Человеческие крики и блеяние коз разбудили меня практически сразу. Схватив винтовку, я выскочил наружу, Айман — за мной. Двое мужчин с факелами и копьями в руках бежали в сторону загона. Выскочив за ними из-за поворота, я увидел овец, метавшихся по загону темными тенями, и еще одну громадную тень, неторопливо разрывающую свою добычу.
Лев!
Неприятный холодок пробежал по спине. Негры кричали и размахивали высоко поднятыми факелами. Лев замер. Оставил добычу повернулся ко мне. Крупный самец длинная грива… Он присел на задние лапы. По ушам ударило выстрелом. Мимо! Айман второпях промахнулся.
Зверь прыгнул прямо на меня.
Время вокруг застыло, пространство стало вязким. Я легко ушел с траектории льва. Забыв, что в руках винтовка, а не дубинка, с силой опустил приклад на морду.
Удар был сильным. Лев упал, подогнув лапы, но моментально вскочил, оглушая окрестности ревом. Не дожидаясь его второго прыжка, я метнулся к нему и, вкладывая всю свою силу, опустил приклад на череп.
Хруст я услышал даже среди отчаянных криков негров и громкого блеянья коз. Лев упал. Попытался подняться, но не смог, его рев превратился в хрипы. Я разбил в щепки приклад о его голову. Лев завалился набок, секунд десять сучил лапами, загребая землю, и потом затих.
Факелов теперь было больше десятка, и сцена была хорошо освещена: моя грудь вздымалась, от приклада остались лишь щепки, окруженный людьми, лежал лев. Один из негров ткнул его копьем несколько раз: бездыханное тело не отреагировало. Он коротко крикнул на своем языке, и толпа взорвалась радостными криками. Меня обнимали, хлопали по спине как мужчины, так и женщины. Женщины вообще висли на шее, голые груди елозили по мне, что не могло пройти просто так. Ткань шортов оттопырилась, а толпа лишь разразилась еще более радостными криками.
И только одна девушка осталась в стороне. Эну смотрела на меня издалека и не кидалась на шею, но ее улыбка была многообещающей.
Вождь также обнял меня и поблагодарил на африкаанс. Некоторые слова я разобрал. Язык все-таки на основе голландского и английского с примесью местных диалектов. Дети, разбуженные шумом, сгрузились возле мертвого зверя, дергали за хвост, прыгали на его теле.
Лев, однако, успел причинить вред. Трое коз убито, одна разорвана на куски. Женщины, прошедшие в загон, горестно запричитали.
Со стороны саванны послышался шорох и прозвучал торопливый голос:
— Алекс, это мы! Не стреляйте.
Охотники вернулись ни с чем, за несколько часов не встретив никого, корме гиппопотамов, а у них ужасное мясо. Увидев, что лев убит, Нат пришел в восхищение, сменившееся печалью при виде остатков винтовки.
— А нельзя было его пристрелить? — это был его единственный упрек за разбитое ружье.
Негры тем временем освежевали убитых животных и, несмотря на глубокую ночь, принялись варить мясо в единственном железном котле, что у них имелся. Туда поместилась почти целая коза, оставшееся мясо разрезали на узкие плоские полоски и развесили сушиться на изгороди загона, на ветвях деревьев и в самих хижинах.
Вождь позвал Ната, и они долго о чем-то совещались. Африканер вернулся задумчивым. Собрав нас всех в хижине, которую нам выделили, Нат ошарашил нас новостью:
— Вождь обратился к нам за помощью. Это племя химба, которое пришло сюда из Намибии, спасаясь от расправы других племен. Они вырождаются, их становится все меньше и почти все они — родственники между собой. Мужчин восемь, а женщин втрое больше. Хотя они практикуют многоженство, вырождение продолжается.
Нат обвел нас всех глазами, пытаясь понять, все ли мы слушаем и всё ли понимаем из сказанного. Убедившись, что внимание приковано к нему, продолжил:
— Вождь просит нас задержаться на несколько дней и… хгм… вступить в половую связь с их женщинами, потерявшими мужей или не успевшими выйти замуж. Внести свежую кровь в племя.
Все сидели молча, переваривая услышанное. Женщины химба были, безусловно, красивы. Но во так, с ходу становиться осеменителями? Это не укладывалось в голове. Еще год назад на такое предложение я бы прыгал от счастья. Сбылась мечта идиота: досыта и без греха. Но, побыв полгода в женском теле, я научился рассматривать женщину не как предмет удовлетворения, а как личность. Потом перед глазами всплыл образ Эну.
— Я согласен, — сорвалось с моих губ, — но только при условии, что выбираю я сам.
Все посмотрели на меня, но потом также кивнули, все, кроме Аймана, который отрицательно помотал головой.
— Айман, в чем дело?
— Без муллы нельзя, это зина. Грех! — отвечает сомалиец.
— Айман, брось, где я тебе муллу найду в этих саваннах? — пытаюсь уломать сомалийца, но только отпирается.
Ну и черт с ним, не хочет и не надо, оставляю парня в покое. Нас зовут отведать мясо. Пока идет трапеза, Нат вновь общается с вождем.
— У них принято, что выбирает женщина, таковы их традиции. Кроме того, каждая женщина, когда она может забеременеть, поэтому выбирать будут она. И в этом есть логика, — африканер замолкает.
— А если женщина не понравится, отказаться можно? — задаю я вопрос.
— Можно, но это считается оскорблением. Насчет тебя, Алекс, — Нат интригующе держит паузу, — тебе, как победителю льва, разрешено выбрать самому.
