– Но и хорошего, наверное, было немало?
– С нашего одиннадцатого этажа открывался вид на лес, простиравшийся до Бирюлёва, и огромный овраг, который тянулся до Царицынского парка. Зимой, выйдя из подъезда, можно было сразу встать на лыжню.
– Овраг упоминается в новом романе?
– И овраг, и знаменитая аптека с красным крестом – чудо советской архитектуры, и детский сад, куда мы с женой водили дочь Алину. Теперь она сама уже мать двух почти взрослых детей и гроза Интернета. Я описываю открытие универсама на Домодедовской улице. После тесных продовольственных магазинов, которые наскоро слепили на первых этажах новостроек, он казался чудом!
– А местные жители узнают себя в ваших героях?
– В романе изображён (под другим именем) мой сосед и друг Геннадий Игнатов, к сожалению, ныне покойный – один из зачинателей советской школы программирования. Гена уже был прототипом главного героя «Парижской любви Кости Гуманкова» и компьютерщика Игнашечкина из романа «Замыслил я побег…». Другие мои ореховские приятели в новый роман не попали. Моим соседом был поэт и журналист Александр Аронов, тот самый, который написал «Если у вас нету тёти…». Его я вывел в романе «Любовь в эпоху перемен» под именем Вени Шаронова. А ещё поблизости обитал поэт и переводчик Григорий Кружков. Мы называли себя «Орехово-Борисовской школой». С ещё одним жителем района – поэтом Давидом Чконией – мы вели очень популярное литературное объединение в молодёжном центре «Авангард» на Каширском шоссе. Оно существовало под эгидой Красногвардейского райкома комсомола. Однажды, в 1982 году, меня вызвали в райком…
– Что за «ЧП районного масштаба» там случилось?
– Со мной хотел поговорить первый секретарь Вячеслав Копьёв. Это был мой ровесник – рослый (выше меня), спортивный, черноволосый. Я протянул ему визитную карточку, где говорилось, что я член Союза писателей и кандидат филологических наук. А он мне дал свою визитку, на которой значилось, что он кандидат физико-математических наук. Я посмотрел на него с уважением. Копьёву поступил сигнал, что я на занятиях рассказываю про разных поэтов – и советских, и не очень советских, и совсем не советских, например, про Ходасевича. Я не растерялся: «Неделю назад в «Сельской молодёжи» у Попцова вышел целый разворот – стихи Ходасевича, написанные в эмиграции». А он: «Да? Надо жене рассказать, она Ходасевича очень любит. Ладно, мы кляузе ход не дадим. Но вы, Юрий Михайлович, будьте поаккуратнее». Так что обстановка в райкомах была не совсем такой, какой её пытаются представить сейчас.
– Вы бывали в Орехове-Борисове после того, как уехали оттуда?
– Да, приезжал в гости к Гене Игнатову. Я и сейчас там бываю. Когда возвращаюсь в Москву через «Домодедово», иногда прошу водителя проехать через Шипиловский проезд. Мы останавливаемся возле дома, где я жил. Район, конечно, не узнать. Саженцы, которые мы с другими жильцами сажали на субботниках, стали могучими деревьями. Многие дворы, благодаря городской программе, превратились в настоящие художественные произведения. В этом районе я состоялся как прозаик, написал свои первые повести, так что ностальгия по нему у меня, конечно, сохраняется.
…Он пишет в автобусе, в поезде и в самолёте,
Использует также
троллейбус, метро и трамвай,
Поэтому эпоса
вы у него не найдёте:
Сложил три куплета —
и хватит, приехал, вставай!
Вот так он живёт
и прижизненной славы не просит,
Но верит, конечно:
в один из ближайших веков
Прикрепят, быть может,
в автобусе сто сорок восемь
Табличку:
«Здесь жил и работал поэт Поляков».
Кстати… Приметы Шипиловского проезда и его окрестностей угадываются во многих произведениях Полякова. Например, в романе «Замыслил я побег…» герои живут в вымышленном районе Завьялово, «где белые новостроевские башни от самой настоящей деревни отделял всего лишь засаженный капустой овраг». Во многих романах упоминается также вымышленный Краснопролетарский район – по признанию Полякова, это «помесь» Красногвардейского района с Краснопресненским. Кстати, многие гиды, водя экскурсии по старой и новой Москве, часто приводят цитаты из книг Полякова, особенной популярность пользуется ироническая эпопея «Гипсовый трубач».
2019
Традиция – последнее прибежище экспериментатора
– Юрий Михайлович, вы вошли в Общественный совет по культуре при Госдуме РФ. Не секрет, что сегодня двоякая ситуация, когда «все всё знают, обо всём открыто говорят», но при этом общественное мнение ни на что не влияет и ничего не решает. Вы же не будете утверждать, что Общественный совет способен изменить решения Министерства культуры России?
