- Заодно и дату рождения твоего сына выяснил. Валентин - ведь так его зовут, верно? Как-то не получается уложить твою легенду в требуемые сроки.
Неожиданно он грубо схватил меня за локоть, развернул к себе и хамски поинтересовался на повышенных тонах - что выдавало крайнюю взволнованность, поскольку было ему совершенно не свойственно:
- Это ведь я тебе ребёночка сделал тогда в Магнитогорске, фактически на глазах у собственной жены - да, Елфимова?
Глава 3. Оксана. Бесславный старт в Магнитогорске.
Тогда, шесть лет назад, места в самолёте до Магнитогорска у нас с Завельским оказались рядом. Накануне я в спешке дописывала доклад для симпозиума - поэтому, уморившись, заснула и сползла на него. Когда проснулась и сообразила, что весь полёт проспала, привалившись к нему и положив голову ему на плечо, было поздно; натолкнулась взглядом на его смеющиеся глаза и почувствовала, что нещадно краснею.
- Я сохранил твою коробочку с едой, когда разносили. Поешь.
Какая трогательная забота. Наивная я не поняла, что в ту минуту он как раз начал обрабатывать меня - с далеко идущими планами устроить себе в эту поездку развлечение не только для ума, но и для тела.
Уже на следующий вечер, когда мы вернулись с заседаний и разбрелись по номерам, Завельский без и толики стеснения появился у меня на пороге с прямолинейным вопросом:
- Слушай, Оксана... тебе не хочется от этого освободиться?
Он смотрел на меня без улыбки. Я вспыхнула:
- А что, у меня есть какой-то позорный порок, дефект? От чего это я должна хотеть освободиться?
- От того, что ещё в самолете началось. Между нами.
- А может быть, от раздражения, которое я у тебя вызывала в этом семестре, пока мы занимались организационной работой?
Завельский помолчал.
- Со стороны, наверное, выглядело как раздражение. Я и сам так думал. Но это совсем другое чувство.
- И какое же?
- Думаю, точно такое же, как у тебя.
- М-мм, - понимающе промычала я. – И давно оно у тебя появилось? За полгода до этой командировки мы взаимодействовали трижды: на этапе подачи заявки на грант, на этапе подготовки форума, а потом на семинаре по практике. С заявкой мы друг друга вывели из себя, ни о каком влечении там не шло и речи. Значит, позже?
- Не скажи, - подумав, отозвался Завельский. – Может быть, всё началось, когда я у вашей группы практику вёл.
- Да, прикольно было, - беззаботно подтвердила я.
- Помню, как удивился, что скучаю по нашим пререканиям у меня в кабинете после окончания рабочего дня. Но всё же я старался оценивать тебя объективно. К моменту, когда закончилась подготовка к форуму, мне уже всё было очевидно. И я честно себе признался, что у меня к тебе личный интерес. Весьма сильный. Не скажу, что осознание этого факта мне доставило большое удовольствие. Однако зачем себя обманывать.
- Себе не врёшь? А с другими ты такой же честный?
- Не то чтобы сам по себе такой уж честный, - Завельский пожал плечами. Эх, мне бы тогда прислушаться к этой его фразе! - Просто от лжи много проблем. Во всяком случае, проблем в итоге всегда больше, чем пользы. А у меня и без вранья проблем достаточно. Чтобы врать, требуется изощрение и напряжение. Мне этого в работе хватает выше головы.
- То есть на форуме ты меня уже хотел?
Завельский хохотнул.
- Как всегда, ты за словом в карман не полезешь. Ну, всё-таки на форуме я был занят форумом.
- Я имею в виду, на том этапе, когда мы занимались подготовкой к нему?
- Вот это несомненно. По себе судишь?
- Да, это на меня похоже, не буду спорить. Только странно, что я ничего не заметила. Мне казалось, женщина всегда замечает интерес мужчины к ней.
- Да просто на работе я занимаюсь исключительно работой, а всё остальное отодвигаю в сторону. Смею надеяться, ты тоже владеешь этим полезным навыком?
- Н-не знаю, - растерянно откликнулась я. Завельский же тем временем деловито подвёл итоги:
- И чтобы дальше эффективно работать, нам необходимо сосредоточиться. А мы не можем выкинуть из головы друг друга и расфокусированы. Нужна разрядка. Согласна?
Понимая, куда он клонит, я всё же не стала язвить, хотя колкие комментарии были готовы соскочить с уст. В конце концов, разве все мои собственные мысли последние полгода, что я наблюдаю Завельского на факультете, не о том же самом? Надо скорее погасить в себе этот трепет, томительную ноющую боль в самом низу живота.
Мужчина внимательно смотрел на меня. Я в задумчивости отвела взгляд.
- Согласна с тобой, - коротко ответила я наконец. Завельский улыбнулся, шагнул ко мне.
- Должен признаться. Я тебя поцеловал.
- Да ладно, - нервно засмеялась я. – Что-то не припоминаю. Когда это? Тебе приснилось? Во сне?
- Именно так. Только не в моём, а в твоём сне. В самолёте. Ты спала, обхватив мою руку и прижавшись к моему плечу. Не проснулась, когда включили свет. Даже когда разносили ужин. Я попытался тебя разбудить.
