[89].
В Нижней Австрии в день святого Леопольда, 19 ноября, хойриген сочетается с катанием на бочках — это фасрутчен. На огромную бочку забираются с одной стороны по лестнице, а с другой — съезжают на подстилке. Парень ловит внизу девушку и использует такой случай, чтобы поцеловать ее.
В конце декабря австрийцы празднуют рождество. Для детей наряжается елка. Послушным детям святой Никола приносит приятные подарки. Непослушных детей по идее должен забирать в мешок Крампус — злой чертик черной масти с бараньими рожками. Но то ли Крампус заленился, то ли в Австрии действительно нет непослушных детей, но только за последнее время никто из маленьких шалунишек в мешок не попадал. Однако и святой Никола, несмотря на добрую репутацию и солидный небесный сан, тоже довольно часто ленится: он обходит стороной дома бедняков, и детишки, которые стараются весь год вести себя очень хорошо, ничего не получают…
Подарки на Новый год принято делать не только послушным детям. Около полицейского, стоящего на перекрестке в день праздника, останавливаются машины, и водители со словами привета передают хозяину улицы ну палку вина. К вечеру полицейский стоит, окруженный бутылками, как Гулливер лилипутами, и с нетерпением жнет окончания службы.
Под Новый год принято делать небольшие подарки почтальону, трубочисту и портье. Господа, имеющие прислугу, также делают ей подарки, не забывая при ним напомнить, что все люди — братья и поэтому нужно любить друг друга. Об том же самом напоминает в рождество церковь, а также радио и телевидение, транслирующие богослужение из наиболее авторитетных храмов. В праздничных номерах газет и журналов, присланных заранее, абоненты наверняка найдут традиционные рождественские рассказы, где в конце непременно побеждают доброта и справедливость, а бедняк получает награду за долготерпение.
Даже бульварная печать напускает на себя под рождество маску благочестия. Она тоже вспоминает о бедных и сирых. Правда, от этого их жизнь не становится лучше. «В нашем городе, — писал как-то накануне рождества «Нейер курир», — есть квартира, которая не отапливалась двенадцать лет. В нашем городе девятнадцатилетняя парализованная девушка сидит в детской коляске, потому что настоящая коляска для инвалида стоит слишком дорого. В нашем городе во время рождественских праздников несколько сотен человек не будут иметь крыши над головой или заползут на нары в ночлежке. В нашем городе живет более сотни людей, которые знают, что для них это рождество будет последним. В нашем городе есть дети, которым на рождество подарят оловянного солдатика или стиральную резинку за один шиллинг. Больше ничего».
Коммунистическая газета «Фольксштимме» поместила однажды горькую пародию на традиционный рождественский рассказ. Он примечателен тем, что газете ничего не пришлось сочинять. Все описанное в рассказе действительно случилось в рождественские дни 1958 года.
«В этом году в Вене опять «мокрое» рождество. Под моросящим дождем венцы несут по Рингу последние елки. Мимо красивого здания парламента медленно двигается колонна дорогих машин. Их владельцы — добротно одетые, самоуверенные господа — не обращают внимания на понурую группку людей, стоящую на тротуаре. Это семья Бартл. На груди у отца небольшая дощечка с надписью: «Веселого рождества! Бездомный с тремя детьми».
Подошел полицейский и вежливо сообщил Бартлу, что заседание парламента окончилось несколько дней тому назад. Ушел. Восьмилетний Карл в промокшей курточке, без шапки весь посинел. С глубоко засунутыми в карманы руками он был похож на маленького воробушка, выпавшего из гнезда. Но Карл держался как мужчина. Полуторагодовалый Фреди еще не умел терпеливо сносить холод. Он громко плакал.
Откуда-то появился чиновник уголовной полиции. Выяснив, в чем дело, он предложил бездомным переночевать в… полицейской тюрьме. «Детям не место в тюрьме, — тихо сказала мать, — тем более сегодня, в Христов день». Чиновник возмутился и ушел…
В богатых особняках зажигались яркие праздничные огни. Там звучал смех, дети получали дорогие подарки, Из кухни доносился запах жареного гуся. До сочельника оставался один час. На улице становилось все меньше прохожих.
Вот показался оборванный инвалид. По случаю праздника он был под хмельком и что-то беззаботно напевал. Увидев бездомных детей, человек остановился. Веселье и хмель сразу вылетели из головы. Постояв немного, он хотел пойти дальше, но не смог. Вернулся и, смущаясь, сказал отцу: «Слушай, друг. У меня у самого маленькая комнатушка. Все же, пожалуй, на кухне найдется место. Пошли».
Жена бедняка-инвалида не слишком обрадовалась гостям. Освобождая на кухне место, чтобы постелить матрац, она горько подумала: «Вот каков мне рождественский подарок от мужа». Но услыхав всхлипывание ребенка, женщина застыдилась.
А белоснежный парламент на Ринге с богиней Афиной перед колоннадой стоял теперь в полном одиночестве, олицетворяя справедливость и равенство».
