– Это был вопрос? – спросил Найтшейд.
– Ваши люди оставили его в пустыне пятнадцать лет назад.
– Мы не убиваем детей, – ровным голосом произнес Найтшейд.
«Вы не убиваете детей. – Они следовали этому правилу. Священный закон. – Но оставить его в пустыне, чтобы он умер сам, вам ничто не мешало».
– Кем был для вас Бо? Зачем растить его, если вы собирались его бросить?
Найтшейд слегка улыбнулся.
– Каждой династии нужен наследник.
У меня зашумело в голове.
– Но вас не растили так, как Бо?
«Остальных, – говорил Бо, – вербуют уже взрослыми».
– Понятие Мастера подразумевает наличие ученика, – продолжала я. – Предполагаю, Мастера выбирают своих наследников – взрослых, а не детей. Цикл повторяется раз в двадцать один год. Но девятый, тот, кого вы называете Девять…
– Девять – величайший из нас. Константа. Мост между поколениями.
«Ваш лидер», – мысленно дополнила я. Бо не просто родился в стенах секты. Он был рожден, чтобы их возглавить.
– Вы оставили его умирать, – сказала я.
– Мы не убиваем детей, – повторил Найтшейд таким же ровным голосом, как и в первый раз. – Даже если они оказываются недостойными. Даже если они неспособны выполнить то, что от них требуется, и становится ясно, что они никогда не смогут принять то облачение, для которого были рождены. Даже если нужно освободить путь для истинного наследника.
Чего они от тебя требовали, Бо? В какого монстра они хотели тебя превратить? Нет, нельзя позволять своим мыслям пойти по этому пути. Нужно было сосредоточиться на моменте здесь и сейчас.
На Найтшейде.
– А девочка? – спросила я. – Та, с которой я вас видела. Она достойна? Она новый наследник? Истинный наследник? – Я шагнула вперед, к стеклу. – Во что вы ее превращаете?
Я не верю в желания.
– Вы ее отец? – спросила я.
– У нее много отцов.
От этого ответа по спине пробежала дрожь.
– Семь Мастеров, – произнесла я, надеясь спровоцировать его, чтобы он сказал мне что-то, чего я не знаю. – Пифия. И Девять.
– Все испытаны. Все должны оказаться достойными.
– А та женщина, которую я видела с вами? Она достойна? – Этот вопрос вырвался на волю с безмолвной неодолимой силой. Моя мама оказалась недостойной.
Моя мама сопротивлялась.
– Вы и ее похитили? – спросила я, не переставая думать о той женщине. – Напали на нее, порезали ее? – продолжала я, чувствуя, как гулко колотится сердце. – Вы пытали ее, пока она не стала одной из вас? Вашим оракулом?
Найтшейд помолчал несколько секунд. Потом наклонился вперед, пристально глядя мне в глаза.
– Мне нравится представлять Пифию скорее как богиню правосудия, – сказал он. – Она – наш адвокат, наш судья и наш присяжный, пока ее ребенок не повзрослеет. Она живет и умирает за нас, а мы – за нее.
Живет и умирает.
Живет и умирает.
Живет и умирает.
– Вы убили мою мать, – сказала я. – Ваши люди забрали ее. Вы напали на нее…
– Ты все не так поняла. – В устах Найтшейда эти слова прозвучали убедительно, даже мягко, но помещение вокруг него словно наполнилось зловещей энергией.
Власть. Игра. Боль. Это все было так в духе секты.
Я достала листок бумаги и нарисовала символ, который видела на груди Бо. Прижала его к стеклу.
– Это было нарисовано на мамином гробе. Я все поняла правильно. Она не была частью схемы. Ее убили не в дату Фибоначчи. Ее зарезали ножом в тот же год, когда вы «доказывали, что достойны», с помощью яда. Вы – все вы, один из вас, не знаю, – но вы выбрали ее. Вы испытали ее и сочли недостойной.
Они не убивают детей. Они оставляют их умирать. А мою мать?
– Вы убили ее, – повторила я, ощущая, как слова раздирают горло и оставляют кислый привкус во рту. – Вы убили ее, освежевали и похоронили.
– Мы этого не делали. – То, как он подчеркнул голосом первое слово, почему-то пробилось сквозь пелену ярости и скорби, которая окружала меня. – Пифия может быть только одна.
Все инстинкты говорили о том, что именно ради этих слов Найтшейд заставил меня прийти сюда. Вот ради чего он потратил свои последние ресурсы.
– Одна женщина, которая оберегает нас. Одна женщина, которая принесет ребенка. Один ребенок – один достойный ребенок, – который продолжает традицию.
Одна женщина. Один ребенок.
Вы убили ее.
Мы такого не делаем.
Все испытаны. Все должны оказаться достойными.
Маму похоронили с заботой. С сочувствием. Я вспомнила женщину, которую видела с той девочкой.
Одна женщина. Один ребенок.
Я представила, как эта группа продолжала существовать сотни лет, похищая женщин, удерживая их в плену, пока они не превратятся в монстров. Богиня правосудия.
Я вспомнила, что та женщина, которую я видела у фонтана, не забрала свою девочку. Не убежала. Не попросила помощи.
Она улыбалась Найтшейду.
Пифия может быть только одна.
