— впервые широко и открыто обратились к накопленному в течение многих веков музыкальному богатству народа. Лучшие мелодии, которые народ так долго хранил в своем сердце, зазвучали в классических симфониях и концертах. Оживленная новыми освободительными идеями и фольклором, преобразовалась опера. На сцену вышел земной полнокровный герой. Как немой великан, обретший голос, он вдохновенно запел о радости жизни, о страданиях человека, о свободе.
В 1959 году в Австрии широко отмечалось стопятидесятилетие со дня смерти Иозефа Гайдна.
На торжественных юбилейных концертах Иозефа Гайдна называли основоположником симфонической музыки, творцом симфонического оркестра, величайшим новатором своего времени.
Однако не обошлось и без печальных, досадных, с очень горьким привкусом инцидентов.
Только к самому юбилею в Вене был восстановлен музей Иозефа Гайдна. Дом на Гайднгассе, 19, где он находится, в спешном порядке отремонтировали. За два года до этого музей был закрыт «по причине опасной ветхости здания».
Еще печальнее обстояло дело с домом в селении Рорау, где родился и провел детские годы Иозеф Гайдн[58]. Оказалось, что дом «каретника Гайдна» — отца композитора— был занят под конюшню. Конечно, о существовании этого дома знали и прежде, но у местных властей все не хватало денег, чтобы выкупить его у владевшего им крестьянина. По случаю всемирного чествования великого композитора лошади были переведены в другое помещение, а в «доме каретника» открыт музей.
Отец Гайдна был полукрепостным крестьянином, мать служила кухаркой у господ. Почти в таком же угнетенном, зависимом положении был долгие годы и молодой капельмейстер Иозеф Гайдн. «Позади камердинера, но впереди судомойки», — так однажды саркастически заметил Моцарт о положении своего друга и учителя в доме князей Эстергази.
Белый парик, шелковые чулки и камзол были для капельмейстера такими же обязательными, как ливрея для лакея. Сохранились документы, в которых перечисляются обязанности капельмейстера Гайдна. Он должен появляться во дворце Эстергази одетым по предписанной форме при шпаге, в парике с косичкой, «трезвым и напудренным». Дважды в день он обязан приходить в приемную князя и ожидать, не будет ли каких указаний относительно композиции и занятий с оркестром. О сочинениях самого Гайдна прямо написано, что капельмейстер обязан «подготавливать их исключительно для его сиятельства и без ознакомления и милостивого разрешения ни для кого другого музыки не сочинять».
В таком положении Гайдн находился тридцать лет. Утешением и отрадой его были великолепный, взращенный им самим оркестр и принадлежащие ему одному ночи. Не имея других учителей, кроме партитур своих талантливых предшественников, других радостей, кроме самозабвенного труда, другой свободы, кроме свободы заменять отдых напряженными творческими исканиями, Иозеф Гайдн открывает важнейшие законы композиции и создает множество замечательных новаторских произведений.
Освобождение Гайдна совпало с великой революцией во Франции. В 1790 году умер князь Эстергази, и его наследник, пожелавший прославиться на другой манер, распустил капеллу. Гайдн переехал в Вену. Письма того периода свидетельствуют о том, что он дорожил свободой, как самым великим даром судьбы. Неаполитанский король предложил Гайдну место придворного капельмейстера, но он без колебаний отказался. Уехав на гастроли в Лондон, Гайдн пишет оттуда своей подруге Марианне фон Генцингер: «Как сладка свобода… Сознание, что ты больше не зависимый слуга, вознаграждает за все труды».
Последние, самые значительные произведения Гайдна освещены яркими лучами новых идей. От них веет гуманизмом и свободой, поднятыми на щит революционной Францией. Глубоко религиозный человек, написавший немало месс и хоров для католической церкви, Гайдн пишет после поездки по Европе новаторские оратории «Сотворение мира» и «Времена года», которые, несмотря на библейский сюжет, являются смелым вызовом церковным канонам. «Музыка служит божественному», — твердила католическая церковь. А Иозеф Гайдн воспевает природу и ее высшее и разумнейшее проявление — человека.
Один из крупнейших в Австрии знатоков Иозефа Гайдна Георг Бройер предлагает интересную гипотезу, которая может служить дополнительным объяснением творческого обновления Гайдна в конце его жизни. «В истории музыки, — пишет Г. Бройер, — сообразуясь с датами рождения, обычно вначале называют Гайдна, затем Моцарта и Бетховена. Между тем, Гайдн не только предшественник, но также и последователь Моцарта. Произведения Гайдна, которые и поныне звучат в концертах, были написаны почти без исключения в его последний творческий период и несут заметный отпечаток влияния его молодого, рано умершего друга»[59].
Георг Бройер развивает свою гипотезу. Он напоминает, что, возвращаясь из первой лондонской поездки, Гайдн познакомился в Бонне с молодым талантливым музыкантом Людвигом ван Бетховеном. Несколько месяцев спустя Бетховен приехал в Вену и стал учеником Гайдна. Весной 1793 года он сопровождал своего старого учителя во время поездки в Бургенланд. Ореол славы не помешал Гайдну по достоинству оценить могучее дарование своего ученика. Г. Бройер утверждает, что увертюра «Сотворение мира» имеет характерное бетховенское звучание.
