«И всё же, всё же, всё же…»
– Вы в своё время издали сборник статей за период с 1986 по 2004 год «Порнократия». Эти статьи писались на разные злободневные политические темы. В них вы выступаете как политолог. Вы и сейчас продолжаете писать на злободневные политические темы. Вы никогда не задавались вопросом: кто я больше – писатель или политолог?
– Позже выходили и другие мои публицистические книги: «Россия в откате», «Лезгинка на Лобном месте», «Левиафан и Либерафан», «Перелётная элита», «Желание быть русским». Недавно вышли сборники публицистики «Честное комсомольское» и «Босх в помощь!». Любой честный писатель в силу особой художественной чувствительности является социальным прогнозистом, а, значит, и отчасти политологом. Но профессиональным политологом я себя никогда не считал, а только – писателем по преимуществу, хотя некоторые мои прогнозы политического движения страны оправдались. К сожалению, новое поколение отечественных литераторов за редким исключением целенаправленно воспитывается в духе политического «тихушничества» или колебания вместе с «генеральной линией партии». Примеры приводить не стану – они общеизвестны и даже навязчивы.
– В вашем романе «Любовь в эпоху перемен» вы вывели одного известного российского политика под именем Дронов. При этом описали его, как человека, который под видом либерализации России наращивает её мощь. Пока США и Европа думают, что идёт ослабление России, она крепла. Но вы к этому чиновнику как автор относитесь негативно. Почему? Что не так? Узнал этот чиновник себя? Если да, то какие отношения у вас с ним сложились?
– В романе Дронов, «Фокусник», «Кио», это скорее, не политик, а высокопоставленный политтехнолог. Почему я отношусь к нему негативно, в романе написано. В России, к сожалению, либерализм, против которого я ничего против не имею, принял форму автофобии, гибельной для страны. Именно массовая автофобия погубила СССР. Так вот, военное и материальное усиление Державы при господстве в обществе антигосударственных настроений и антинациональной, «перелётной» элиты ни к чему хорошему привести не могут. Дымовая завеса, придуманная Дроновым, на поверку оказывается, и он это понимал, облаком ядовитого газа, разъедающего всё и вся. Так в романе. А как в жизни – всем очевидно. «Болотная буза» у всех в памяти. Именно после неё прототип Дронова, названный Прохановым «виртуозом», был смещён с поста главного политтехнолога страны. Не знаю, узнал ли прототип себя в Дронове. Человек он пишущий и тщеславный, но вряд ли читающий. Из его приёмной в «ЛГ» позвонили только один раз, когда чуткий Виктор Ерофеев в своём интервью нашей газете похвально отозвался о романе Натана Дубовицкого «Около нуля». Попросили отложить пару номеров. Отношений у нас никаких. Когда-то, лет десять назад, в его большом кремлёвском кабинете я просил материально поддержать проект «Литературной газеты» по пропаганде, в частности, украинской литературы (в том числе русскоязычной) в России, но получил отказ. Зато он активно во всём поддерживал своего свойственника – шумного писателя-нацбола…
– Фанат ваших книг Александр Кофман, руководитель Общественной палаты ДНР, когда я с ним консультировался по поводу вашего творчества, попросил задать вам такой вопрос. У вас есть трёхтомный роман «Гипсовый трубач». Уже после его выхода вы объединили истории из жизни, которые герои «Трубача» рассказывают друг другу, в одну книгу и издали её под названием «Фантомные боли». В итоге книга, по мнению Кофмана, получилась рваной. Не думали ли вы так же об этом спустя некоторое время после выхода «Болей»?
– Во-первых, сборник называется «Фантомные были». Улавливаете? Во-вторых, начинается он с моего предисловия, где я объясняю, что это – «извлечённая проза». Мне захотелось, чтобы вставные новеллы из огромного «Гипсового трубача», как бы «укутанные» плотным сюжетом, можно было прочитать и оценить по отдельности. Кстати, такую идею мне подал критик Владимир Куницын. И судя по тому, что сборник «Фантомные были» разошёлся мгновенно, идея оказалось не такой уж и вздорной. Сейчас издательский дом «Аргументы недели» готовит переиздание. Но, конечно, требовать от «извлечённой прозы» той стройности и завершённости, которые я стараюсь придать своим повестям и романам, не следует. Речь идёт об издательском эксперименте, не более того… Так что Александр Кофман прав. Передавайте ему привет!
– Многие мужчины в ваших произведениях несчастливы в личной жизни. Ищут свою первую любовь. Очень часто проводят время с молодыми любовницами или их тянет заняться свингом. Откуда это у вас?