«Бинго!» — еле сдерживаюсь, чтобы не прокричать это вслух. По крайней мере, мне не придется спать со старухой. Для меня выбор очевиден.
Быстро перекусив, возвращаемся в хижину, нетерпеливо ждем. Буквально минут через десять к нам заглядывает негритянка лет тридцати, с голой грудью и с шикарными бедрами. Обведя всех взглядом, останавливает свой выбор на африканере, кокетливо зовет его рукой. Приосанившись, со словами «ребята, я пошел», — Нат исчезает вместе с негритянкой.
Дважды подряд выбирают Аймана, который отрицательно качает головой, не отвечая на призывные телодвижения местных красавиц, которые нереально хороши. Уходит Пит, уведенный за руку молодой и симпатичной вдовой, если судить по ее способу укладки кос. Затем приходит очередь Кевина, которому не очень везет: негритянка симпатичная, на голове сложная конструкция из волос и кусков шкуры, явно в возрасте, грудь немного висит, кожа кое-где сморщена.
Снова выбирают Аймана. Этот идиот вновь отказывается. Очень молодая и явно обиженная девушка выскальзывает в дверь. Снаружи слышны возбужденные голоса. Через минуту трое полуголых негритянок, в которых я узнаю тех, кому отказал сомалиец, дикими и очень злыми кошками врываются в хижину и, преодолевая отчаянное сопротивление Аймана, уносят его на руках.
Я сижу, охренев от ситуации. Победитель льва, самый красивый и светлый парень на сто миль вокруг не выбран ни разу! Я думал, что мне придется отбиваться от желающих, а в мою сторону даже не посмотрели. От обиды даже защипало в горле, ну что за несправедливость?
У входа слышу голос вождя, который о чем-то быстро и певуче разговаривает с невидимым мне собеседником, потом его голос затихает. Маленький факел из жира в тыквенной плашке освещает комнату, где я сижу в полном одиночестве и со звенящими от желания яйцами. Пламя светильника пляшет от дуновения воздуха.
Поднимаю опущенную голову. Передо мной стоит черно-красная богиня Эну. Одним движением она скидывает с груди кусок шкуры, вторым избавляется от набедренной повязки… Точеное медное тело, на котором играют блики огня, стройные ноги, плоский живот и словно вылепленная из тёмно-красного гипса грудь.
Абсолютно не стесняясь своей наготы, девушка становится рядом со мной на колени, обхватывает теплыми ладонями голову.
— Але-е-екс…
Глава 21. Эну
Я схватил девушку в объятия, но она мягко освободилась и певуче пропела пару фраз: в хижину почти сразу вошли две девушки, и я вначале опешил, думая, что предстоит групповуха. Но увидел в руках у одной большую шкуру, а у второй — несколько тыквенных сосудов. Первая девушка положила шкуру на пол и вышла, чтобы через несколько минут вернуться с небольшим металлическим листом, на котором тлели угли. Я с интересом наблюдал за происходящим, тем более что Эну призывала меня жестами проявить терпение. Лист поставили в центре хижины, затем одна из девушек набросала веточек на тлеющие угли, вторая посыпала порошком из принесенного сосуда. Приятный, пахнувший апельсинами дым стал заполнять хижину. Эну присела очень близко к углям и позвала меня. Когда я подсел, подскочившие девушки сняли с меня рубаху и, несмотря на мое сопротивление, освободили от шорт. Увидев под ними вторые нательные плавки-шорты, девушки прыснули от смеха, певуче перебросились фразами и освободили от этого предмета гардероба.
Увидев меня в полной боевой готовности, девушки снова рассмеялись, похлопывая Эну по плечам и показывая на вздыбленное естество. Я присел рядом с девушкой, стараясь ногами прикрыть паховую зону. Эну придвинулась вплотную, и в следующую секунду нас накрыли шкурой.
Дым щекотал ноздри, я даже несколько раз чихнул. Запах был очень приятный, не раздражающий. Угли были прямо передо мной, от них исходил жар, и я чувствовал, как начинаю потеть. Пару раз с нас снимали шкуру на несколько минут, и я хватал воздух, пытаясь надышаться, потом шкуру снова накрывали. Через десять минут я почувствовал, как пропотел насквозь: струйки пота сбегали по спине, каплями срывались с кончика носа, сбегали по животу. После такой тепловой сауны даже моя ненормальная готовность к сексу немного сдалась, приняла полубоевую готовность. Шкуру сняли и девушки занялись нами активно, словно тайские массажистки. Предметом, похожим на костяной гребень без зубьев, тщательно прошлись по всему телу, выгоняя оставшийся пот. Даже в тусклом свете я видел, как посветлела моя кожа. А кожа Эну, наоборот, стала немного темнее.
Оказалось, что пытка еще не закончена. Под внимательным взглядом Эну девушки в две руки стали натирать меня мазями из тыквенных сосудов, сделав цвет моего тела красным.
— Оtjize, — ответила Эну на мой невысказанный вопрос.
Девушки закончили с лицом, спиной животом и ногами, лишь один бледный участок оставался на моем теле, когда Эну отстранив девушек, зачерпнула мазь и стала сама тщательно и нежно наносить ее в интимной области. Все мои попытки совладать с собой после таких прикосновений — соски девушки периодически касались моего лица и груди — оказались тщетны. Свидетельством чему стала дорожка спермы, пролетевшая почти до самого входа в хижину.