Даже сейчас, когда наши подозрения ограничивались людьми старше тридцати, я не могла отключить ту часть своего мозга, которая сопоставляла и перетасовывала все, что я знала об участниках, и постоянно искала смысл.
Я не могла избавиться от ощущения, что что-то упускаю. Опять же, быть профайлером означало, что я всегда чувствовала себя так, будто что-то упускаю – пока дело не будет раскрыто. Пока убийца не остановится – и не на один день, два или три.
Навсегда.
Вода из душа ритмично барабанила о дно ванны, и этот звук успокаивал. Я позволила ему заглушить мои мысли и встала под душ. Вдох. Выдох. Я повернулась, изогнув шею, так, чтобы вода пропитала волосы, каплями стекла по лицу.
На несколько блаженных минут мысли затихли – но такие моменты никогда не длились долго.
Двадцать первое июня. Вот к чему возвращались мои мысли, когда я не пыталась заставить себя думать о чем-то другом. Мамина гримерная. Кровь на моих руках. Кровь на стенах.
– Станцуй это, Кэсси.
Я могла сдерживать эмоции. Я могла отвлекаться. Я могла сфокусироваться на нынешнем деле и не думать ни о чем другом – и все же воспоминания, страхи и давящая реальность скелета, найденного в придорожной могиле, никуда не исчезали. Они ждали меня, таились под поверхностью.
Мои сны это подтверждали.
Двадцать первое июня. Я снова вспомнила, как стояла перед календарями, которые нарисовала Слоан, прижав пальцы к этой дате. В июне нет дат Фибоначчи.
И все же мое сознание возвращалось к этой мысли. Двадцать первое июня.
Почему я думаю об этом? Не о матери – мне не нужен весь мой опыт исследования человеческой души, чтобы понять почему, – но о дате? Я представила, как стою перед календарем, перелистываю его месяц за месяцем. Несколько в апреле, всего две в мае. Ни одной в июне.
Горло перехватило. Я резко выбросила вперед руку и выключила душ. Вышла, едва вспомнив, что нужно завернуться в полотенце, и вернулась в спальню.
Я подошла к стене, вдоль которой расположились на стеклянной полке разноцветные безделушки – отсортированные по размеру. Просмотрела листы, которые развесила на стене Слоан. Январь, февраль, март, апрель.
Две даты в мае.
– Пятое мая, – произнесла я, чувствуя, как напряжено все тело. – И восьмое мая.
В этом мае будет шесть лет, – сказал Джуд. Но он сказал мне не только это. Он назвал дату, когда убили Скарлетт. – Восьмое мая.
Не помню, как я вернулась на кухню, но следующее, что я помню, – как стою там в полотенце, вода капает с меня на пол.
Майкл всмотрелся в мое лицо. Дин застыл. Даже Лия, похоже, почувствовала, что сейчас не время отпускать шуточки по поводу моего непристойного вида.
– Джуд, – сказала я.
– Все в порядке, Кэсси? – Он стоял у кухонного стола и решал кроссворд.
Я могла думать только о том, что ответ должен оказаться отрицательным. Когда я спрошу Джуда, пусть он скажет «нет».
– Субъект, который убил Скарлетт, – сказала я. – Найтшейд. Сколько человек он убил? – Я с опозданием осознала, что на вопрос, который я задала, невозможно ответить «да» или «нет».
Лицо Джуда дрогнуло лишь на мгновение. Я подумала, что он промолчит, но он ответил:
– Насколько нам известно, – хрипло произнес он, – девятерых.
Ты
Все можно подсчитать. У всего, кроме истинной бесконечности, есть конец.
У тебя нет ножа, и тебе остается лишь обводить рукой узоры на твоей рубашке. Ты ощущаешь порезы под ними, ощущаешь обещание, которое ты высек на собственной коже.
По кругу. Вверх и вниз. Налево и направо.
Семь плюс два – девять.
Девять – это число. А Девять – это то, чем тебе предназначено стать.
Глава 39
Серийные убийцы не останавливаются.
Агент Стерлинг говорила мне об этом. Тогда я понимала, что она говорит о субъекте, который убил Скарлетт Хокинс.
Но я не знала, что Скарлетт была девятой жертвой Найтшейда.
Джуд стоял на месте, глядя на меня и сквозь меня, а в моем сознании снова прокручивалось все, что я слышала о гибели его дочери. Бриггса и Стерлинг назначили на его дело вскоре после того, как они арестовали отца Дина. И они приложили все силы к поискам убийцы. И тогда он им отомстил.
Он убил их подругу, члена команды – того, кто никогда не должен был оказаться на передовой, – в ее собственной лаборатории.
Они его так и не поймали. Я снова и снова повторяла мысленно эти слова, снова, и снова, и снова. А серийные убийцы не останавливаются.
Нью-Йорк, одиннадцать лет назад.
Вашингтон, пять с половиной.
И теперь Вегас.
Дин встал рядом с Джудом. Они оба были не из разговорчивых. Глядя на то, как они стоят рядом, я увидела тень того, какими они были когда-то – мужчина, который потерял дочь, и двенадцатилетний подросток, ради которого этот мужчина преодолел свое горе.
– Нам нужно проверить даты остальных убийств Найтшейда. – Дин заговорил, но это были не слова утешения. Джуд был не из тех, кто в них нуждается.