– Если моя пьеса про свингеров «Хомо Эректус, или Обмен жёнами» вот уже пятнадцать лет на аншлагах идёт в Московском театре сатиры, это вовсе не значит, что я сам пятнадцать лет занимаюсь свингом. Если Свидригайлова тянуло к маленьким девочкам, это не значит, что Достоевский страдал педофилией. Но, описывая в романах и пьесах судьбы современных мужчин, я не могу не касаться их интимной жизни, а она теперь чаще всего именно такая. Увы. По крайней мере, у того социального типажа, который меня как писателя особенно интересует. Вообще, в мировой литературе, надо сказать, прискорбно мало сочинений о мужской верности. О женской преданности побольше, но тоже особенно не разбежишься.
– Какие современные русские и иностранные авторы вам нравятся? На кого из молодых русских писателей вы советуете обратить внимание?
– Такие вопросы лучше задавать критикам. Мы, писатели, субъективны и зациклены на себе. Но неряшливость письма молодых авторов, их нежелание овладевать мастерством, предпочитая фуршеты и баррикады, приводит меня порой в отчаянье. Они не понимают: то, что написано впопыхах, с блоггерской неряшливостью, никогда не будут перечитывать, а, значит, у их книг нет будущего.
– В романе «Любовь в эпоху перемен» вы описываете встречу героя в Париже с Лимоновым. Знакомый героя предупреждает его о том, что надо с Эдуардом Вениаминовичем быть осторожным: не откровенничай, когда будете пить в кабаке, так как тот потом выведет тебя в своём новом романе дебилом. Так и произошло. Скажите, эта история имела место в реальности? Она произошла с вами? Как вы относитесь к Лимонову и его творчеству?
– Вообще-то, Лимонов – очень большой писатель, тут никаких сомнений. А встреча описана реальная. Кажется, в 1991-м, будучи во Франции на презентации моей повести «Парижская любовь Кости Гуманкова», я передал ему по просьбе издателя первую публикацию «Эдички» тогда ещё в СССР. Потом мы долго выпивали в ресторанчике и очень интересно разговаривали. Конечный результат описан в моём романе, а также в сборнике эссе «По ту сторону вдохновения».
– Чем для вас является Украина? Следите ли вы за событиями в ней? Что вам в ней нравится, а что нет? Есть ли у неё, по-вашему, будущее?
– Моя жена Наталия, урождённая Посталюк, родилась в Борисполе. Украину я по старинке продолжаю считать частью нашей большой евразийской Державы, а украинцев – частью русского, как утверждал Лев Гумилёв, супер-этноса. Возможно, ошибочно. При развале СССР, скором, спонтанном и не учитывавшем этнические границы, а также комплиментарность соседних народов, значительное число русских проснулось в новых национальных государствах, где они зачастую оказались в униженном и оскорблённом положении. В большинстве лимитрофов русских просто оттеснили от власти, политики, культуры, средств информации, что могло случиться только благодаря предательскому десятилетию Ельцина. Но лишь на Украине пытаются перекодировать национальное самосознание русских. Об этом я много пишу в книге «Желание быть русским». На мой взгляд, попытка превратить русских в украинцев закончится крахом вашей молодой и во многом искусственной государственности, а русская часть Украины вернётся в Россию, это уже произошло с Крымом и отчасти ДНР и ЛНР. Уж извините за прямоту.
– Когда в Москве происходят выступления оппозиции, патриотическая общественность в тревоге начинает задаваться вопросом: а не начало ли это российского майдана? А вы как думаете: возможен ли майдан в России? И если да, то насколько велика угроза того, что он победит?
– Если социальное расслоение, отчуждение между кучкой богатеев, не чувствующих исторической связи с Родиной (об этом мой сборник «Перелётная элита») и основным населением продолжится, то возможны любые эксцессы. Майдан на площади Сахарова – ерунда. Майдан в головах – вот это в самом деле проблема. И эта опасность, по-моему, не осознаётся в должной мере. Недавние выборы – серьёзный звонок на перемену. Говорю это вам как доверенное лицо кандидата в президенты.
– Вы в своё время критично относились к последнему периоду существования СССР, очень сильно не любили и критиковали партийную номенклатуру. Сейчас вы жалеете, что СССР распался. Вас никогда не упрекали в том, что и вы своими произведениями внесли вклад в распад Союза?
– Упрекали. Но с таким же успехом можно упрекать Куприна, что он своим «Поединком» развалил царскую армию, а Бунина и Чехова в том, что они своими сельскими повестями развязали крестьянскую войну. Честный реалист пишет прежде всего о том, что ему не нравится в современном обществе. А сладкоголосых авторов не читали ни при советской власти, ни сейчас. Да, набравшись личного и исторического опыта, я стал во многом иначе относиться к советской эпохе. Об этом мой новый роман «Весёлая жизнь, или Секс в СССР». Но сравните повесть «Человек из ресторана» и роман «Лето Господне» Ивана Шмелёва. Трудно поверить, что их написал один и тот же человек с интервалом в тридцать лет. А тем не менее это так… Очевидно, что мои первые, «разоблачительные», повести были использованы в подготовке общественного сознания к разрушению СССР и свертыванию социалистического проекта. Вины я не чувствую, но как написал Твардовский: «и всё же, всё же, всё же…»