, причиняли ему сильную боль.
На эстраде стоял Рейнхарт и смотрел на него с недоумением.
Рейни сказал Рейнхарту, что все кончено. Они поговорили об обязательствах. Он больше не чувствовал, что у него есть обязательства.
Он не разбирал, что ему говорил Рейнхарт. У него словно разом заболели все кости.
Перед ним с выражением ужаса на лице стоял полицейский. Он совершенно ясно разглядел окровавленное лицо полицейского, но боль его больше не занимала. Ему очень хотелось пить.
Слишком поздно. Он не сумел предотвратить. Когда-то он был здоров, подумал он. Тогда, возможно, у него хватило бы сил.
— Больно,— сказал он полицейскому и упал на траву.
Когда его положили в машину «скорой помощи», он бредил о детях и о Венесуэле.
Рейнхарт подошел к краю эстрады. Вокруг стоял дикий шум. Огней стало как будто больше. На траве играли тени, обещая приятные зрелища где-то еще; но когда он поворачивался, обещание оказывалось невыполненным и раздавался только звук другой окраски.
«Такова жизнь,— думал Рейнхарт.— Пещера Платона. Сквозь стекло, смутно».
Мимо эстрады пробежал человек с банджо, изо рта у него текла кровь.
Когда Рейнхарт подошел к другому краю эстрады, он увидел, что там, застряв между эстрадой и алюминиевым стояком шатра, лежит адмирал Бофслар. На адмирала упала перекладина, и он не мог встать.
— Эй, вы! — просипел адмирал.— На помощь! На нас напали. Со всех сторон. Не просить пощады. И не давать. Армагеддон.
— Отчего взорвался этот грузовик? — спросил его Рейнхарт.— Грузовик просто въехал и взорвался.
Он пошел ко входу в шатер, испытывая смутное разочарование. И это — Армагеддон! Какой-то хлам летает в воздухе и взрывается. Но каким концертом могло бы это быть! По полю к нему шел Морган Рейни.
— Кончено,— сказал Рейни.— Теперь я понимаю, что все кончено.
— Кто вас об этом спрашивает? — сказал Рейнхарт.
— Я нехорошо себя чувствую,— сказал Рейни.— Мне придется пойти домой.
— Какого черта вы не относитесь ко всему этому проще? Считаете, что у вас есть обязательства?
— Да,— сказал Рейни.— Это так.
— Но, естественно,— сказал Рейнхарт,— если все кончено, то вы можете просто уйти домой.
— Слава богу,— сказал Рейни.— Я могу просто уйти домой.
— Слава богу,— сказал Рейнхарт.
Рейни вошел в надвигающийся клин полицейских и упал.
«Хотел бы я, знать, когда мне следует уйти домой»,— подумал Рейнхарт. Он вернулся в шатер и сел на складной стул.
В шатре стало очень жарко. Снаружи раздавался оглушительный шум, который, по мнению Рейнхарта, не мог иметь к нему никакого отношения. Все было залито оранжевым светом.
Он нагнулся, нащупывая на полу фут