Вам не нужно утешение. Никогда не было нужно. Вам нужен человек, который убил вашу дочь. Мертвым.
Я понимала это лучше, чем многие.
– Не нужно ничего проверять, – резко произнес Джуд. – Я знаю даты. – Его подбородок слегка дрогнул, губы втянулись. – Четвертое марта. Пятое марта. Двадцать первое марта. – В его голосе слышались солдатские интонации, будто он зачитывает список павших товарищей. – Второе апреля. Четвертое апреля.
– Стойте. – Слоан подошла и взяла его за руку. – Джуд, – сказала она, глядя на него с искренним беспокойством, – вы можете остановиться.
Но он продолжил.
– Пятое апреля. Двадцать третье апреля. Пятое мая. – Он сглотнул, его лицо окаменело, но я все равно видела, как его глаза заблестели от слез. – Восьмое мая.
Мышцы его рук напряглись. На мгновение мне показалось, что он сейчас оттолкнет Слоан, но он сжал ее ладонь.
– Даты совпадают? – спросил он.
Слоан кивнула, а потом еще несколько раз, не останавливаясь.
– Мне бы хотелось, чтобы это оказалось не так, – убежденно произнесла она. – Чтобы я никогда этого не увидела. Чтобы…
– Не надо, – резко произнес Джуд. – Никогда не извиняйся за то, кто ты есть.
Он мягко выпустил ее руку. Потом окинул нас взглядом, одного за другим.
– Я сам скажу Ронни и Бриггсу, – продолжил он. – И я должен сделать это лично.
– Идите. – Лия опередила меня с ответом. – С нами все будет в порядке. – Лия редко говорила такими короткими предложениями. Выражение ее лица напомнило мне, что Джуд заботился о Лии с тех пор, как ей исполнилось тринадцать лет.
– Я не хочу, чтобы вы рылись в материалах по делу Найтшейда. – Озвучивая это, Джуд смотрел на Лию, но было ясно, что он обращается ко всем нам. – Я знаю, как вы работаете, я знаю, что в ту же секунду, как я выйду за дверь, вы станете просить Слоан добыть детали, чтобы погрузиться в них с головой, но я воспользуюсь правом старшего по званию. – Джуд одарил тяжелым взглядом каждого из нас по очереди. – Если вы хоть подойдете к этим материалам без моего разрешения, полетите домой в Куантико следующим самолетом, и к черту это дело.
Все мы понимали, что Джуд угрозами не разбрасывается.
Завтрак принесли через пятнадцать минут после того, как ушел Джуд. Никто не притронулся к еде.
– Джуд был прав, – сказал Майкл, нарушая молчание, которое установилось после ухода Джуда. – Слишком рано для шампанского. – Он подошел к бару и достал бутылку виски. Затем вытащил пять бокалов.
– Ты и правда считаешь, что сейчас подходящее время пить? – спросил его Дин.
Майкл посмотрел на него.
– Реддинг, я думаю, это просто образцовый пример подходящего времени пить. – Он повернулся к остальным. Я покачала головой. Лия подняла два пальца.
– Слоан? – спросил Майкл. Характерно, что он следил за тем, сколько кофе она пьет, но мысль о том, что он предлагает ей крепкий алкоголь, совершенно его не напрягала.
– На Аляске поить алкоголем лося – уголовное преступление.
– Думаю, это «нет», – произнес Майкл.
– В Америке, – прокомментировал Дин, – уголовное преступление давать алкоголь несовершеннолетним. – Лия и Майкл его проигнорировали. Я знала Дина достаточно хорошо, чтобы понимать – его мысли сейчас занимает не бутылка виски. Он думает про Джуда.
И я тоже.
Не зная деталей, я могла набросать лишь самый общий психологический портрет субъекта, который убил дочь Джуда. ФБР шло по твоему следу. Ты решил отомстить им лично. Значит, мы имеем дело с кем-то бесстрашным, с кем-то, кто привык вселять страх в других. С кем-то, кто воспринимает убийство как игру. С кем-то, кому нравилось побеждать. Скорее мужчина, чем женщина, хотя кличка Найтшейд – то есть «белладонна»[4] – подразумевала, что орудием убийства может быть яд, а это чаще ассоциируется с женщинами.
Не в силах продвинуться дальше, я отступила на шаг и посмотрела на другую сторону уравнения. Я очень мало знала про Найтшейда, но кое-что знала о дочери Джуда. Несколько месяцев назад агент Стерлинг рассказала мне историю. Тогда мы были взаперти, и она рассказала мне, что в детстве ее лучшая подруга Скарлетт постоянно придумывала до безумия безнадежные ситуации, а потом изобретала, как выбраться из них. «Тебя похоронили в стеклянном гробу, и у тебя на груди спит кобра, – говорила она. – Что ты будешь делать?»
Еще был случай, когда Джуд упомянул, что в школьные годы Скарлетт однажды убедила юную Веронику Стерлинг отправиться с ней в «научную экспедицию», которая включала в себя некоторое (возможно, немалое) количество перемещений по скалам.
«Ты была бесстрашной, веселой, слишком упрямой, чтобы тебя можно было от чего-то отговорить, – подумала я, всматриваясь в то, что мне было известно. Скарлетт работала в лаборатории ФБР. –