Бушмены и их женщины загалдели: первые оживленно и с опаской смотря на меня, вторые восхищенно и примерно оценивая меня как мужчину для секса. Это читалось в их глазах. Какая женщина не хочет получить потомство от сильного самца при родоплеменном строе? Они прямо пожирали меня глазами, особенно старалась довольно симпатичная бушменка, что вчера угощала нас кашей.
— Не советую тебе с ними заигрывать, — я не заметил, как подошел Нат, — получишь отравленную стрелу в спину, даже не заметив, как к тебе подкрались. Кхомани довольно ревнивы, и здесь нет дефицита мужчин, как в племени химба.
На обед мы остановились под группой развесистых деревьев, на которых отдыхал леопард. Завидев наш табор, он предпочел мгновенно скрыться в зарослях кустарника и исчезнуть в высокой траве.
Женщины и дети быстро собрали хворост, и в трех небольших котлах снова варилось мясо, дразня нас запахами. Когда мы присели, к нам подошла симпатичная бушменка, и у них с Натом завязался разговор. Видно было, что женщина просит, а африканер, хмурясь, пытался что-то доказать. Так и не убедив женщину, он в сердцах сплюнул и обратился ко мне.
— Она просит тебя переспать с ней, она вдова, ее мужа убил лев во время одного из кочевий. Вдовы, чьи мужья убиты зверем, не могут больше выйти замуж или просто быть с мужчиной, потому что дух мужа отомстит. Это глупость, но у них такие обычаи. Повторно она может выйти замуж лишь за того, кто убьёт или убил льва без огнестрельного оружия. Я имел глупость ляпнуть, что ты убил льва дубинкой, когда мы были у химба, вот теперь она просится за тебя замуж.
Я хлопал зенками. Возомнил себя неотразимым, считая, что мой мужской магнетизм влечет ко мне бушменку, а она, оказывается, просто практичная.
— Я же могу отказаться?
— Конечно можешь, я пробовал ее уговорить, но она очень просит передать тебе ее слова, надеется на твое согласие. — Нат сплюнул еще раз. — Это все мой поганый язык, хотел произвести впечатление на Айяву.
— Да прекрати, Нат, пусть приходит ночью, с меня не убудет, к тому же мало людей смогут похвастаться бушменкой среди своих достижений.
Я улыбнулся, девушка была довольно симпатична, при мысли о сексе я почувствовал, что организм готов.
— Мы через пару часов будем в Ботсване, может, сразу и расстанемся. Так что, парень, если хочешь ей помочь, то полезай в крайнюю повозку, она ждёт тебя там.
Это было неожиданно. В повозке, во время движения посреди племени, вооруженного отравленными копьями и стрелами?
— А как же стрела в спину, Нат?
— В отношении нее не беспокойся, к ней никто не приближается. Так что давай иди, времени у нас немного, скоро граница.
Под любопытными взглядами половины племени и крайне выразительным взглядом Аймана, обнажившим в улыбке все тридцать два сомалийских зуба, я поднялся на повозку.
Увидев, что я пришел, бушменка встрепенулась, ее глаза моментально увлажнились, превратив ее в козочку. Я задернул полог, чтобы нас видело как можно меньше глаз, и стянул рубаху через голову. Бушменка сняла с себя одежду, состоявшую из широкой нагрудной повязки и некоего подобия шорт, украшенных короткой бахромой.
Ну что тут говорить? В грязь лицом я не ударил, хотя той страсти, что была с Эну, не получилось. Но сама девушка была огонь. Единственное, что меня напрягало, ее скромные размеры во всем. Несколько раз с ее губ сорвался стон, и это был не стон страсти, а боли. Виновато улыбнувшись, я останавливался, но она ободряла меня, и проникновение инь в янь или наоборот продолжалось. Я даже успел войти во вкус, когда безмерно благодарная мне женщина преподнесла мне сюрприз. Опрокинув меня на спину на шкуры, она начала целовать тело, спускаясь все ниже. «Неужели возьмет?» — мелькнула мысль, потому что Эну даже понятия не имела о таком виде секса. Но бушмены, видимо, были более продвинуты в вопросах любви, и эта оказалась просто непревзойденным мастером, заставившим меня на время забыть о реальности.
Я даже не почувствовал, что повозка остановилась, не слышал голоса пограничников, разговаривавших с Айявой, не знал, что в этот момент все мои друзья лежат в повозках, укрытые шкурами, а сверху играется на шкурах молчаливая малышня бушменов. Пограничники просто отдергивали полог и, заглянув внутрь, уходили. Для них это была формальность.
И, конечно, я не знал, что приближавшиеся к нашей повозке пограничники остановились, услышав явственный мужской стон, говорящий о пике блаженства, улыбнувшись, переглянулись и махнули рукой Айяве: «Проезжайте, извращенцы».
Я узнал все это потом. После того как веселый и жизнерадостный голос Ната заставил вздрогнуть задремавших любовников:
— Алекс, если ты не собираешься трахаться, пока племя вновь не пересечёт границу Ботсваны, тебе самое время выйти.
Я натянул свои шорты, надел рубаху и выскочил наружу:
— Мы в Ботсване?!
— Да, самец антилопы канна, мы в саванне!
Африканер улыбался, счастливый и даже помолодевший. Мы сделали это! Сбежали из рабства, отбились от преследователей, пересекли горы и пустыню Калахари.
