– У меня прямо сил нет, весь выдохся…
– Понимаю вас, голубчик, сам как загнанная лошадь. Столько бумажек перевернуть.
– Заметьте, голубчик, и мы с вами даже понятия не имеем, над чем трудимся.
– Что мы, даже сам Желудь без понятия!
– Все же знаю, для чего мы по́том исходим, – уверенно сообщил Редер.
– Неужели? Поделитесь, – попросил Кручинский.
– А трудимся мы ради того, чтобы кое-кто получил награду и повышение.
– Ах, как верно, коллега. С него станется.
– Этот по головам пойдет…
– Да, высоко юнец метит, чего доброго и взлетит.
– Еще всеми нами покомандует. – Чиновник Редер сделал последнюю затяжку. – Большими талантами наделен юноша.
Чиновник Кручинский вдруг задумался, погасил сигаретку и сказал:
– А вы, господин Редер, о господине Ванзарове пренебрежительно отзывались.
– Неужели? Не вы ли, господин Кручинский, ему мелкие пакости делали?
– Я? – взвился оскорбленный коллежский секретарь. – Никогда! Наоборот, всегда говорил, что Родион Георгиевич обладает исключительными талантами!
– Нет, милостивый государь! – вскричал еще громче губернский секретарь. – Это я всегда утверждал, что Родион Георгиевич – выдающийся специалист и мудрый начальник. Под его руководством – одно наслаждение служить.
Чиновники продолжали препираться, распаляясь в праведном гневе. А совсем рядом ворчал приникший к открытому окну пристав: «Вот ведь, подлецы, продали ни за грош. Сколько им добра сделал. Ну ничего, и не таких молодчиков обскакивали».
Сам же выдающийся специалист, он же исключительный талант, не зная, какой чести удостоился от недавних врагов, запечатал письмо и отправил с курьером. В письме этом сообщал господину Москвину, что дочь его среди мертвых не обнаружена, и это уже неплохо. Среди живых всяко найдут. Именно такой вывод можно было сделать, перевернув гору справок из всех больниц, моргов и мертвецких. Да, и просил передать привет маменьке. Довольно холодный привет, надо сказать.
Разобравшись с одним, Родион принялся за другое. Оказалось, проследить биографию госпожи Нечаевой по документам невозможно. Наверняка известно, что до недавнего времени числилась она по Врачебно-санитарному комитету бланковой проституткой. Но буквально на днях ее вычеркнули для улучшения отчетности, так что бумаги сохранились чудом. Была ли до этого билетной, и вовсе не известно. Как только девица переходила в другое звание, отчетность сразу улучшалась, то есть документы списывались. Никаких иных данных на нее не обнаружено. Справка из паспортного стола подтверждала: имеет разрешение на проживание в столице и приписана к меблированным комнатам Худякова. Заграничного выездного и личного паспорта не имеет.
О госпоже Незнамовой удалось выяснить несколько больше. Родилась не в Базеле, а в Петербурге, действительно была сиротой, вернее подкидышем, выросла в сиротском доме. После чего трудилась белошвейкой, продавщицей, но, что удивительнее всего, числилась бланковой, то есть проституткой, как минимум последние три месяца. С учетом даты выдачи бланка – уже семь лет. Рекорд в своем роде. Была ли до этого билетной, что вполне логично, справок не имелось. Впрочем, как и паспортов. Как с таким послужным списком ей дали ангажемент в «Аквариуме», и при этом ни один репортеришка не докопался, что на сцене выступает действующая проститутка? Истинная загадка.
А вот с одноглазым трупом было куда проще: за последние дни ни участкам, ни больницам такой подарок не попадался.
Вынырнув из океана фактов и справок, Родион ощутил, что плавает в океане вранья. Врали все. Глупо и умно, тонко и нагло. Для чего? Ответов было несколько, и только один из них правильный. Словно разнообразные дамы и господин надели древние театральные маски и разыграли трагедию. И даже рок не забыли.
Пристроив глазастую баночку в письменном столе, Родион подхватил саквояж с чистым бельем, в которое мечтал облачиться, и связку книг, куда же без них. На выходе ему чинно поклонились чиновники Редер и Кручинский и даже устроили некоторую толкотню за честь открыть господину Ванзарову дверь.
Прогулка через уснувший Сенной рынок напомнила об усталости. Родион уже мечтал, как рухнет в подушку, как сладко сожмет ее… Он был уже у ворот своего дома, когда сзади кто-то отчаянно вскрикнул.
В хилом свете газовых фонарей предстало странное зрелище. На тротуаре распластался какой-то парнишка, выпучив глаза и тихо поскуливая. Одной рукой он сжимал нечто белое, другая была лихо заломлена за спину. Да еще удерживалась в неестественном положении профессиональным захватом.
– Фрейлейн фон Рейн? – до конца не веря собственным глазам, спросил Родион. – Что вы тут делаете?
– Спасаю вам жизнь, – ответила Ирма, пыхтя, и подкрутила захват. – А ну, лежать тихо…
Жертва застонала и слезным голосом попросила пощады.
Саквояж с вязанкой томов выпал на тротуар. Родион наклонился к пойманному: лицо обычное, посыльный в лавке или работник мастерской, лет не более четырнадцати, еще мальчишка, глуповат и трусоват. На убийцу явно не тянет. И попросил его отпустить. Паренек, скуля, потирал крученый локоть, но бежать не собирался.
