Секунда проходила за секундой, складываясь в минуты.
– Извините, – сказал Майкл, обращаясь скорее к потолку, чем к Джуду. – Иногда я просто не могу сдержаться.
Я задумалась, извиняется ли Майкл за то, что проявил неуважение, или за то, что устроил у бассейна.
– Как ты думаешь, что произойдет, – тихо произнес Джуд, – когда человек, которого ты ударил, и его семья сегодня вернутся домой?
Вопрос словно высосал весь кислород в кабине. Джуд снова нажал на кнопку, и лифт, дернувшись, поехал дальше. Я не могла заставить себя посмотреть на Майкла, потому что не было ничего – ничего – более жесткого, что мог бы сказать ему Джуд.
Наконец двери лифта открылись. Мы с Джудом вышли последними. Я невольно посмотрела на него, входя в зал.
– Восьмое мая, – тихо сказал Джуд. – В этом мае шесть лет. – Он дал мне немного времени, чтобы осмыслить эту дату – осознать, о чем он говорит, – а затем продолжил: – Если мне нужно быть последней сволочью, чтобы не пришлось хоронить еще одного ребенка, что ж, Кэсси, буду сволочью.
У меня сжалось горло, когда Джуд прошел мимо меня, мимо остальных и первым открыл дверь в наш номер. Открыл ее и замер.
Сердце гулко билось в ушах. Я поспешила вперед. Что могло застать врасплох закаленного в боях морпеха? За секунду или две перед тем, как я смогла увидеть все сама, мой ум подсказал худший из возможных ответов.
Слоан.
Я подбежала ко входу. Лия, Майкл и Дин уже стояли там, замерев на месте, как и Джуд. Первое, что я увидела, – алый.
Алые точки. Алые полосы. Алые пятна на окнах.
Слоан повернулась к нам и широко улыбнулась:
– Привет, ребята!
Я не сразу осознала, что она в номере и она в порядке. Еще через несколько секунд я поняла, что красные пятна на окнах – это чертежи.
– Какого черта, Слоан? – Лия первой обрела способность говорить.
– Мне нужно было больше места для расчетов. – Слоан щелкнула колпачком маркера, который держала в руке. – Это можно отмыть, – сообщила она. – Если предположить, что я взяла маркер для доски, а не перманентный.
По-прежнему не понимая, что я вижу, я подошла к диаграмме, которую Слоан изобразила на поверхности панорамного окна.
– Ототрется с вероятностью семьдесят четыре процента, – сообщила Слоан, дополняя предыдущую фразу. – Но есть и хорошая новость, – продолжила она, окидывая взглядом свои труды. – Я знаю, где убийца нанесет следующий удар.
Глава 24
– Я нарисовала карту Лас-Вегас-Стрип в масштабе и отметила точки первых четырех убийств. – Слоан постучала пальцем по красным крестикам на чертеже и назвала места: – Бассейн на крыше «Апекс», сцена в главном зале «Страны Чудес», точное место, где сидел Юджин Локхарт, когда его застрелили, и… – Слоан остановилась перед последней меткой. – Самый восточный туалет на этаже казино в «Мэджести». – Она выжидательно посмотрела на нас. – Убийца выбирает не то, в каком казино совершить преступление – ему нужны точные координаты!
Дин выразительно посмотрел на нее.
– То есть широта и долгота?
Я ощутила, как он проникается точкой зрения убийцы, добавляя к ней эту информацию. Слоан перебила:
– Не широта. Не долгота.
Она сняла колпачок с фломастера и нарисовала прямую линию, которая соединяет первых двух жертв. Затем соединила вторую с третьей и третью с четвертой. Затем она добавила еще четыре отметки, все рядом на территории «Мэджести». Она соединила их с остальными, одну за другой, затем повернулась к нам. Ее глаза горели.
– Теперь видите?
Я увидела.
– Это спираль, – сказал Дин.
Слоан снова повернулась к чертежу и нарисовала дугу рядом с каждой из прямых линий. В результате получилось что-то вроде спиральной раковины.
– Не просто спираль, – произнесла Слоан, делая шаг назад. – Спираль Фибоначчи!
Лия плюхнулась на диван и посмотрела на чертеж Слоан:
– Готова рискнуть и предположить, что это как-то связано с последовательностью Фибоначчи.
Слоан энергично закивала. Она вдохновенно посмотрела на окно и, обнаружив, что писать больше негде, повернулась к ближайшей стене.
– Давай на этот раз возьмем бумагу, – скромно вставил Джуд.
Слоан пристально посмотрела на него.
– Бумага, – сказала она, словно это было какое-то иностранное слово. – Точно.
Джуд протянул ей лист. Она без лишних церемоний уселась на пол и начала рисовать.
– Первый ненулевой номер в последовательности Фибоначчи – единица. Нарисуем квадрат, – сказала она, проиллюстрировав это на листе, – у которого все стороны равны единице.
Под этим квадратом она нарисовала второй такой же.
– Следующее число в последовательности тоже единица. Значит, теперь у нас есть единица и единица…
– А один плюс один – это? – Она не стала дожидаться ответа. – Два. – Еще один квадрат, на этот раз в два раза больше первых.