На первый взгляд ничего не изменилось, если не считать глумливых взглядов всего племени Кхомани и моих друзей. Природа вокруг такая же, и мы по-прежнему в Африке. Но, черт побери, я уже чувствовал запах дома, даже среди этой дикой африканской саванны!
Глава 24. Габороне
Мы крепко обнялись с Натом, с Айманом, даже немногословные Пит и Кевин выразили бурю эмоций по поводу удачного пересечения границы. После того как мы успокоились, к Нату подошел Айява и, отозвав его в сторону, переговорил с ним. Африканер вернулся к нам крайне воодушевленный, просто сияя.
— Я даже не думал, что нам так сильно может повезти! Мы в пятнадцати километрах от городка Чабонг, который населен преимущественно белыми. Более того, если мне не изменяет память, здесь позиции африканеров сильны. Мы можем прямо сейчас попрощаться с нашими друзьями бушменами — и через пару часов мы будем в Чабонге. Или мы можем идти вместе с ними. Они направляются в сторону в город Гудхоп, там их подкармливают вещами и едой разные миссии. Только с их скоростью идти минимум три дня, если не все четыре. От Гудхопа до Габороне вроде рукой подать, меньше ста километров, и нормально ходит транспорт. Что скажете? Я за то, чтобы идти в Чабонг, если там по-прежнему африканеры заправляют, мы будем как у Христа за пазухой.
— Мне без разницы. Желательно вариант, чтобы быстрей добраться до столицы и попасть в посольство, — я был не против и трехдневного путешествия в компании умелой бушменки, но все же хотелось скорее попасть домой.
Айману тоже было без разницы, куда я, туда и он. Братья поддержали вариант дяди, и мы, отдав две винтовки, как и было обещано, двинулись в направлении, указанном нам Айявой.
Признаки присутствия цивилизации появились буквально через час, когда мы наткнулись на хорошую асфальтированную дорогу, на которой вскоре нас обогнал и притормозил пикап тойота. Высунувшийся из машины мужчина лет пятидесяти был белым, с загорелым лицом и пышной окладистой бородой. Держа в руках короткую автоматическую винтовку, он, оставаясь за машиной, спросил зычным голосом:
— Кто такие? И почему такие оборванные?
Нат выступил вперед без оружия:
— Меня зовут Натаниэль Ловейн, а это мои племянники, сыновья моей сестры Пит и Кевин. С нами еще над друг Алекс и парень Айман, он из Сомали. — Африканер перевел дух и продолжил: — Не думал, что первый белый брат, встретившийся мне за последний месяц наших приключений, возьмет меня на мушку, словно проклятый нигер!
На бородатого, видимо, произвели впечатление слова Ната. Он опустил винтовку и вышел из-за машины.
— Я Жан Лебаннер. Добро пожаловать в Чабонг, друзья, — с этими словами он крепко пожал всем руки, лишь на секунду помедлив с рукопожатием сомалийца.
Вопросы вертелись на лице и языке Жана, предвосхищая их, ответил Нат:
— Мы с окрестностей Блумфонтейна, ЮАР. Нашу ферму захватили черные, изнасиловали и убили нашу племянницу Сьюзи, нас повязали и продали на рудник Коффифонтейн недалеко от Кимберли. С Алексом и Айманом мы встретились в Блумфонтейне, где их продал в рабство капитан корабля, подобравший их из воды у берегов Сомали. С рудника нам удалось убежать, и мы почти двадцать дней шли в Ботсвану. Был с нами еще парень, но его убили во время преследования. Это вкратце, если рассказывать подробно, боюсь, придется здесь простоять до глубокой ночи.
Бородач вытаращил глаза, а затем опомнился, вслух проклиная свое любопытство.
— Натаниэль, могу я предложить вам и вашим друзьям свое гостеприимство? У меня достаточно комнат и еды, чтобы вы отдохнули. Потом я познакомлю вас с достопочтенным Стефаном Делакруа, мэром нашего Чабонга. Там решим, как вам быть дальше. В любом случае, африканеры не оставят вас без помощи. Садитесь и поедем ко мне, посмотрим, чем нас угостит моя Вивьен.
Второй раз просить нас не было необходимости, мы с Натом поместились в кабину, Айман и ребята просто запрыгнули в кузов.
Чабонг оказался маленьким городком с населением около семи тысяч, состоящий из домов типа бунгало, разбросанных по холмистой равнине. Зато имелся аэропорт и единственная больница на сто километров вокруг. Своим появлением город был обязан алмазному руднику, открытому еще в начале двадцатого века. При упоминании слова «алмазный рудник» я скривился, слишком были неприятными воспоминания. Все это рассказывал бородач Лебаннер, въехав в город и подъезжая к своему дому. Дом его был типичен для домов белых в Африке: построенный из дерева с использованием гипсокартона, с большой открытой верандой и резными ставнями на окнах. Крыша была из мягкой черепицы, при здешнем климате железо махом бы превращало дома в душегубки. На веранде стояла женщина лет сорока с хвостиком, тревожно вглядывающаяся в подъезжающую машины.
Было ощущение, что я попал на съемки фильма про середину двадцатого века: волосы женщины уложены такой характерной дулькой, сама она одета в длинное, до пят, белое платье и цветастый передник на тесемках.