И кухня прогрохотала…
Повозка с кашей прогремела по камням мимо идущих на родину ландштурмистов. Кухня – это не кухня из воинской колонны. Это чья-то чужая кухня, которая везет куда-то пищу.
И кухня прогрохотала,
завыл кашевар и замолк.
Он ждет ответа, можно ли ему везти пищу туда, где
На смутных каменьях Урала
пирует
повстанческий полк.
Как же он пирует?
Он парит кору на рассвете,
сосет одуванчиков мед.
Вот таким голодным людям и привезли всю эту пищу, поэтому
С друзьями прощается третий
и к партизанам идет.
«Три ландштурмиста» были острым, политически важным стихотворением. Одна из главных тем послевоенного времени партизанского Урала была выражена в «Трех ландштурмистах» весьма остро и верно. Настолько точно и важно, что даже в фильме «Города и годы» красный флаг ландштурмиста тех дней занимает важнейшее место.
Стихотворение Ушакова «Германия» было построено по тому же способу литературно-исторического парадокса, с полнейшим обновлением метафор, с неожиданностями в каждой строке. При внешней лаконичности, даже классичности размера.
Гремя наступленьем чугунным…
Ну что же, чугунным, так чугунным.
…французы вступают в Седан…
Позвольте, это немцы вступают в Седан. Это мы еще знаем из Золя, из «Разгрома», из «Пышки» Мопассана, наконец… Здесь все наоборот.
Гони
этих плачущих гуннов
по черным и мокрым садам.
Не «свирепый гунн», который, по Блоку, любит шарить в карманах трупов, а плачущий.
Ах, вот зачем понадобилось Ушакову слово «чугунный». Это рифма к слову «гунны». А гунны – это немцы.
Так что же французы делают с этими плачущими гуннами? Тут Ушаков находит чрезвычайно яркие краски:
В сочельник
врывайся
к ним на дом
и, свечи в паркет затоптав, —
гони их
от елки прикладом,
мой бравый и добрый зуав.
Там щеки профессора схожи
с картофельной шелухой, —
гони его,
друг чернокожий,
в халупу
на остров глухой.
И мимо идут батареи,
И, грязь расплескав на квартал,
солдатам,
Чтоб были бодрее,
Из «Форда»
Кричит генерал.
Из «Форда»! Конечно, из «Форда». Генералы ведь ездят не на арабских скакунах. Чапаев тоже ездил на «Форде», а черная бурка – это так называемое кино.
Чернокожие цветные войска сыграли огромную роль в обороне Парижа. Но дальше, дальше:
Что было изрытой полянкой,
что стало летучей золой, —
в медлительный гимн негритянки
свисало,
как дождь голубой.
Что видело
марку
И бомбу
и стало глухим рубежом, —
валилось,
как лист невесомый,
на страшные
струны
банджо.
Семен Кирсанов имел возможность проявить себя, напечатав в большом журнале политически важное стихотворение и, обдумывая его всесторонне, стал жертвой собственного таланта. Кирсанов задумал и выполнил свою «Германию» на ту же самую тему, что и Ушаков с чрезвычайно сложными ритмами, стремясь вложить в свое стихотворение все события мировой войны и современной Европы.
Будучи чрезвычайно одаренным звукоподражателем, Кирсанов сочинил поэму, которую просто выпевал сменяющимися ритмами, возвращениями к пройденному. Кирсанов показал, что он жокей, что может оседлать любого Пегаса. Но мастерство наказало поэта. За всем этим стуком, дребезгом, грохотом, ударом рифм друг о друга трудно было добраться до живой Германии.
Рядом с ней «Германия» Ушакова казалась новаторским произведением. Обе поэмы были написаны в сходном решении темы «Россия – Германия».
После патриотических стихов Соллогуба, Блока, Северянина, Бальмонта маятник искусства в какой-то час стал двигаться в обратном направлении. Секрет был в том ленинском мнении, что в войне, в мировой войне, были виноваты обе стороны. Брест, Рапалло, Берлин – все это было движение маятника в обратную сторону, которое и старались отразить русские поэты.
Ушаков использовал «лесенку» Маяковского, остроумно применив ее в обыкновенном четверостишии, сделав ступени покруче и попроще, чем у Маяковского.
Февраль 1918
Эйхгорн глядел в окно вагона
и видел
мутную весну,
стога,
сорок,
Березину
и снег
времен Наполеона.
Немецкий командующий понимал опасность встречи с Россией. Наполеону из Москвы удалось выскочить очень дорогой ценой. Генерал-фельдмаршал Эйхгорн – преемник Наполеона был застрелен в Киеве эсером Донским.
А вот и казнь Донского:
На конской ярмарке
Стоит палач.
