Теперь о том, что большинство талантливых людей – «прогрессисты». Это миф, насаждаемый СМИ. Я работал в газетах, на телевидении и хорошо знаю, как это делается. Интересующихся отсылаю к моей недавно вышедшей книге «Зачем вы, мастера культуры?». За годы работы в литературе, театре, кино я пришёл к совершенно противоположным выводам: чем глубже и талантливей человек, тем более скептически он относится к российской версии либерализма. Ведь либерал на Западе, он всё равно патриот. А вот наш либерал, он даже не западник, а подзападник. Разница, надеюсь, понятна?
– Какова ситуация с современной драматургией? Нет ли у вас ощущения, что сегодня пробиться в театр могут только либеральные представители новой драмы, всякие пьесы типа «28 дней» про менструальный цикл?
– О том, какой тяжкий вред нанесли отечественному театру «новая драма» и «Золотая маска», ещё будут писать монографии и защищать диссертации. Выросло уже не одно поколение драматургов, попросту не умеющих писать пьес и относящихся к драматургии не как к профессии, а как к приколу. Но театр – не капустник. И самовыразиться в искусстве можно только через мастерство. Поговорите с любым нормальным режиссёром, и он вам скажет то же самое. Но главная беда не в этом. Если ты решил посвятить жизнь претенциозной чепухе к это твоё дело. Хуже то, что прорвавшиеся к рычагам «самовыраженцы» начинают устанавливать жёсткую монополию по принципу «чужие здесь не ходят». Как это делается, я показал на примере Боякова. Есть и другие примеры. Звонят, скажем, из «Золотой маски» в областной театр: «Хотим прислать к вам экспертов, отобрать что-нибудь для «Маски»… Но есть одна проблема…» «Какая?» «Вы там Полякова решили ставить… Не надо. Поставьте лучше Улицкую…» Я ничего не придумываю, это правда. Если так себя ведут по отношению ко мне, человеку, достаточно известному и умеющему дать сдачи, то вообразите, в каком положении оказывается молодой драматург, избравший традиционное направление! В итоге, как вы справедливо заметили, традиционная драма оказалась просто отрезана от театров. А поскольку «новая драма» по своему уровню не способна, за редкими исключениями, задержаться в репертуаре и, получив, всевозможные премии-дипломы, просто «рассасывается», то в итоге у нас появились десятки театров, где не идёт ни одной современной пьесы. Самый современный – Вампилов.
Несколько лет назад мы создали Национальную ассоциацию драматургов (НАД) и пытаемся как-то поправить ситуацию. В частности, организовали конкурс «Автора – на сцену!» (сейчас в разгаре третий сезон), сориентированный на тех, кто пишет пьесы, а не стряпает «драматургический материал». Жюри выбирает 10 лучших пьес, а «Театральный агент» даёт каждому лауреату по полмиллиона рублей для постановки пьесы-победительницы в театре. Уже состоялось несколько премьер…
– А что сегодня происходит с российской литературой? Почему её, по вашим словам, поразил вирус непрофессионализма? Дескать, даже премиальные книги отличаются отсутствием чувства слова, косноязычием, невежеством. Почему тогда издаются такие тексты?
– Грустные вы какие-то вопросы задаёте, ставите меня перед выбором: или оптимистично лукавить, или выглядеть этаким тотальным ворчуном. Ладно, ворчун так ворчун! Отвечаю: современную литературу поразил вирус непрофессионализма не по моим словам, а на самом деле. Я просто констатирую грустный факт. Сколько писем приходило к нам в «ЛГ» с возмущениями по поводу раскрученных авторов: «Разве можно так писать! Это же не литература, а бред какой-то». В самом деле, почему так резко обрушился уровень? По многим причинам. Начнём с того, что литература прежде была профессией. Люди, не владевшие хотя бы элементарным ремеслом, в ней просто не укоренялись. Сегодня литература – это форма самозанятости с размытыми постмодернизмом критериями качества. Помните знаменитый принцип «нонселекции»? По-русски говоря: как получится, так и выйдет. Вот и выходят полуграмотные книги. Если Пригов – поэт, то и первый встречный – тоже поэт. Об этом мой роман «Козлёнок в молоке», выдержавший с 1995 года почти тридцать изданий. Значит, я попал в болевую точку!
Далее, в начале 1990-х была поставлена политическая задача срочно обновить и омолодить литературное пространство, так как старшие поколения писателей, включая моё, не поддержали реформирование страны через колено, ушли в оппозицию к всероссийскому самопогрому. Обновление рядов шло по принципу «призыва ударников в литературу». Мало кто помнит, что в набор делегата первого съезда писателей в 1934 году входил роман начинающего писателя Панфёрова «Бруски». Не Горький, не Серафимович, не Вересаев, не Сергеев-Ценский, не Тынянов, а Панфёров… Попробуйте сейчас прочитать «Бруски» – с ума сойдёте. Так что опыт из «проклятого прошлого» имелся. Начинающие, мало что умеющие, а то и просто бесталанные литераторы для быстрейшего увеличения поголовья «прогрессивных союзов» увенчивались премиями и раскручивались. А если слава к писателю приходит раньше, чем мастерство, то мастерство к нему уже не приходит никогда. Вот оно к ним и не пришло. Тексты даже у тех авторов, которые теперь на слуху, торопливы, неряшливы и, как правило, лишены языковой индивидуальности. Их если и прочитывают, то сразу же забывают. Раздутых графоманов мне, честно говоря, не жаль, я таких за свою почти полувековую литературную жизнь насмотрелся: они лопаются, как мыльные пузыри. Мне жаль тех талантливых писателей, которые поддались соблазну «лёгкого творчества» на бегу за премиями и упустили возможность переплавить свои способности в мастерство. А в творчестве, как в большом спорте, год-два расслабухи, и прощайте Олимпийские игры! И ещё один важный момент: неталантливые писатели более управляемы…
– Вы довольно критически оцениваете различные литературные премии и их лауреатов. Почему? Вас не устраивает уровень экспертов или их политическая ориентация?
