— В следующие дни станет немного легче, организм начнет адаптироваться к нагрузке, — Нат немного притормозил.
Мы как раз поднялись на верхушку очередного склона, откуда открывался изумительный вид на окрестности. Словно рассыпанные небрежным движением громадной руки, простирались холмистые верхушки, поросшие деревьями и кустарниками. Посреди этого зеленого моря торчали голые верхушки скал, пронзающие этот ковер растительности, с которых хриплыми криками взлетали крупные птицы. Ни в одну сторону не было видно конца этим холмам, а садившееся солнце играло разными цветами на поросших деревьями склонах. Теневые стороны выглядели темными и мрачными, освещенные — изумрудными и живыми.
— Спустимся в долину и там заночуем, — африканер показал рукой вниз: там, среди холмов с одной стороны и довольно приличной отвесной скалой с другой стороны, находилась поляна размерами с футбольное поле.
К этой поляне мы подошли уже в сумерках, когда видимость резко упала. Мой слух уловил журчание ручейка, но вода у нас была, и мы отложили поиски до светлого времени суток. Наскоро поужинав, разожгли костер, чтобы немного побаловать себя кофе. В этот раз я не жадничал и, отпив половину кружки, передал ее африканеру. Ребята также выпили свою порцию кофе. Сидя у костра, каждый занимался своим делом. Кевин с Питом смазывали винтовки, в прикладе одной из них нашелся пузырек с маслом, правда, шомпола не было. Вырезав его из ветки и оторвав кусочек ткани от подола рубахи, молодые потомки буров с удовольствием занялись делом.
Айман, услышав журчание воды неподалеку, умудрившийся сделать омовение своим литром воды, делал свои намазы, которые в предыдущие дни не смог исполнить по вполне объективным причинам. Я растирал ноги, скинув кроссовки, африканер собирал хворост, чтобы костер можно было жечь до утра.
Увлеченный массажем, я не сразу услышал шорох, а когда оторвал взгляд, в полуметре от моей левой руки увидел раздутый капюшон змеи. Все прежние наставления про неподвижность были забыты, понимая, что рука слишком близко, все равно предпринял попытку вскочить. Уже почти поднявшись на ноги, почувствовал боль в левой голени. «Идиот, — обругал себя, — руку-то успел убрать, а про ногу забыл». Змея торопливо уползала. С ненавистью обрушил тесак, разрубая ее пополам.
Привлеченные шумом, сбежались все, кроме Аймана, увлеченно молившегося. Достав из костра горящую ветку, Нат осветил убитую мною змею, которая была тёмно-коричневой с коричневой поперечной полосой на нижней стороне шеи.
— Капская кобра, — его голосом впору было читать заупокойную молитву.
— Насколько она ядовита? — как ни старался говорить спокойно, мой голос дрогнул, а сам я почувствовал, как начинаю покрываться холодным потом. На боковой поверхности средней трети левой голени краснели две точки, место укуса.
— Из троих укушенных двое умирают.
Нат отвернулся, ладонью руки вытирая глаза.
«Да он плачет, — мелькнула мысль, — значит, мои дела реально хреновы». Следом пришла другая, которая заставила сжаться от желания жить. «И я вот умру так нелепо, после стольких опасных приключений, умру в далекой чужой стране от укуса змеи».
— Нат, прижечь рану или что-нибудь другое можно сделать? — полным надежды голосом спрашиваю африканера.
— Яд нейротоксичен, через час ты не сможешь дышать, — голос, полный сожаления, но не оставляющий места для надежды.
— Что случилось? — это подбежал Айман, закончивший молиться.
Его взгляд падает на змею, он бледнеет, это видно даже при слабом свете костра.
— Тебе надо лежать без движения и пить воду. Это все, что можно сделать, — Нат помогает мне прилечь, Пит и Кевин накидали зеленых веток, образуя мне ложе. У всех лица, словно я уже умер. Айман садится рядом, держа меня за руку, он беззвучно молится и затем резко окинув нас всех взглядом уверенно заявляет:
— Он не умрет, Аллах не допустит его смерти, он Waalan!
Глава 17. Между жизнью и смертью
Меня поили водой так, что уже тошнить начало, но африканер настаивал и я через силу вновь делал несколько глотков.
Прошло уже больше часа. Если не считать, что немного пропала резкость в глазах и лица моих товарищей смазывались при движении, других симптомов укуса я не ощущал. Все это время Айман не выпускал моей руки, считая молитвы на арабском языке, смысл которых до меня доходил не сразу, разговорный арабский отличается от коранического.
Нат собрал много хвороста. Огонь горел достаточно сильно, освещая территорию вокруг. Спустя какое-то время почувствовал, как мне начинает не хватать воздуха, вздохнуть глубокой грудью не получалось. Дышал я теперь чаще, вспомнилась передача из нейшнл географик про нейротоксическое действия ядов, деталей не помнил, в памяти осталось лишь то, что грудные мышцы просто перестают работать под действием яда и жертва умирает от нехватки воздуха.
