– Позвонить домой отсюда можно?
– На лестничной площадке телефон-автомат, но не бесплатный, нужно иметь жетон, если вам понадобится, могу дать. Завтра утром вы ничего не ешьте, у вас возьмут кучу анализов, когда будут готовы, сразу же на операцию. Некоторые больные не соглашаются, их под расписку домой выписывают. У вас что болит?
– Желудок.
– С желудком после операции пищу через зонд принимают.
– Как это, через зонд? – вздрогнула Надюша.
– Через воронку. Её на трубку надевают и вливают жидкую еду, таким образом, кормят.
Надюше стало страшно, она не захотела больше выслушивать ужасающие подробности больничной жизни. Ей захотелось прилечь, она брезгливо посмотрела на голый матрац. В палату вошла санитарка и положила на кровать комплект постельного белья. Оно, как и вся палата, тоже было серого, замызганного цвета, вдобавок на нём краснели прочно въевшиеся в ткань бурые пятна.
Надюша прикрыла ветхой простыней допотопную грязь старого матраца, сверху застелила пододеяльником и легла в одежде. Сетка моментально провисла до пола. «Боже мой! Какая нищета и убогость. Мне предстоит провести здесь часть жизни вместе с обреченными людьми. Я точно такая, как и они. Я тоже должна привыкнуть ко всему убожеству».
Она отвернулась лицом к стенке. Чтобы не видеть облупленную серо-синюшную краску, из-под которой проглядывала штукатурка, Надюша закрыла глаза. Лежать в «гамаке», как она про себя назвала кровать, было неудобно, она попыталась отвлечь внимание, но хорошие и бодрые мысли в голову не приходили.
«Сколько больных пролежало до меня на этой кровати, кто из них остался жив? Наверное, все давно ушли в мир иной. Как хорошо было бы уснуть прямо сейчас и не проснуться», – подумала она.
Утром, как и предупреждала соседка, у неё взяли во всевозможные пробирки, трубочки кровь. Больше о ней никто не вспоминал. К обеду пришёл Рогожин. Он принёс апельсины и её любимый вишнёвый сок.
– Как твои дела? Что говорят врачи? – заботливо спросил он.
– Никто ничего говорит. У меня кровь взяли на анализы, больше пока никто ко мне не приходил. Принеси мне комплект постельного белья, подушку, тарелку, кружку, ложку, мыло, полотенце, зубную пасту и щётку. Я об этом не подумала сама. Как дети, что ты им сказал?
– Нормально, не беспокойся о доме, у нас всё в порядке.
– Ты иди домой, чего здесь сидеть? Мне остаётся ждать, когда будут готовы анализы.
– Тебе что принести из еды?
– Не надо, меня всё время тошнит, есть совсем не хочется.
– Есть надо. – Рогожин поцеловал её в щёку. – Ну, хорошо, я пойду, до завтра.
Ещё три дня провела Надюша в больнице. На четвертые сутки к ней в палату пришли врачи, подробно её расспросили, как заболела, что чувствует, какая у неё семья, лечилась ли чем-нибудь, похудела или нет за время болезни. Все щупали её живот. В конце говорили одно и то же:
– Вам предстоит срочная операция на желудке.
Она молча слушала, стараясь не расплакаться. Когда осмотр прекратился, легла на кровать, отвернулась к облупленной стенке и заплакала.
Глава пятьдесят седьмая
Вдруг через некоторое время Надюша услышала, что кто-то вошёл в палату и громким голосом спросил:
– Кто здесь Рогожина?
Она повернулась на голос и увидела перед собой того врача, который осматривал её в день поступления.
– Я, – она откинула одеяло и села.
– Так. Где вы делали фиброгастроскопию? – строго спросил он.
– В «Медсервисе».
– Видите ли, по случайному стечению обстоятельств с вами в этот же день сдавала точно такой же анализ ваша однофамилица – Рогожина Н. Л., а вы, как известно – Рогожина Н. П., так я говорю?
– Да, я Рогожина Н. П., а в чём дело? – заволновалась Надюша.
Врач смотрел на неё испытывающим взглядом, от которого ей стало не по себе.
– Вам на руки выдали по ошибке её анализ, а ей ваш. Вот, собственно в чём ошибка.
– Как так? – изумилась Надюша.
– Хм, – хмыкнул доктор. – Бывает. Выходит, вас напрасно направили к нам. Вам нужно лечиться не у нас, а в другой больнице.
Надюша сидела растерянная, с трудом понимая его речь.
– Выходит, я получила чужой анализ, а на самом деле у меня нет рака и мне не нужна операция?
– Да, именно так. Я скажу вам больше: вам нужно провериться у гинеколога. Ваша однофамилица сегодня поступила к нам с кровотечением, на руках у неё был результат вашего анализа. Мы разобрались в ошибке.
– Где я должна лечиться? – недоумённо спросила Надюша.
– Скорее всего, лечиться будете у терапевта, а наблюдаться у гинеколога, – ответил врач.
– Зачем мне наблюдаться у гинеколога? – ещё больше изумилась Надюша.
– Повторяю, у вас нет рака, симптомы, которые вас беспокоят, часто встречаются и у беременных, а тест на беременность у вас положительный, – терпеливо объяснил врач.
Надюша не знала, что делать. Радоваться не было сил, в голове была полнейшая неразбериха. Но одно она поняла: у неё нет рака.
– Вы не обманываете меня? – всё ещё не веря сказанному, спросила она. – Не понимаю, как врачи могли ошибиться?
