– Можете ли вы дать определение писательской успешности?
– Перечитываемость и, как следствие, переиздаваемость. Остальное, начиная с хвалебных рецензий и премий, – всё это от лукавого. Критики – народ жуликоватый, им питаться надо. Эксперты и члены жюри тоже на зарплате, скажет работодатель, и они увенчают любого графомана, удачно подколовшего «полицейское государство» на «Дожде». А вот читателя не обманешь, он может однажды лохануться, купив книгу букеровского номинанта, но в следующий раз в руки не возьмёт и детям завещает. Зато если ты оправдал надежды читателя, начинается другая жизнь, и премиальные жюри становятся для тебя (также и в смысле материального благополучия) чем-то вроде пунктов раздачи бесплатного супа бомжам. Количество проданных экземпляров моего нового романа «Любовь в эпоху перемен», вышедшего в сентябре этого года и, конечно, никуда не номинированного, уже превысило совокупный тираж всех книг из списка «Букера». А общий тираж моей повести «Парижская любовь Кости Гуманкова», впервые опубликованной в 1991 году, думаю, давно превзошел тираж всех книг из длинного списка «Большой книги» за 10 лет её существования. Вот вам и вся арифметика успеха.
– Нет ли у вас ощущения, что сегодня в литературе наблюдается некоторый кризис идей?
– Конечно, и особенно в тех текстах, которые то и дело всплывают на глади премиальной вод. Мы с вами стали свидетелями кризиса либеральной идеологии не только в экономике и политике, но и в культуре. Передовой отряд творческих либералов, постмодернисты, заплутали в русских лесах и пропали без вести. Люди потянулись опять к базовым ценностям, к традициям, к спектаклям, где не матерятся и не отправляют Спасителя в бордель, к книгам, где, как сказал Твардовский, «всё понятно, всё на русском языке». И процесс оздоровления пошёл бы гораздо быстрее, литература снова могла бы занять положенное ей место в духовной жизни общества, помочь воспитанию чувств, укреплению державы, если бы во власти за литературу и книгоиздание отвечали люди, которые связывают своё будущее с Россией.
– Нужно ли новаторство в литературе?
– Конечно. Талант всегда нов. И настоящая новизна должна добавлять что-то к тому, что сделано предшественниками. Но чаще всего те, кто считают себя новаторами, наоборот, убавляют, снижают планку, за новизну выдаётся простое неумение сделать лучше, при этом косорукость нахально объявляется «новым словом». Увы, большинство так называемых первопроходцев в искусстве – обычные проходимцы.
– Вы когда-то говорили о том, что необходимы худсоветы. Как раз для таких случаев. Вам не кажется, что именно литпремии абсолютно сбили ориентиры? Гением можно объявить кого угодно. И большинство читателей не будет это анализировать.
– А как же без худсоветов? Это как консилиум в медицине. То же самое. Особенно, если автор не совсем здоров. В искусстве честный взгляд со стороны необходим. Сколько академических криков и стенаний было о метафизике Малевича и его «Чёрного квадрата», хотя нормальные люди всегда знали: это просто «прикол века». И вот эксперты с помощью новейших методов выяснили: Казимир закрасил не получившиеся работы, как ребёнок неудачный рисунок, да ещё сделал шутливую приписку, отсылающую к знаменитой мистификации французского художника 19 века, назвавшего свой чёрный прямоугольник «Битвой негров в тёмной пещере». Так вот, литературный авангард сегодня и есть «битва негров в тёмной пещере», так проще спрятать отсутствие таланта и мастерства. «А что это?» – спрашивают. «Я так вижу! – гордо отвечает новатор. – Это моё самовыражение…» Во-первых, было бы что выражать. А во-вторых, в искусстве самовыразиться можно только через мастерство, а его-то как раз и нет. В Московском доме книги наблюдал интересную сцену: взыскующий читатель спрашивает: «А где тут у вас современные русские писатели?» «Вот, целый стенд номинантов литературных премий!» – отвечает продавец-консультант. «Девушка, я вас не про номинантов спрашиваю, а про писателей!»
2016
«Самовыраженцев» просим не беспокоиться!
– Юрий Михайлович, расскажите о Международном фестивале современной русской драмы «Смотрины».
– Наш фестиваль называется «Смотрины», потому что спектакли ставят, чтобы их смотрели. А многие современные постановки скучны, оскорбляют нравственность и зрителей. Часто представляют собой театральный эксперимент на грани безумия. Нормальному человеку сложно понять то, что делает в МХТ им. Чехова – при участии Табакова – Богомолов (спектакль «Идеальный муж». – Ред.).
Эта идея давно витала в воздухе. Так складывалась в нашей стране последние четверть века культурная политика, что государство традиционно поддерживало (видимо, в противовес советскому наследию) экспериментально-провокативную драматургию. Власть сделала – через фестивали «Новая драма», «Золотая маска» – это направление главным.
В результате у нас не стало современной драматургии, которую можно ставить на большой сцене. Выросло два поколения авторов, пишущих пьесы, которые годятся только для маленьких залов: мат и физиологические отправления на сцене не все выносят. Также далеко не всем нравятся бессюжетные произведения.