Айман и Нат заметили, что мое дыхание участилось, и если для сомалийца это был сигнал к очередной порции молитв, то африканер прямолинейно обратился ко мне:
— Алекс, сейчас наступает период, когда от способностей твоего организма зависит, справится организм с ядом или нет. Ты должен дышать, как бы трудно ни было, даже через силу. Если прекратишь бороться, просто умрешь и никто не сможет помочь. Я осмотрел ядовитые клыки змеи и подоил ее: у нее еще оставалось много яда, видимо, кобра не охотилась как минимум сутки или двое.
— Это плохо, значит концентрация яда была высокая, — просипел я в ответ.
Дышать становилось труднее, но пока мне еще удавалось не впадать в панику.
— Наоборот, — возразил мне Нат, — самое сильное токсическое действие у свежего яда. Если он застаивается, его сила немного слабеет и организму будет легче. Это хорошо, что не мамба, там всё наоборот. Шанс есть, Алекс!
Может, это было самовнушение, но на минуту мне стало легче дышать и даже немного сфокусировалось зрение. Нат пропал с поля зрения, мои мысли метались, словно табун испуганных лощадей. До сих пор мне везло, мне удалось убить своих насильников и уйти из плена, потом я смог уйти из блокированного города. Даже на корабле при перестрелке я не пострадал и не утонул в океане, потеряв сознание. Мне повезло, что именно порядочный рыбак Айман вытащил меня и вернул к жизни. Мне удалось уцелеть во время шторма в открытом океане. Даже попав на рудник, я опять оказался везунчиком: алмаз, найденный мной, стал ключом к свободе не только для меня, но и для всех пленников.
Но вечно везти не может. Похоже, фортуна решила показать мне свой изящный зад в лице этой коричневой капской кобры. Мои лимит везения исчерпан, черти на том свете заждались, разогревая костер для меня.
«Интересно, а там меня жарить на костре будут в каком обличье, в мужском или женском?» — идиотская мысль сейчас полностью завладела моим сознанием, прилипла, словно жевательная резинка к волосам. После долгого мучительного спора в голове я пришел к выводу, что гореть лучше в мужской ипостаси, чтобы у чертей не возникло соблазна.
Временами я вырывался из своего мысленного диспута. Ночь была звездной, мириады искр были щедро рассыпаны по небосводу. Но сейчас я их словно через очки Виталика, своего одноклассника. Виталик был очкарик, худой и слабый, одноклассники вечно забирали у него очки. Помню, как один раз надел его очки и все увидел расплывчато: свет лампы в классном кабине расплывался размером с солнце.
Аруба. Почему он так поступил? Только потому, что я нашел алмаз и получил свободу? Но я не собирался их там бросать, не собирался. А ведь ты мне казался достойным человеком, но ты оказался типичным черным, именно таким, как вас описывали Нат и Квестор Роот. Интересно, дошла ли группа Роота до поселения белых людей или их скелеты уже белеют в пустошах? «Скелеты появятся лишь месяцы спустя, — возразил мне внутренний голос. — Сейчас там разлагающиеся трупы, усыхающие под палящим солнцем, если их еще не растащили падальщики».
Падальщики! При мысли о падальщиках я подумал, что меня, наверное, похоронят. Ведь похоронили же мы Руда, копая могилу тесаком и помогая руками. Правда, я был в отключке, но Нат потом рассказал.
Нат! Надо ему дать мой домашний адрес, чтобы он мог рассказать маме, как и где умер его сын. Лучше бы тогда в океане утонул, чем умирать от укуса змеи.
Но почему я сейчас в океане? Я тону, мои легкие захлестывает вода, я не могу дышать.
Я Зеноби, нет, я Мишааль.
Иду на дно, выброшенный рукой друга за борт в океан, выброшенный рукой умирающего друга.
Бадр! Интересно, свидимся ли мы после моей смерти? Или нас разведут по разным раям и адам, согласно вероисповедованию? А может, между ними есть калитка? Будем ходить друг другу в гости. Ты мне, Бадр, будешь гурий подгонять, а тебе — выпивку! Все решено.
Жди Бадр, я иду, я тону, не могу дышать… Легкие уже разрываются, их наполнила морская вода.
«Хватит сопротивляться, просто умри», — шепчет чей-то голос. Это мой внутренний? «Нет, я не твой внутренний, я голос твоего демона, что решает твою судьбу, взвешивая хорошие и плохие поступки».
Озираюсь, пытаюсь увидеть его, но вижу только вывернутые назад ноги и копыта. Копыта в крови, но откуда кровь?
«Это кровь твоих жертв. Всмотрись, неужто не узнаешь тех, кого лишил жизни?» — голос вкрадчивый, даже ласковый, хочется закрыть глаза и уснуть. Словно в кинопроекторе проплывают лица: начальник охраны, полураздетый с торчащим железным штырем в животе, несколько трупов в комнате охраны, пираты, лежащие на мостовой Рас-Хафуна с разбитыми в клочья лицами, я в яме, засыпаемый землей.
«Подождите! Я живой!», — кричу из-за всех сил, но меня не слышат, комья земли падают мне на лицо, забивают нос и рот. Не могу дышать, дайте вздохнуть, полцарства за кислород!
«Царство небесное», — так назывался один интересный фильм про молодого тамплиера. Говорят, сокровища тамплиеров так и не нашли.
«При чем здесь сокровища тамплиеров? Ты умираешь, потому что забываешь дышать», — это тоже голос демона. Озираюсь, но не вижу его, ни вывернутых ног, ни копыт в крови.