– Я ничуть вас не обманываю. В медицине работают точно такие же люди, как и везде, а человеку свойственно ошибаться. Ничего удивительного здесь нет, – сказал врач.
– Странно, вы так просто говорите об этом, словно для вас это обычный пустяк. Как могли напутать? Вопрос стоит об операции, можно сказать о жизни и смерти, а вы легко рассуждаете. Мне выдали чужой анализ, я чуть с ума не сошла от переживаний, столько слёз пролила. Если бы мой муж не поддержал меня, не знаю, что бы сделала от такого горя! – Надюша расхрабрилась, её было невозможно остановить. – Однофамилице по ошибке выдают мой анализ, и она, больная раком, напрасно радуется, что у неё всё в порядке. Теряет драгоценное время из-за чьей-то непростительной ошибки, в результате её привозят в больницу с кровотечением. И вот тут вы наконец-то обнаруживаете ошибку. Для вас это всего-навсего: «ничего удивительного в этом нет». Это преступление, понимаете? – Надюша так разошлась, что не могла успокоиться. – Вдруг бы вы взяли меня на операцию, отрезали мне желудок – для вас это тоже нормально?! А потом бы сказали: «Ах, простите, ах, извините, мы немного напутали!»
Врач не стал выслушать справедливые упрёки, повернулся спиной и пошёл из палаты, бросив на ходу:
– Наша больница здесь ни при чём. Все претензии к «Медсервису», где вам выдали анализ и прилепили диагноз рака. Мы вас сегодня выписываем.
Женщины, с интересом слушавшие разговор, стали её успокаивать:
– Ну, что вы так разошлись, вам радоваться надо, а вы нервничаете.
– Я бы не отказалась от такой ошибки, если бы это произошло со мной, – добавила больная, лежащая в углу палаты. Ей несколько дней назад убрали лёгкое.
Надюша посмотрела на женщину желтушно-серого цвета, хотела ей сказать:
– А вы уверены, что вам нужно было делать операцию, а может, вам тоже по ошибке сделали? – но воздержалась.
По всему было видно, что она раковая больная.
Дверь открылась, и вошла Светлана Тропина. Подойдя к кровати, села рядом.
– Привет! Как ты тут? – спросила подругу, одновременно вытаскивая из сумки пакеты с яблоками и апельсинами.
– Ты как раз вовремя. Помоги собрать вещи, я ухожу отсюда, – возбуждённо сказала Надюша.
– Почему, ты что, отказалась от операции?
– Да, можно так сказать. Я отказалась, потому что мне не нужно её делать. Буду жить так.
– Ничего не понимаю. – Светлана смотрела на неё удивленными глазами.
– Пять минут назад мне сообщили, что мой анализ – это не мой, а чужой, а чужой анализ – мой. Поняла что-нибудь? – с иронией в голосе ответила Надюша.
– Говори яснее, ничего не понимаю.
– Ну, как ты не понимаешь, у меня нет рака, мне можно идти домой, они напутали с анализами. Слава Богу, что не успели сделать операцию, вовремя разобрались, и на том большое спасибо. Хорошо, что ты пришла, помоги собрать сумку и давай, быстрее отсюда исчезнем.
– Давай! – Светлана, не до конца понявшая суть сказанного, стала помогать упаковывать вещи. Попрощавшись со всеми в палате, они вышли на улицу, взяли первое попавшееся такси и уехали.
Дома для всех было полной неожиданностью её внезапное возвращение. Вечером, сидя за столом, когда дети легли спать, Надюша и Рогожин обсуждали всё, что пришлось пережить за эти дни. Рогожин сказал:
– Я всегда говорил и буду говорить: никогда, ни при каких обстоятельствах не нужно падать духом. А в твою болезнь не верил с самого начала. Вот в беременность – это возможно, а всё остальное категорически отвергаю.
– Ты, как всегда, прав! Я виню в этой ситуации только себя, хоть и наговорила сгоряча врачу столько неприятных вещей. Почему я не обратила внимания на фамилию и инициалы? Почерк был такой непонятный, что разобрать что-то было сложно, и всё-таки, будь я внимательней, могла бы сама увидеть ошибку. А я расстроилась, плакала, запаниковала. Когда паникуешь, словно по течению тебя несёт в омут, нет сил сопротивляться, – откровенно признавалась Надюша.
– Спасибо им, что ошибку обнаружили до операции. А с беременностью мы сами разбёремся. Всё хорошо, что хорошо кончается, – подытожил Рогожин.
– Я теперь стану умнее. Любую бумажку, полученную из чужих рук, буду тщательно изучать по буквам, – пошутила Надюша.
Всё хорошо, она дома, можно наслаждаться обществом родных и близких людей. Но в душе остался осадок при мысли об однофамилице. Женщина сейчас переживает знакомые ей чувства, они очень горькие. Увидев, что Рогожин встал из-за стола, спросила:
– Ты куда?
– Я сейчас, подожди, скоро приду. Выйду на улицу прогуляться с собакой перед сном.
Она убрала посуду, приняла душ, приготовила постель, а Рогожина всё не было. «Странно, его так долго нет, куда он пропал?» – с тревогой подумала она.
Наконец раздался шум открываемой двери.
– Вы что так долго гуляете? – спросила, выходя навстречу Рогожину. – Боже мой! Откуда такая прелесть? – изумилась Надюша, принимая из рук мужа огромный букет белых хризантем. – Где ты их взял?