Есть среди этих спектаклей те, за которые даже можно премию на каком-то заграничном фестивале получить.
Но таких театральных постановок, которые включают в репертуар, потому что публика их постоянно хочет смотреть (как это было с пьесами Розова, Арбузова, Володина, раньше – Булгакова, Эрдмана, Катаева), сегодня почти нет. Потому что власть традиционное направление не поддерживала. В репертуарах значительной части государственных театров современные пьесы вообще отсутствуют. В том же «Современнике» спектаклей по пьесам современных русских драматургов вообще нет.
– Представители «новой драмы» выступают за полное упразднение репертуарного театра!
– А почему? Певцу со слабым голосом всегда кажется, что в зале плохая акустика. Они, авторы «доаристотелевской драмы», не могут написать то, что взволнует зрителя, а значит – задержится в репертуаре. Вместо того, чтобы писать хорошо, они стремятся упразднить репертуар.
Когда человек не способен талантливо изобразить на холсте кувшин с яблоком, он объявляет себя абстракционистом. Сложно ведь проверить, почему он – абстракционист. То ли этот художник перерос фигуративную живопись, то ли, наоборот, не дорос до неё. Как правило новаторство, включая «новую драму», – следствие неумения. Сколько раз я на спор предлагал… Вы говорите, что так пишете, потому что переросли аристотелевскую драму. Ладно, один раз напишите – для пробы – аристотелевскую драму, такую, чтобы её поставили в репертуарном театре, чтобы зрители на неё ходили. Мне-то написать пьесу в стиле «новой драмы» – три дня работы. Предлагал пари конкретным людям. Не написали, не умеют!
– Теперь появился фестиваль традиционной драмы.
– Да, многие поняли, что он нужен. Министерство культуры выделило деньги. По сравнению с бюджетом «Золотой маски» – смешные. Но, если тратить на то, на что дают, а не пилить, – вполне хватает.
«Смотрины» будут проходить ежегодно. В 2016-м мы планируем привезти порядка десяти-двенадцати спектаклей (как и в этом году) из разных городов России, ближнего и дальнего зарубежья. Также покажем две-три постановки, идущие в московских театрах. Главное условие участия – пьеса современного автора, пишущего на современные темы, тяготеющего к традиционному пониманию театра и назначения искусства. «Самовыраженцев» просим не беспокоиться.
– Первый, прошедший в ноябре, фестиваль посвящён вашему творчеству. Почему именно пьесы Полякова стали в этот раз центром внимания?
– Мне просто предложили показать пример, поскольку я один из тех немногих авторов, кому удалось пробить стену, выстроенную «Золотой маской» и «Новой драмой» вокруг театра: спектакли по моим пьесам идут в самых разных театрах. Ведь наши оппоненты утверждают: драматургия никогда уже не будет собирать большие залы. Министерству культуры постоянно внушали: народу на «Смотринах» будет мало. Но в МХАТе им. Горького, Театре сатиры, Театре Российской армии и Театре «Модерн», где в рамках фестиваля шли спектакли по моим пьесам, о недостатке публики говорить не приходилось.
– Сегодня можно уже говорить о том, что внутри театрального сообщества накопились противоречия?
– Да, «Золотая маска» всегда отмечала как правило только экспериментально-провокативную драматургию и спектакли так называемого режиссёрского театра. А поиски в традиционном формате… Есть искусство просвещающее, доставляющее эстетическое наслаждение. Но «Золотая маска» его замечать отказывалась. Для этой премии существует только эксперимент, эпатаж, протест, депрессия. Круг интересов сузился до нескольких имён.
Сегодня восстала сама театральная общественность, которой это надоело. Если человек очень хорошо, тонко ставит Чехова, но три сестры у него, обсуждая барона, не подмываются, сидя на биде, то вроде как уж и нет режиссёрского мастерства! «Литгазета» давно и резко критикует «Золотую маску», но пока сами люди театра не осатанели от этого высоколобого кретинизма, никакого движения не наблюдалось. Последней каплей стал новосибирский скандал, когда Христа отправили в бордель!
– Речь о спектакле «Тангейзер» в Новосибирском театре оперы и балета. Эту постановку из репертуара изъяли, директора сняли.
– Кажется, да. Но сначала предлагали доработать.
– В день открытия фестиваля «Смотрины» видел спектакль МХАТа им. Горького по вашей пьесе «Как боги». Юмор и сатира, присутствующие в ваших произведениях, по-моему, в адекватной дозировке, в этом спектакле, как мне показалось, приглушают проблему, идея тонет во взрывах хохота…
– Я реалист, стараюсь целокупно воспроизводить нашу жизнь, а в ней трагическое, комическое, драматическое переплетено. Но когда это проза, мои повести и романы, читатель получает это смешенье комического и трагического в моей дозировке. В театре же есть ещё трактовка постановщика, актёрское понимание роли. Роль, скажем, комическая или даже гротескная, а артист своей энергетикой придаёт ей трагизм. И наоборот.