В зеркале сатиры — страница 8 из 17

Вообще говоря, любое умыкание производится по-тихому. Кража, какая бы она ни была, не терпит шума и огласки. И тем не менее некоторые из них приобретают впоследствии громкую известность. Таково, например, «ограбление века», до сих пор привлекающее внимание мировой печати.

Напомним вкратце его фабулу. Глубокой ночью шел поезд, в составе которого был вагон с английской казной. Инсценировав неисправность пути, преступники остановили поезд, перегрузили содержимое вагона в автомобили и скрылись. Понадобилось много времени, чтобы переловить грабителей, а вот казну ищут до сих пор.

Дорожное происшествие, о котором я хочу рассказать, не такое громкое. Оно не наделало никакого шума. И все-таки мы не вправе обойти его молчанием.

Итак, начнем рассказ по существу.

Сначала приведем две географические справки.

Купянск — южный пшеничный край, где лес растет только в виде телеграфных столбов.

Коми — северная республика, тут необозримые лесные угодья трудно поддаются учету.

Теперь некоторые сведения из области экономики.

Колхозы и совхозы Купянского района страстно желают купить лес.

Промхозы республики Коми хотят продать его.

В торговле это называется встречными интересами. С помощью двух посредников — Главлесоснабсбыта (Сыктывкар) и «Сельхозтехники» (Купянск) — эти интересы были удовлетворены ко взаимному удовольствию. Купля-продажа совершилась.

И тут опять вступает в действие географический фактор: продавец — на севере, покупатель — на юге. Их разделяет огромное, трудно преодолимое пространство. Желанная древесина закуплена, но она далеко. Как быть?

К счастью, наши транспортные организации придумали метод смешанных перевозок. Благодаря ему все трудности отпадают сами собой и доступными становятся любые расстояния.

И вот уже по задумчивым северным речкам плывут баржи. Речники, расположившись на бревнах, едят вкусную, наваристую уху и неторопливо рассуждают о том, какие чудесные животноводческие помещения изладят южане из их северного леса. А там, в порту, уже готовят краны и лебедки, подгоняют к причалу вагоны под купянский лес. Пронзительно засвистел паровоз, и тронулся состав, тяжело застучал по рельсам. Подлинная идиллия, которую язык не поворачивается назвать сухим казенным термином «смешанные перевозки»…

Купянск получает извещение о прибытии леса и, ликуя, начинает разгрузку. Но радость сгорает, как сухая стружка в жарком костре. Обнаружена недостача. Не хватает сотен кубометров леса на несколько тысяч рублей и нечетное число копеек. Что-то стряслось в дороге: то ли древесину поглотили задумчивые северные речки, то ли проворные железнодорожники забыли прицепить к составу несколько вагонов.



«Сельхозтехника» сообщает о пропаже сплавной конторе.

«Претензия предъявлена не по адресу, — отвечает контора. — Обращайтесь в пароходство».

«Сельхозтехника» обращается и слышит ответ:

«Не к нам, не к нам надо стучаться, друзья. Теребите железную дорогу».

«Сельхозтехника» теребит.

«Просим оставить нас в покое, — сообщает Управление дороги. — Отвечать за пропажу должно пароходство».

Только что два ведомства выступали как дружные партнеры с общей ответственностью, а теперь они валят друг на друга. Купянск обращается в народный контроль, в арбитраж, но толку чуть. Сотни кубометров леса провалились сквозь землю. Несколько тысяч рублей и нечетное число копеек растворились в воздухе.

Мы уже сказали, иные акции по изъятию ценностей приобретают громкую известность. Операции по взлому кассы Купянской «Сельхозтехники», увы, не была уготована такая счастливая судьба. Она прошла под еле слышный шелест бумаг-отписок.

Их много, таких бумаг, в учреждениях, разбирающих межведомственные споры и претензии. Один завод поставил другому некомплектное оборудование, а денежки получил сполна. Другой отгрузил второсортную продукцию, а плату взыскал за первый сорт. Третий не отпустил вовремя сырье, и партнер понес миллионные убытки…

Лежат бумаги в папках и неумолимо стареют. Да что бумаги. Даже люди, которые их писали и читали, снабжали резолюциями и заключениями, сами старятся и уходят на пенсию.

И, как правило, ни одно такое дело не становится достоянием гласности. О нем не упомянут даже подслеповатой нонпарелью в рубрике «Происшествия».

Это тихое ограбление.

МОЛОДЫЕ НОГИ

Это была удивительно преуспевающая контора. Все ей приходилось впору, все по плечу: какое угодно задание, любая директива. Бывало, начальство наверху только обмозгует какую-нибудь задумку, а в конторе уже рукава засучили и землю роют. С нее сто процентов требуют, а она сто и три десятых ломит. Чуть-чуть приоткроют перед конторой новые горизонты, а она, глядишь, уже перестроилась коренным образом и на всех парусах этим новым курсом несется. Мистика, да и только!

Многие пытались докопаться до причин такого поразительного явления. Ведь каждому лестно получать благодарности, поощрения и премии. Вот соседи и посылали в везучую контору своих ходоков разузнать, что там у них и как. Но каждый раз ходоки возвращались ни с чем.