П. И. Чайковский писал: «Гайдн — необходимое и крепкое звено в цепи симфонического композиторства; не будь его — не было бы ни Моцарта, ни Бетховена». Обобщения Г. Бройера имеют обратный, но непротиворечащий смысл: «Не будь Моцарта и Бетховена — не было бы Гайдна».
Величие Гайдна определилось еще при жизни. После второй поездки в Лондон Гайдну было присвоено почетное звание доктора Оксфордского университета. Парижская Гранд-опера и Петербургское филармоническое общество удостоили его своими золотыми медалями. После того как стало известно о глубочайшем почтении к композитору в Англии, Франции и России, к нему стали относиться с большим уважением и отечественные «меценаты». Князь Эстергази, разогнавший капеллу, поспешил пригласить к себе в гости «своего» престарелого композитора. Гайдн ненадолго приехал. Ведь в Эйзенштадте прошли его лучшие годы — годы бурного творения музыки, открытий, дерзаний. Потом он навсегда вернулся в Вену.
После смерти Иозефа Гайдна у князя опять взыграло чувство собственника. Через восемь дней после похорон композитора в Вене личный секретарь Эстергази похитил из усыпальницы голову умершего. Страх перед наказанием побудил похитителей скрываться. В результате этого изуверства голова Гайдна была надолго потеряна. В 1820 году князь Эстергази перевез обезглавленное тело Гайдна в усыпальницу Бергкирхе в Эйзенштадте. Состоялись вторые похороны.
В 1954 году найденный австрийскими учеными череп Гайдна был доставлен в Эйзенштадт и здесь состоялись третьи торжественные похороны.
Белый напудренный парик и шелковые чулки на портрете Иозефа Гайдна не в силах исказить облика гениального труженика. Не для чванливых князей и не для хищной католической церкви совершил свой беспримерный подвиг сын каретника из Рорау. О том, кому предназначается его великое наследство, лучше всего сказал сам Иозеф Гайдн: «Часто, когда я встречал различные препятствия моему труду, когда истощались мои духовные и физические силы и мне становилось тяжело продолжать начатый путь, мне шептало какое-то тайное чувство: на свете так мало счастливых людей, повсюду людей преследуют заботы и печали; может быть, твой труд послужит источником, из которого удрученный человек почерпнет на миг покой и отдых»[60].
В Вене есть несколько памятников Вольфгангу Амадею Моцарту. Но, пожалуй, ни одно из мраморных изваяний не похоже на того, чья музыка до сих пор чарует миллионы людей, на человека с худым бледным лицом, вечное имя которому — лучезарный гений.
Во дворце всесильного Зальцбургского владыки юный Моцарт был в таком же положении, как Гайдн у Эстергази, — духовный пастырь был самодуром и тираном. «Я ненавижу архиепископа», — писал юноша одному из своих приятелей. Но Вольфганг Амадей Моцарт все-таки родился на целую четверть века позже Гайдна. У него не старость, как у Иозефа Гайдна, а молодость совпала с периодом появления и распространения новых освободительных идей. Письма Моцарта к друзьям и родственникам свидетельствуют о том, что ему были знакомы и близки идеи Вольтера и Руссо. Если для Гайдна еще было возможным вернуться под старость в дом Эстергази, то для Моцарта резкий разрыв с архиепископом явился естественным и необратимым финалом. Однако и поступок Моцарта все еще был рискованным вызовом «бунтаря» закостенелым феодальным устоям.
Моцарт переехал в Вену. Началась тяжелая, полная лишений жизнь музыканта без должности. Добиваясь признания и работы, гениальный композитор жил случайным заработком, перебирался со своей семьей с одной дешевой квартиры на другую, всегда в долгах, постоянно подвергаясь унижениям. Особенно тяжело Моцарту пришлось в последние годы жизни, когда он, автор бессмертных опер и симфоний, впал в беспросветную нужду. Долги, болезнь, козни завистливых прихлебателей от искусства свели Моцарта в могилу в самом расцвете его беспримерного дарования.
О Моцарте написаны сотни книг. Но еще не подведен, и долго еще не будет подведен окончательный итог его новаторского необъятного творчества. Имя Моцарта означает целый этап в развитии мировой симфонической и оперной музыки.
Оперы Моцарта — первые в Австрии национальные оперы на немецком языке. Демократические по форме и содержанию, они ярко отразили стремление угнетенных людей к освобождению от феодального гнета, к личной свободе, веру в светлое будущее человечества.
«Свадьба Фигаро», опера, которая никому сейчас не покажется крамольной, была по тому времени дерзновенным, неслыханным вызовом аристократическому дворянству, все еще остававшемуся, кстати сказать, хозяином музыкальной жизни Вены. Вельможи и весь венский двор были вне себя от того, что Моцарт взял для либретто «возмутительную» комедию Бомарше. Именно поэтому она была показана всего восемь раз и потом надолго исчезла из репертуара придворного театра.