– Два плюс один – три. Три плюс два – пять. Пять плюс три – восемь… – Слоан продолжала рисовать квадраты, двигаясь против часовой стрелки, пока не кончилось место.
– А теперь представьте, если бы я продолжала, – сказала она и с упреком взглянула на Джуда, как мне показалось, намекая, что он зря запретил ей рисовать на стене. – И представьте, что я сделаю это… – Она прочертила дуги по диагонали каждого квадрата.
– Если я продолжу, – сказала она, – и добавлю еще два квадрата, это будет выглядеть в точности как… – она повернулась к спирали на окне, – в точности как это.
Я перевела взгляд на карту Вегаса, которую она изобразила на окне. Она была права. Начиная с «Апекса», убийца двигался по сходящейся спирали. И, если вычисления Слоан были верны – а у меня не было никаких причин предполагать обратное, – наш неизвестный субъект действовал точно и предсказуемо.
Слоан принялась выписывать числа последовательности Фибоначчи на полях страницы, и я вспомнила, что впервые, когда она рассказывала нам об этом числовом ряде, она сказала, что он повсюду. Она сказала, что он прекрасен.
Она сказала, что он совершенен.
«Ты видишь то же самое, когда смотришь на эту закономерность, – подумала я, обращаясь к субъекту. – Красоту. Совершенство. Выписанные на запястье Александры Бриггс. Выжженные на запястье фокусника. Написанные на коже старика. Вырезанные на плоти Камиллы».
Ты не просто отправляешь сообщение. Ты что-то создаешь. Что-то прекрасное.
Что-то священное.
– Где следующая точка? – спросил Дин. – Следующее убийство на спирали – где оно?
Слоан повернулась к окну и постучала пальцем под пятой меткой. – Вот тут, – сказала она. – В «Мэджести». И все остальные точки будут там же. Чем ближе ты к центру спирали, тем ближе они становятся друг к другу.
– Где именно в «Мэджести»? – спросил Дин у Слоан.
Если субъект продолжает убивать по человеку в день, убийство может произойти с минуты на минуту – в лучшем случае в ближайшие часы.
– Большой банкетный зал, – прошептала Слоан, глядя на схему, нарисованную на окне, погрузившись в мысли о ней. – Именно там это должно случиться.
Ты
Следующее – нож.
Вода. Огонь. Старик, пронзенный стрелой. Задушенная Камилла. Следующее – нож. Так это делается. Так должно быть.
Ты сидишь на полу, прислонившись к стене, осторожно балансируя лезвие ножа на колене.
Вода.
Огонь.
Стрела.
Удавка.
Раз, два, три, четыре…
Нож станет пятым. Ты вдыхаешь числа этого орудия – точный вес клинка, скорость, с которой ты перережешь горло следующей жертвы.
Ты выдыхаешь.
Вода. Огонь. Стрела. Удавка. Следующее – нож. А потом… а потом…
Ты знаешь, чем все кончится. Ты – сказитель, который ведет историю. Ты алхимик, который расшифровывает тайный закон.
Но пока что единственное, что имеет значение, – это лезвие и еще то, как медленно поднимается и опускается твоя грудь, и понимание того, что все, к чему ты стремился, теперь воплощается в реальность.
Настал черед пятого.
Глава 25
ФБР устроило засаду в Большом банкетном зале. Те из нас, кто не имел допуска к участию в засадах, просто сидели и ждали. День сменил вечер. Чем темнее становилось, тем ярче горели огни за испещренным алыми линиями окном и тем сильнее билось в груди сердце.
«Первое января. Второе января. Третье января. Четвертое января. – Я продолжала думать снова и снова о том, что сегодня пятое. – Четыре тела за четыре дня. Следующее – пятое. Ты ведь так это себе представляешь, да? Не люди. Числа. То, что можно измерить. Часть уравнения».
Мысли вернулись к фотографии, которую я видела в деле матери, – скелет, аккуратно обернутый в темно-синюю шаль. Дин сказал, в том, как было захоронено тело, читается сожаление. Я невольно отмечала контраст.
«Ты не чувствуешь сожалений. – Я заставила себя сосредоточиться на этом убийце. С этим я могла справиться. Это было мне по силам. – О чем тебе сожалеть? В мире миллиарды людей, а ты убиваешь лишь долю процента. Раз, два, три, четыре…»
– Ладно, хватит. – Лия вышла из спальни, окинула нас взглядом и упорхнула на кухню. Я услышала, как шумно открылась морозилка. Через несколько секунд Лия вернулась. Она бросила что-то Майклу.
– Замороженное полотенце, – сообщила она. – Приложи к глазу и перестань впадать в уныние, потому что, как все мы знаем, эту нишу монополизировал Дин.
Лия не стала проверять, последует ли Майкл ее инструкциям, и переключилась на следующую цель.
– Дин, – сказала она слегка дрогнувшим голосом. – Я беременна.
У Дина дернулся глаз.
– Нет, не беременна.
– Откуда тебе знать, – откликнулась Лия. – Суть в том, что, если мы будем сидеть здесь и ждать звонка, прокручивая в голове худшие сценарии, это ничем никому не поможет.