Неужели еще существует где-то этот мир – мост через реку, вечерний туман, потрескивающий на ветру костер? И люди гуляют без конвоя, с кем хотят, и встречаются, расстаются, страдают, любят? Козин поет артистично, слегка помогая себе жестами, и невозможно представить этого свободного духом человека – заключенным. Со сцены улыбается добрый человек, который умеет радовать других и делает это с удовольствием. На меня накатывает приступ тоски и ненависти – к окружающей меня жизни, к властям, к нашей проклятой системе, для которой мы жалкие, униженные твари. Мысль о неизбежном медленном умирании в лагере приводит в отчаяние.
Но вот уже играет оркестр, и я не отрываю глаз от Димки Янкова. Он прекрасен, особенно в минуты, когда солирует на черном кларнете, задрав стриженую голову, и, мне кажется, ищет глазами меня, будто спрашивая, слышу ли я его, понимаю ли, что он хочет сказать своей надрывной мелодией. «Я слышу тебя, Димка!» – молча кричу я ему. Это была моя последняя встреча с бывшим командиром подлодки. Что с ним стало потом, мне до сих пор узнать не удалось.
О концерте Вадима Козина на Перспективном я вспоминал в августе 1999 года, когда по приглашению немецкого телевидения, снимавшего фильм о сталинских лагерях, прилетел в Магадан и уговорил колымских друзей подвезти меня к Школьному переулку, где в доме 1 доживал свои дни Вадим Козин. Освободившись, он остался жить на Колыме, изредка выходил на сцену, но чаще магаданцы видели его на заснеженных улицах, когда в подшитых валенках, неся в авоське бутылку кефира, он брел домой. Вадим Алексеевич жил на маленькую пенсию, никак не напоминая о себе, не желая кого-либо затруднять просьбами. И многие его поклонники, ничего не слышавшие о нем, очень бы удивились, узнав, что он еще долго был жив и умер в девяносто два года, до последних дней продолжая петь для друзей, изредка навещавших его. Мои друзья, бывавшие у Козина в Магадане незадолго до его смерти, удивлялись тому, что Вадим Алексеевич был убежден: в случившемся с ним, с миллионами других, несправедливо винить Сталина. Он вообще избегал разговоров о лагерях, старался о них забыть.
Жизнь между арестами
В 1950 году его освободили досрочно. Родственники уговаривали Вадима Алексеевича уехать на постоянное место жительства в Ленинград, где для него уже была приготовлена отдельная квартира, но он наотрез отказался покидать Магадан, никому ничего не объясняя. По иронии судьбы он стал художественным руководителем Магаданского ансамбля песни и пляски имени Дзержинского.
Потом он снова стал выступать как солист областного музыкально-драматического театра им. Горького. В это время артист выезжал на гастроли на Дальний Восток и в Сибирь, а в 1958 году дал несколько концертов в городах Центральной России и в Сочи[20]. Заезжал и в Москву, где ему предложили выступить в каком-то захолустном Доме культуры. Певец обиделся и отказался, но старые друзья-артисты уговорили Козина, и он дал большой концерт в рабочем клубе, до отказа заполненном поклонниками его таланта. После концерта певца выносили из зала на руках.
♦ Владимир Левиновский[21]:
«Во второй половине 60-х прогорал, как никогда, областной музыкально-драматический театр. С учетом коэффициента зарплаты актеров здесь особенно велики оказались и долги театра государству, они исчислялись в миллионах. На сцене шли «Город на заре», «Интервенция», «Оптимистическая трагедия», бушевали сценические страсти, а зал был почти пуст. И тогда шли в барачный дом. Старик выходил на сцену, садился за рояль, пел «Пара гнедых», и в зале творилось невообразимое… Билеты продавали даже в оркестровую яму. Еще он пел «Нищую» Беранже. Помните, певица, бывшая во славе, «лишилась голоса и зренья» и теперь доживает век в нищете и одиночестве: «При счастье все дружатся с нами, при горе нет тех друзей».