Новый год венцы встречают за столом с друзьями и родственниками. Совсем как у нас, ровно в двенадцать кричат «ура», пьют шампанское или что-нибудь покрепче. В числе прочих закусок в зажиточных семьях в сильвестр[90] обязательно подают вареную свиную голову, украшенную петрушкой и лавровым листом.
Некоторые энтузиасты, прихватив с собой бутылку вина, идут на площадь перед собором святого Стефана. Имеете с двенадцатым ударом часов раздается могучий гул — пуммерин. Толпа кричит «ура», некоторые пьют Пино прямо из бутылок, все весело поздравляют друг руга. Молодежь с шутками и смехом расходится по домам и харчевням.
Как и у нас в старину, в ночь под Новый год некоторые девушки гадают, пытаясь увидеть в расплавленном кусочке свинца, брошенном в блюдо с водой, образ своего суженого. Бросают «башмачок», но не за ворота, как в «Светлане» Жуковского, а к комнатной двери. 1.ели носок упавшей туфли указывает на дверь, то значит, в будущем году наверняка объявится милый жених. Суеверные хозяйки под Новый год ни за что не оставят белье на чердаке: это может принести несчастье всему дому.
От середины января до середины февраля в Австрии проходят фашинги.
Я спросил Альфреда Верре о происхождении фашингов и был очень удивлен, когда мой всезнающий друг в ответ пожал плечами:
— Мало кто может толково объяснить, что такое фашинги и откуда они повелись. Каждый знает, что во время фашингов следует веселиться. Некоторые объясняют это очень просто: церковь до поста разрешает веселиться, а с начала поста запрещает — значит, фашинги нужно проводить весело. Вот и вся мудрость.
По времени и некоторым обрядам фашинги напоминают масленицу, но без блинов. В Австрии о блинах имеют представление весьма смутное, попросту говоря, они еще здесь не изобретены, так же как не изобретена сметана, подовые пирожки, окрошка и др. Сходство с масленицей главным образом в маскарадах, балах и попойках.
Балы, маскарады, концерты, всевозможные развлечения устраиваются во время фашингов почти ежедневно. Однако не следует думать, что все население Австрии занимается только тем, что пьет и веселится. Люди, живущие трудом, могут позволить себе сходить на бал один раз, а многие по бедности вообще никак и никогда не празднуют фашинги. Для подавляющего большинства населения фашинги проходят в обычном труде и заботах.
Зато богатые бездельники и «золотая молодежь» гуляют почти без передышки день и ночь. Пьянство, разврат, хулиганские выходки пресыщенных — обычные спутники фашингов.
Конечно, во время этого праздника можно увидеть много веселого, чисто народного, но одновременно можно наблюдать в полной «красе» все ступени разложения и мерзости буржуазного общества.
Фашинги открываются традиционным балом в Венской опере. Перед началом бала на Ринге стоят толпы венцев, чтобы посмотреть на подъезжающих в дорогих лимузинах представителей власти, богачей и знаменитостей. Попасть на бал в Оперу — значит, доказать, что ты принадлежишь к «верхам». Министры, крупные чиновники, партийные боссы, промышленные воротилы, банкиры, иностранные дипломаты, «звезды» из мира искусства — вот обычные гости Оперы. Фраки, ордена, драгоценности, явное, но молчаливое соперничество модниц. На другой день после бала в бульварных газетах будет репортаж, в котором главное внимание уделяется описанию самых дорогих и оригинальных платьев с точным указанием их стоимости. Какая-нибудь бульварная газета, изнывая в лакейском умилении, не постесняется сообщить, что каждая дама, танцевавшая первый вальс, имела на груди букет живых роз, хотя в это время года за такой букет платят больше, чем рабочему за трехдневный тяжелый труд. Газета сообщит, что ложа обошлась такому-то господину в шесть тысяч шиллингов, то есть почти трехмесячный заработок квалифицированного рабочего.
«Золотую молодежь» не устраивают обычные венские балы. Она отправляется в «злачные места», где «выдающейся личности» можно развернуться вовсю. Человеку свежему, не знакомому с обычными увеселениями этого круга, покажется, что он попал в дом буйно помешанных. Обнаженные до предела женские и облаченные в самые несуразные костюмы мужские тела беспорядочно дергаются под дикие звуки джаза. Это уже не танец, а какое-то «радение». Растрепанные волосы, безумный взгляд, искаженные черты потного лица — кажется, еще миг, и «танцующие» рухнут на пол, будут биться в конвульсиях, изрыгая, как огнетушитель, пену бешенства.
Особенно досадно смотреть на молоденьких девушек пятнадцати-шестнадцати лет, которые являются на бал в костюмах профессиональных обольстительниц. Их моральные принципы — не помеха для самого близкого знакомства с богатыми старцами и пошлейшими ловеласами всех пошибов. Такая девица трезво и расчетливо «делает карьеру женщины». Это значит, что она собирается жить за счет содержателей, будучи всегда готовой перейти от менее богатого к более богатому. Однажды я слышал, как одна молодая девица хвасталась подруге, что она ушла от Альфреда, имеющего фолькс