Он на помосте хорошеет.
Гремя доской,
Выходит
И вставляет шею
В петлю
Донской.
Освежение подобным образом старого текста сближает Ушакова с художественным методом Брехта. Но в стихах тактика такого рода быстро приедается.
Ушаковым написаны отличные стихи о Шота Руставели:
Гигантов слезы,
будущая слава
неразделенных
и пустых ночей!
Он подданный,
он не имеет права —
министр финансов…
нищий казначей!
В том же ключе написаны и «В 12 часов по ночам». Главное уже было сделано, золотая заявка застолблена.
Особенность, своеобразие, чем бы оно ни достигалось в строфе, составляет поэтическую интонацию поэта. Никто не напишет после Северянина: «Это было у моря, где ажурная пена…» Никто не напишет после Ушакова:
Леди Макбет! Где патроны,
Где рево́львер боевой?
Был такой миг истории русской лирики, когда всем казалось, что именно Ушаков несет в себе ключ к тайнам века, что именно Ушаков нашел что-то важное и повествует об этом важном каноническим и все же необыкновенным ямбом, обновленной поэтической интонацией.
У Николая Ушакова есть известное стихотворение «Мастерство», написанное поэтом в 1935 году.
Пока владеют формой руки,
пока твой опыт
не иссяк,
на яростном гончарном круге
верти вселенной
так
и сяк.
Мир незакончен
и неточен, —
поставь его на пьедестал
и надавай ему пощечин, —
чтоб он из глины
мыслью стал.
Это стихотворение входит во все антологии, сборники избранной лирики и хорошо известно читателям. Однако стихотворение «Мастерство» не принадлежит Ушакову. Не принадлежит не в том смысле, что его написал не Ушаков, а в том в более высшем и более важном смысле, что Ушаков написал его не своей интонацией.
Стихотворение это мог бы написать любой русский поэт от Пушкина до Евтушенко, от Баратынского до Вознесенского.
В «Мастерстве» нет ушаковского глаза, ушаковского языка, ушаковской интонации, с которой поэт вышел на свет русской советской лирики десять лет назад.
А стихотворение «Леди Макбет» мог написать только Ушаков.
<1970-е годы>
Путь в большую поэзию.Анатолий Жигулин. «Полынный ветер».«Молодая гвардия»,1975
202 раза повторяется слово «ХОЛОД» в 144 стихотворениях, составляющих книгу «ПОЛЫННЫЙ ВЕТЕР».
Это не оплошность, не безвкусица, не бедность, а тончайшее мастерство и богатство поэтического словаря Анатолия Жигулина.
Слово «холодная» автор разумеет не в какой-нибудь сверхмодной терминологии, ультрасовременной аллегории, вроде «холодная война», а в самом реальном, климатическом, физическом смысле: «минус сорок показывал градусник Цельсия»… «Скоро, скоро холода».
Жигулин – уроженец Воронежа и «запрограммирован» на воспевание среднерусской природы. Среднерусская природа вошла в его стихи, но заняла там очень скромное место, далеко уступающее совсем другим географическим меридианам.
Волею судеб переброшенный на Крайний Север, он стал соревноваться с Рокуэллом Кентом в постижении души Крайнего Севера.
Крайний Север навсегда вошел в стихи и в душу Жигулина.
«Полынный ветер» – антологический сборник. Все стихи Жигулина датированы, и нам легко видеть, как велик, огромен рост поэта в самые последние годы (1974, 1973).
Жигулин – поэт позднего развития.
Стихи цикла «Обещание любви» – это выход в большую поэзию. Такое стихотворение, как «Цветок земляники в конце сентября», опубликованное, кстати, «Литературной газетой», хрестоматийно.
И чувства и мысль поэта лаконичны и многозначны. В звуковом совершенстве художественной формулы «Цветка» может убедиться любой желающий пересчитать звуковые повторы этого замечательного стихотворения.
Все стихи цикла «Обещание любви» – новое достижение Жигулина именно в смысле мастерства, профессионализма.
Жигулин давно задумал с самых первых сборников своих дать своеобразную поэтическую энциклопедию Крайнего Севера, и не только в «географическом» смысле. Это энциклопедия поговорок, типичных явлений быта Крайнего Севера, сверхсвоеобразного. Эта задача выполняется Жигулиным от сборника к сборнику, эта энциклопедия растет.
Поговорка «костер-человек» дала название первому сборнику Жигулина. За ней последовали «Страна Лимония», «Костыли», «Отвал», «Рельсы», «Треска», «Град», «Ночная смена», «Флажки», «Хлеб», «Полярные цветы», «Художник», «Рассвет в Бутугычаге».