– Начнём с того, что я уже входил в Совет по культуре Госдумы, когда её возглавлял Сергей Нарышкин. Потом этот совет как-то тихо «рассосался», но я активно сотрудничал с комитетом по культуре – его много лет возглавлял Станислав Говорухин, с ним я близко дружил со времён работы над «Ворошиловским стрелком». Мне посчастливилось быть одним из сценаристов этой легендарной ленты. Опыт, как видите, немалый. И я считаю очень верной инициативу Елены Ямпольской, нынешнего председателя Комитета по культуры ГД, возродить Совет. Он и не должен соперничать с Минкультом, у каждого своя задача. Дума – орган законодательный, но правильно сформулированный закон ставит исполнительную власть в определённые рамки.
– К сожалению, на данном этапе авторитет Государственной Думы не очень высокий. В последнее время немало не совсем обдуманных законопроектов предлагала принять Дума. Наверняка, вы сами, как писатель-сатирик, находите много абсурдного в деятельности депутатов? А Совет он при Думе, и вряд ли он может быть от неё свободен?
– Да, влияние Думы на политическую, экономическую и культурную жизнь страны могло бы быть позначительней, а депутатский корпус – посолидней. В моей комедии «Хомо Эректус», почти пятнадцать лет идущей в Театре сатиры у Александра Ширвиндта, есть персонаж – депутат Говоров, над которым зал просто «укатывается». Но ведь и он фигура в чём-то трагическая. Сознаемся, наша нынешняя законодательная власть – это, по сути, долгосрочный результат ельцинского переворота 1993 года, абсолютизировавшего президентскую вертикаль. Пепел расстрелянного Верховного Совета до сих пор стучит в сердца депутатов, но не так, как пепел Клааса в грудь Уленшпигеля, по-другому: «Не за-но-сись, а то…»
– Как к этому относиться?
– Лично я был на стороне Верховного Совета, из-за моей статьи «Оппозиция умерла. Да здравствует оппозиция!» (6 октября, 1993) приостанавливали выпуск «Комсомольской правды». Переворот утвердил воровскую, антинациональную версию капитализма в России, но с другой стороны, он дал Путину по наследству тот объём власти, который позволил ему оттащить страну от пропасти и спасти от распада. Думаю, именно с этим связано появление роскошных «Ельцин-центров», вызывающих у нормальных граждан оторопь и возмущение. В нынешней российской реальности влияние того или иного властного органа или общественного совета зависит не от принадлежности и статуса, а от реального веса, авторитета и интеллекта человека его возглавляющего. В том смысле я возлагаю на Совет по культуре Думы серьёзные надежды.
Кстати, приняв участие в первом заседании, я заметил, что у думского Совета нет никаких концептуальных противоречий с теми настроениями, каковые царят в Общественном совете Министерства культуры и Президентском совете по культуре. Это наводит на мысль о возможном сложении усилий.
– Команда Совета – разнообразная, пёстрая. В нём и доктор филологии Водолазкин, и неоднозначный рокер Шнуров… Не получится ли как в басне Крылова: «Лебедь, рак и щука». Смуты и раздоров в обществе и так много.
– Как я понимаю, в Совет сознательно приглашены носители разных, порой противоположных и даже экзотических взглядов на искусство и его роль в обществе. Я, например, на первом заседании сидел рядом с Андреем Макаревичем, чьё творчество, а тем более политические взгляды восторга у меня никогда не вызывали. То же самое могу сказать и о филологической прозе Водолазкина. Но ведь и они могут обо мне сказать то же самое. Художник – эгоцентрик по самой своей природе. Искусство – это такой футбол, где каждый гоняет свой мяч. Правда, ворота одни на всех, и большинство в них не попадает. Наверное, при формировании Совета расчёт был на то, что из столкновения разных мнений сложится некий «консенсус», конверсия, которая и будет предложена обществу как новая концепция. Посмотрим. Но обаятельная матерщина Шнурова, несмотря на поддержку замечательного композитора Игоря Матвиенко, вряд ли будет легализована. Кстати, Шнуров был членом жюри телеконкурса «Голос», полгода не покидал телеэфира и прекрасно обходился без ненормативной лексики. Значит, может, если захочет…
– Как часто будет собираться Совет? Какая первая тема обсуждения? И что будут обсуждать в первую очередь?
– О периодичности заседаний Совета пока речь не велась, но первая встреча, как я сказал, уже состоялось. Это был обмен мнениями, обозначение позиций, прощупывание оппонентов. Думали, искры посыплются, когда зашла речь о том, нужно ли ограничивать свободу творчества и вводить жёсткую цензуру. Но искры не посыпались, ибо никто из творцов не хочет ограничений и запретов. А вот вопрос о самоограничении – оказался куда интересней, как и тема законодательных механизмов, не позволяющих искусству, или тому, что называют «искусством», разрушать культуру и социум. Думаю, в ближайшее время внимание Совета будет сосредоточено на подготовке нового «закона о культуре». Горький опыт показал, что это очень важно. Проникшая в законодательство в 90-е годы концепция «оказания населению культурных услуг» нанесла наше