- И поцеловал? Правда? – заинтересовалась я. – Куда же?
Завельский сделал ещё шаг, положил ладонь мне на затылок и несколько раз решительно поцеловал в голову. Я ощутила сильную слабость в коленях. И поняла, что мне совершенно всё равно, кто он такой и что будет со мной делать. Лишь бы он занялся мною прямо сейчас же. Немедленно.
- Нехорошо, что ты целовал человека без его разрешения, - нашла в себе силы вымолвить я. - Это нарушение личных границ.
- Но ведь и ты нарушила мои личные границы, когда в самолёте разлеглась на моей руке, - напомнил мужчина.
- А, верно. Тогда квиты, - легко согласилась я. Завельский склонился к моим губам, осторожно погладил тыльной стороной ладони правый висок и щёку, поцеловал. Поцелуй начинался как не слишком жадный, даже довольно скромный и спокойный. Медленный, изучающий. Я целовалась впервые и неловко ответила на него. Эти губы заставили меня забыть всё на свете; я восторженно простонала, когда его язык почти до горла проник в мой рот и начал бесстыдно ласкать меня. Инстинктивно гладила его сильную спину и плечи, тянулась к нему на носочках... Мне так хотелось сделать ему приятно, быть нежным с ним. Никогда больше - ни до, ни после - мне не довелось побывать в мужских объятиях; и сейчас я очень жалею, что ту первую, самую сильную, прямо-таки бушующую страсть во мне поднял такой недостойный человек. Что именно Завельский меня завёл...
Помню, как Завельский слегка надавил на мои губы своими, прежде чем отпустить; он выглядел немного озадаченным. А я была поглощена одной мыслью: Боже, хоть бы он не понял, что я никогда не целовалась.
- Я бы предложил уйти в отрыв. И ничем себя не ограничивать.
- Да? – наивно спросила я. – А зачем?
- Затем, что башка отключается. Терять голову одному не так интересно. Поэтому предлагаю тебе потерять ее вместе со мной.
- Точно. Это бы помогло, - пробормотала я. Великий дипломат сосредоточенно расстегнул мой пиджак, усадил на кровать и стянул брюки. Он меня раздевает? Да это сон. Не может быть. Это точно происходит не со мной. В моей реальности такое совершенно невозможно, непредставимо. Чтобы мужчина меня хотел! Даже настаивал на сексе, приводил аргументы! Вот бред-то!
- Можешь делать всё, что хочешь. Не ограничивай себя.
Завельский усмехнулся.
- Спасибо за карт-бланш.
В конце концов, больше так жить невозможно. Сколько еще ждать? Мне уже двадцать четыре… И я беспросветно одинока. И безоглядно влюблена в него уже полгода. Девственница, которая ни разу не целовалась. Если повезёт, он ничего не заметит. А даже если и заметит – чего мне стесняться?
То, что случилось потом, я не могла объяснить ничем, кроме как своей усталостью от одиночества и многолетним сексуальным голодом. Помноженным на острую влюблённость в этого человека... Я не успела ничего больше произнести, как Артемий Завельский подхватил меня и уложил в постель, где мы с остервенением занялись друг другом. Я только скрипнула зубами, когда он резко овладел мной; но о потерянной невинности не пожалела ни на минуту, а посмотрела на собственную девственность как на досадный фактор – боль притормозила наслаждение. Я ощущала такое сильное желание целиком принадлежать любимому, что уже не пыталась как-либо с собой бороться. И в этом заключалась моя погибель.
Жадные движения любовника сразу же стали осторожными. Я стиснула зубы, но не сдержалась и застонала – не столько от боли, сколько от досады, что он все понял.
- Делай, как хочешь, не обращай внимания.
- Не беспокойся, я так и делаю, - улыбнулся он мне, опять меняя темп и усилие. Я морщилась от непривычных ощущений, но не мешала ему. Напротив: так к нему льнула и так доверчиво обнимала, что просто стыдно вспоминать... Я влюбилась в него за полгода до того, как мы оказались вместе в постели. И дорожила этим чувством, зная свою невлюбчивость, неспособность хоть немного увлечься кем-то. А сейчас, в постели с любимым, я была на вершине счастья, - ещё не подозревая, что с этой самой вершины мне через неделю предстоит низвергнуться в пропасть.
Разве можно забыть такой превосходный первый раз, даже если он был с отъявленным негодяем и лжецом... Завельский старался двигаться медленно, но его удары становились всё более требовательными. Я вскрикивала от каждого такого поступательного движения - и уже не думала о том, мешают ли ему мои крики... Такого огромного наслаждения я не только никогда не испытывала, но даже не подозревала о его существовании. В какой-то момент среди непередаваемого удовольствия стало приближаться совсем новое чувство - и по силе, и по длительности. Оно накатывало волнами, которые то возрастали, то, схлынув, оставляли меня неудовлетворённой. Я захныкала и прикусила губу.
В конце концов Завельский добился того, что у меня свело руки и ноги; после сумасшедшего взрыва я была ошеломлена и растеряна. Я ожидала, что буду стыдиться себя, но ничего, кроме настороженного внимания к своему телу и приятной усталости, не было.