– Письмо передать велели, – всхлипнув, сказал он. – А она…
– Кому письмо? – ласково спросил Родион.
– Да откуда мне знать, сказали, в квартиру № *, в дверь сунуть, и все. Рубль дали. За что обижаете…
Как нарочно, в этой квартире обитал некто Ванзаров. А потому жилец поинтересовался:
– Ты вчера письмо приносил?
– Само собой. – Парнишка даже удивился такой глупости: барин плотный, а таких простых вещей не понимает.
– Кто же тебя попросил?
– Да барышня какая-то. Сунула два письма, сказала, одно вчера отнесть, другое нынче. Рубль дала, мало, конечно, но, может, господин хороший не пожалеет…
Адресат попросил письмо. В конверте оказался листок со словами, напечатанными типографским шрифтом.
Все те же строчки источали запах, который Ванзаров, несомненно, знал. Такой знакомый, но не вспомнить.
– Что за барышня? – все так же ласково спросил чиновник полиции.
– Деваха какая-то, я почем знаю. Первый раз ее видел. – Парнишка утер нос.
– Тебя как звать?
– Никитка.
– Скажи, Никитка, деваха кому велела передать: Ванзарову?
– Нет, только сказала адрес и деньгу дала.
– Узнать ее сможешь?
– Почем я знаю? Деваха как деваха… Отпустите, чего мучаете. Зла не делал…
Пообещав трешку, если Никитка скажет, где его найти завтра, Родион узнал адрес: парнишка трудился подмастерьем в жестяной лавке неподалеку. Добровольный почтальон был отпущен в ночь, а к госпоже фон Рейн обращен строгий взгляд:
– Так что делаете в такое время в таком месте?
– У берлинской полиции своя методика изучения проституции, – сердито ответила Ирма.
Ситуация оказалась довольно комичной. Желая подробнее изучить уличных соблазнительниц, Ирма отправилась на вольную охоту. Ночные бабочки на Садовой улице в грубой форме отказывались говорить с незнакомой госпожой. Ирма была в отчаянии, как вдруг увидела на другой стороне улицы знакомую косолапую фигуру. Она не собиралась беспокоить господина Ванзарова, но заметила, что за ним следует подозрительный тип. А когда тип сунул руку за пазуху, словно за ножом, инстинкт полицейского сработал – Ирма бросилась на помощь.
Внезапно Родиона осенило: под отталкивающей одноглазой маской немецкой сыщицы прячется удивительно добрая и честная душа. Прямо-таки родственная. Ванзаров невольно улыбнулся, усы поползли вверх, а что еще барышне надо. Ирма немедленно оттаяла. Но Родион на этом не остановился, рассыпался в благодарностях и пригласил на позднюю чашечку кофе.
Сидя в пустом кафе и болтая о всяких пустяках, глотая крепкий кофе, жуя холодную булочку и даже позабыв о несвежем белье, Родион ощутил, как хорошо и просто рядом с этой… нет, не женщиной, а товарищем. Уютно и чисто. Без всяких таких мыслишек. И это было удивительно приятно. Не ожидая от себя подобной откровенности (стальное сердце и все такое), он предложил рассказать о странном деле, которым занимается теперь. Ирма заинтересовалась, внимательно выслушала, задала несколько дельных вопросов и задумалась.
– Неужели допустил промах по части логики? – спросил Родион.
– Нет, я думаю о том, чего вам давно хочется.
– И чего же?
– Узнать, как потеряла глаз.
Родион был приятно удивлен такой прозорливостью.
– Хорошо, я расскажу, но… – Тут Ирма коварно улыбнулась. – Только при условии, что разрешите помочь вам в этом деле. Согласны?
Нет, женщина все равно останется женщиной, даже с одним глазом. Уняв досаду, Родион принялся торговаться (есть у него в натуре это неприятное качество – и откуда?).
– Что будет с вашим докладом?
– Бумажки писать умею не хуже ваших чиновников. Нашему начальству, как и вашему, главное, чтобы было правильно. Отчет будет блестящий.
На душе стало приятно оттого, что и за границей начальство не умнее отечественного. Какая-то загадочная закономерность.
– Соскучилась по настоящей работе, – пожаловалась Ирма. – Ну пожалуйста, герр Ванзаров. Получаете бесплатного помощника. Чем плохо.
– В таком случае определимся с убийцей, – окончательно сдался стальной герр. – Зададим простой вопрос?
– Извольте! – Единственный глаз фрейлейн радостно загорелся.
– Если убийство Марфуши было грубо организовано, а смерть Варвары – так чисто, о чем это говорит?
– Разные убийцы.
– Согласен. Другой вопрос: кому из них нужно посылать угрожающие письма?
– Тому, кто опасается, что вы подошли слишком близко.
– А может, проще?
– Поясните.
– Смотрите: «никто не может указать виновника этого преступления». Понимаете? Меня подталкивают, будто помогая. А первая фраза, чтобы не слишком спешил.
– Что из этого следует?
– Один из них не знает про другого наверняка и боится стать жертвой. И таким странным образом хочет мне помочь.