– А как их ещё оценивать? Мы одно время в «ЛГ» печатали рейтинги продаж современных прозаиков, сведения нам предоставляла сеть Московского дома книги, а это около сорока магазинов. Так вот, помню, у обладателя премии «Национальный бестселлер» за год было продано три книги. Как переводится слово «бестселлер», помните? С другими лауреатами дело обстояло не намного лучше. Это к вопросу о «ликвидности премиальной литературы», если в её навязывание покупателю не вкладываются большие деньги. Мне звонит ваш коллега-журналист, просит высказаться о свежем обладателе «Букера». Отвечаю: «С удовольствием, если вы назовёте мне прошлогоднего лауреата!» «А я не помню…» Так зачем я буду высказываться о том, чего не помнят. Механику премиального хозяйства я изучил довольно хорошо, будучи «академиком» «Большой книги». Это лохотрон, где художественный уровень рассматриваемой книги почти не имеет значения, главное, чтобы автор был одной «группы крови» со спонсорами, экспертами и жюри. Конечно, всё закамуфлировано под объективность, но существует масса способов и приёмов для того, чтобы провести в «дамки» нужного человека. При чём тут литература? Я всё это и рассказал прессе, прежде чем хлопнул дверью и покинул ряды «академиков». Наши ведущие премии – это, за редким исключением, фильтры для сбора окололитературной грязи, которая почему-то выдаётся за родники отечественной словесности. Увы, это так… Настоящая литература редко попадает даже в «длинные списки». Вот такой противоестественный отбор. Покровительствует этой вредоносной системе Роспечать.
– Вы также выражали претензии в адрес романа «Зулейха открывает глаза». Что больше всего вызывает ваше возмущение – качество книги, тематика, её экранизация, спровоцировавшая сумасшедшую критику?
– Претензии можно высказать портному, если он криво пристрочил карман, а если он вообще шить не умеет, то какие уж тут претензии! Понятно, что эту беспомощную книгу разрекламировали те, кто согласен с «чёрным мифом» о России, тюрьме народов, истязавшей племена, имевшие несчастье оказаться в «Красном Египте». Понятно, что в основе сочинения лежит чья-то нелёгкая судьба, и реальные черты этой конкретной жизни – единственное, что оживляет текст. В остальном же это просто злобное антисоветское фэнтэзи. Есть у нас такой популярный жанр. Чувствуется, авторесса не читала ни «Канунов» Белова, ни «Драчунов» Алексеева, а возможно и «Поднятой целины» и просто не поняла, на каком высочайшем уровне эта тема поднималась в нашей литературе. Зачем? Она же писатель! Я слышал, что в продвижении книги серьёзно поучаствовали влиятельные люди из Казани. Не утверждаю наверняка, но не сказать про такие разговоры тоже не могу. На мысль, что мы имеем дело с дорогим политизированным проектом, наводит и экранизация, тоже из рук вон плохая, но назойливо прорекламированная. Случайно ли в фильме появился эпизод, когда мерзкий энкавэдэшник выкрикивает по списку фамилии репрессированных татар, а это оказываются имена известных деятелей татарской культуры, крупные религиозные фигуры, в том числе действующие… Ничего себе совпадение! Вспыхнувший скандал стремительно замяли. Ваша «Зулейха» вся состоит из криво пришитых потайных карманов…
– Сегодня самый тиражный жанр в нашей литературе— политическая фантасмагория. Лидируют в нём два популярных писателя-постмодерниста Виктор Пелевин и Владимир Сорокин. Как вы относитесь к их творчеству? Вы признаёте, что это серьёзные писатели в своей эстетике, или вам, как консерватору-реалисту, чуждо это направление?
– Как я могу относиться к этому жанру, если чуть ли не первыми политическими фантасмагориями в нашей новейшей литературе были «Невозвращенец» покойного Александра Кабакова (1990) и мой роман «Демгородок» с подзаголовком «Выдуманная История» (1993). «Демгородок», кстати, до сих пор переиздают и раскупают. К Владимиру Сорокину и Виктору Пелевину я отношусь с уважением, они талантливые писатели, которые идут своими путями, отличными от моего направления. Чей путь вернее, станет ясно лет через двадцать-тридцать. Кого в 2050-м будут перечитывать, тот и выиграл этот творческий спор. Всё по-честному. Это вам не «Букер». Я за их новинками, как профессионал, слежу, но не решусь сказать, что их книги – моё любимое чтение. Например, Юрий Козлов или Александр Терехов мне ближе.