– Вы заставляете их сражаться, – сказала я, не зная уже, составляю я психологический портрет или просто обращаюсь к Найтшейду. Возможно, это было неважно. – Вы похищаете новую женщину, новую Пифию, и…
Пифия может быть только одна.
– Женщина, – сказала я. – Та, которую я видела с вами. – Мой голос превратился в шепот, но слова оглушительно отдавались в ушах. – Она убила мою мать. Вы заставили ее убить мою мать.
– У нас у всех есть выбор, – ответил Найтшейд. – Пифия выбирает жить.
«Зачем он хотел, чтобы я пришла сюда? – подумала я, какой-то частью сознания ощущая, что дрожу всем телом. Глаза стали мокрыми. – Зачем рассказывать мне все это? Зачем показывать мне проблеск знания, которое доступно лишь избранным?»
– Возможно, однажды, – сказал Найтшейд, – этот выбор сделаешь и ты, Кассандра.
Джуд стоял рядом со мной, прямой и неподвижный, но в это мгновение он бросился вперед. Он ударил основанием ладони по переключателю на стене, и стекло потемнело.
Ты не видишь нас. Я могу видеть тебя, но ты не видишь нас.
Джуд взял меня за плечи. Прижал к себе, заслоняя все поле зрения, держал, хотя я пыталась вырваться.
– Я тебя держу, – прошептал он. – Все нормально. Я с тобой, Кэсси. Все в порядке. Все будет в порядке.
Приказ. Мольба.
– Два – один – один – семь. – До этого я не осознавала, что динамик остался включенным. Сначала я подумала, что он произносит число Фибоначчи, но он пояснил: – Если хочешь увидеть женщину, ты найдешь ее в номере два – один – один – семь.
Пифия выбирает жить. – Эти слова отдавались в моем сознании. – Возможно, однажды этот выбор сделаешь и ты.
Номер 2117.
Глава 63
Часы, последовавшие за допросом Найтшейда, слились в невнятную муть. Стерлинг позвонила и сказала, что Бриггс получил антидот. Она сказала, что он полностью поправится – хотя на это понадобится время. Она сказала, что они нашли женщину.
Они нашли девочку.
Меньше чем через двадцать часов после того, как Найтшейд назвал мне убийцу матери, я вошла в номер 2117 отеля-казино «Темный Ангел». Запах крови ощущался с пятидесяти метров. На стенах. На полу. Знакомая картина.
Кровь. На стенах. На моих руках. Я ощущаю ее. Чувствую запах…
Но на этот раз в помещении было тело. Женщина – с рыжевато-русыми волосами, моложе, чем мне показалось изначально, – лежала в собственной крови, которая насквозь пропитала ее белое платье. Ее убили ножом.
Это сделал Найтшейд до того, как его задержали? Один из других Мастеров? Новая Пифия? Я не знала. И впервые с момента, когда я вступила в программу обучения прирожденных, я не была уверена, что хочу знать. Эта женщина убила мою мать. Был ли у нее выбор, убить или быть убитой, наслаждалась ли она своим деянием…
Я о ее смерти не жалела.
Девочка сидела на стуле, болтая ножками, не достававшими до пола. Она бессмысленно смотрела перед собой, ее лицо ничего не выражало.
Это ради нее я пришла сюда.
Девочка не сказала ни слова, будто не видела агентов, которые входили в номер. Они боялись к ней прикасаться, боялись забирать ее силой.
Я помню, как вошла в мамину гримерную. Я помню кровь.
Я вошла в номер. Опустилась на колени рядом со стулом.
– Привет, – сказала я.
Девочка моргнула. Посмотрела мне в глаза. Я заметила проблеск – лишь проблеск – узнавания.
Бо Доновану было шесть лет, когда его оставили в пустыне люди, которые его воспитали, а потом решили, что он им не подходит.
Для того, что они от него хотели – что бы это ни было.
«Тебе три, – подумала я, переключаясь на точку зрения девочки. – Может, четыре».
Слишком юная, чтобы понимать, что происходит. Слишком юная, чтобы столько пережить.
Ты многое знаешь. Может, ты даже не знаешь, что это знаешь.
В шесть лет Бо знал достаточно, чтобы, став старше, обнаружить закономерность.
Возможно, ты сможешь привести нас к ним.
– Я Кэсси, – сказала я.
Девочка ничего не сказала.
– Как тебя зовут? – спросила я.
Она опустила взгляд. Рядом с ней на земле лежал белый бумажный цветок, пропитавшийся кровью.
– Девять, – прошептала она. – Меня зовут Девять.
По спине пробежал холодок, а потом вспыхнула ярость. «Ты им не принадлежишь», – подумала я, словно стремясь защитить ее. Она просто ребенок – просто маленькая, маленькая девочка.
– Мама называла тебя по-другому, – сказала я, пытаясь вспомнить, какое имя использовала женщина тогда у фонтана.
– Лаурель. Мамочка зовет меня Лаурель. – Она повернулась и посмотрела на женщину на полу. В лице девочки не было никаких эмоций. Вид крови даже не заставил ее поморщиться.
– Не смотри на маму, Лаурель. – Я подвинулась в сторону, чтобы заслонить от нее тело. – Смотри на меня.