А все потому, что не обнаруживали они ничего особенного. Контора, как обычно, казенная и тоскливая. Доска показателей, с которой месяца два пыль не смахивали. Стенная газета, конечно, еще к прошлому маю вывешенная. Привычная, словом, картина.

Да и сотрудники ничем вроде не блещут. Копаются, не торопясь, в бумажках, говорят про домашнее, старые анекдоты друг другу рассказывают. Такие пороха не придумают, не жди!

Короче говоря, есть какой-то секрет, но в чем он заключается, — неизвестно.

Однако один ловкач все-таки докопался. Он к конторскому швейцару подъехал и целую неделю его обхаживал. Крепился, крепился старик, а потом не выдержал.

— Есть, — говорит, — у них в конторе инженер один, Стасей его зовут, а по фамилии Корзинкин. Сумеете его к себе переманить — и у вас удача будет!



Ну, пригласили Корзинкина соседи, начали переговоры:

— Не хотите ли перейти работать к нам?

А Корзинкин Стася головой мотает:

— Нет, не хочу. А если бы даже и захотел, меня все равно не отпустят.

Тот, кто переговоры затеял, видимо, почувствовал что имеет дело с ценным работником. И стал осторожно выпытывать:

— Вы, что же, вероятно, рационализацией занимаетесь?

— Нет, не занимаюсь.

— А тогда, значит, владеете иностранными языками, зарубежные новинки читаете и снабжаете предприятия ценной технической информацией?

— Не владею и не снабжаю.

— Понял! У вас в главке близкий родственник. И через него удается быстро решать все вопросы материально-технического снабжения.

— У меня в городе один-единственный близкий родственник: дядя. Он дворником работает.

Беседа зашла в тупик.

— Скажите тогда, товарищ Корзинкин, за что же вас так ценят в конторе?

— У меня молодые ноги.

Собеседник опешил:

— А разве для производства имеет значение, молодые у вас ноги или, так сказать, в годах?

— Имеет, и решающее.

— Растолкуйте, ради бога, что-то я никак до сути не доберусь…

Корзинкин Стася уселся поудобнее и начал выкладывать суть.

— Вам, как руководящему работнику, известны такие моменты в жизни предприятия, которые я назвал бы точками подъема. Предприятие достигло какого-то, пускай даже небольшого успеха. Управляющий созывает командиров производства, узкий круг лиц. Идет вполне деловой разговор о том, как следовало бы развить успех, как отметить наиболее отличившихся. Но вот, кажется, все переговорено, наступает пауза. И тут кто-нибудь, словно невзначай, произносит глубокомысленную фразу: «А ведь это дело, братцы, стоило бы отметить!» Братцы, разумеется, согласны и проворно лезут в карманы за рублями и трешками. А управляющий спрашивает: «Ну, а у кого из нас молодые ноги?»

— Это, значит, он вас имеет в виду?

— Меня. Первый раз все вышло чисто случайно. Сам я предложил свои услуги, как младший по возрасту и должности. А потом вошло в обычаи. Только управляющий заикнется насчет молодых ног, я уж тут как тут. Портфель в руки — и по окрестным продмагам. Знакомством, конечно, обзавелся. Одна продавщица консервов деликатесных в портфельчик сунет, другая — тешу, третья — сырку пикантного. Ну и те емкости, соответственно…

— Выходит, вы в качестве стимуляторов банкеты используете?

— Скажете тоже! Банкеты окончательно дискредитированы. Громоздки они и… опасны. А тут скинулись по-быстрому, разложили закуску на старой газетке, собрали по комнатам стаканы — и порядок! Главное в этом деле — молниеносность.

— Ну и что же, стимулирует она?

— Еще как! После такой летучей встречи руки сами собой к работе тянутся. И потом, вы знаете, как складываются иной раз служебные отношения? Плановый отдел гнет линию на то, чтобы все количественные и качественные показатели были тютелька в тютельку, бухгалтерия жмет на экономические данные, а ОТК вообще стоит в стороне и только приглядывается, кого бы покрепче укусить как бракодела. В такой ситуации жить и работать страшнее, чем оказаться в турецкой перестрелке. А вот эти короткие минуты встречи в интимной обстановке сглаживают острые углы и чрезвычайно влияют на квартальные, полугодовые и годовые отчеты. Они выходят из конторы гладенькие, как из-под горячего утюга. Великое дело — мужская солидарность! Так мы и движемся от одной точки подъема к другой…

Собеседники помолчали.

— Ну, а как же все-таки насчет нашего предложения? — спросил хозяин. — Или действительно не отпустят вас?

— Убежден. Ни за какие коврижки! — ответил гость.

— Что же, ничего не поделаешь. А за откровенный рассказ — большое спасибо.

Они расстались. Но не насовсем. Прошло несколько лет, и Корзинкин Стася опять появился в соседней конторе. Его встретили как старого, доброго знакомого.

— Присаживайтесь, рассказывайте, как дела.

Корзинкин тяжело опустился на стул.

— Неважные у меня дела. Чувствую, что пора сходить с дистанции.