В Магадане еще не было филармонии, певца оформили при театре. Я много сил отдал, чтобы «пробить» выездные сольные концерты Козина.
Гастроли артистов Магаданского драматического театра и филармонии во главе с Козиным. 1950-е годы
Когда я только приехал в Магадан, Вадим Алексеевич ездил в сборных концертах…Сейчас таких певцов, наверное, уже нет – высочайшая к себе требовательность. Самоедство какое-то. Уже готова, кажется, песня – все, а он – «нет», и работает до изнеможения. Даже на репетиции не пел вполголоса. Себя изводит и музыкантов тоже. Программа кончится, он поет на бис столько, сколько просят, сколько сил хватает. И знаете, чтобы он хоть когда-нибудь, хоть раз рядился из-за денег – никогда. Бессребреник. К певцу возвращается молодость. Он исколесил Сибирь, Дальний Восток, выступал на Камчатке, Сахалине, на Курилах, в Приморье, Якутии, на Колыме. Он поет перед оленеводами, рыбаками, строителями, моряками-подводниками. Он пел всюду, пел всем. Голос вырвался на волю. Он (один) вытащил областной театр из долговой ямы. Мне рассказали, как в одном из городов, где выступал Козин, гастролировал прославленный московский театр, чуть не сплошь состоящий из народных артистов. В Москву, в Министерство культуры от театра полетела телеграмма: рядом с нами выступает Козин, отбивает всю публику. Вероятно, это легенда, но из тех, которые очень похожи на правду…
♦ Юрий Яковлев[22]:
В 1958 году Министерство культуры СССР разрешило Козину концертную поездку по российским городам. Побывал он тогда и в Воронеже: это было летом 1958 года, – вспоминает известный воронежский журналист В. Б. Юдин. – Переполненный зал филармонии с нетерпением ожидал начала концерта, причем среди поклонников встречались люди всех возрастов. На сцену с одной стороны вышел невысокий лысеющий мужчина в светлом костюме и белой бабочке – это был Вадим Козин. Тем временем с другой стороны к роялю быстро подошел аккомпаниатор Тернер. Не затягивая разглядывание зрителями самого себя, петь начал сразу, без поклонов и вступительных речей. Уже после первой песни Козин овладел залом всецело. Концерт был долгим. Певец исполнил, наверное, не менее тридцати песен и романсов. Выступление имело оглушительный успех. А спустя пару лет, – продолжал с улыбкой вспоминать Валентин Борисович, – в том же зале во время выступления модного певца нового поколения в одной из коротких пауз с галерки гулко прозвучал мужской голос: «А Козин эту песню пел лучше…»
Пожалуй, гастроли 1958 года были самым ярким и последним по-слелагерным турне маэстро по стране. Воронежская газета «Коммуна» тогда писала: «Воронежцы с интересом слушают талантливого певца В. Козина. В репертуаре артиста его произведения: “Песня о буденновском бойце” (слова Щипачева), “Когда проходит молодость” (слова Фатьянова), “Любушка” (слова Ядова), “Письмо магаданцев в Москву” (слова Нефедова) и другие, а также старинные русские романсы и песни. Большой интерес у слушателей имела “Песня о французском солдате” Ж. Косма, исполненная проникновенно и выразительно».
Коллекционер из Воронежа Юрий Николаевич Яковлев
В шестидесятые годы Козин продолжает писать и исполнять песни магаданского цикла. Участвует в концертах местного масштаба, и большая страна почти на тридцать лет тихо забывает некогда популярнейшую фамилию. До тех пор пока на Центральном телевидении вышла программа А. Караулова «Момент истины», в одной из них тележурналист ведет беседу с одиноким состарившимся певцом в его однокомнатной магаданской квартире, из скудного интерьера которой телезрителям, пожалуй, запомнился лишь стеллаж с книгами, рояль и… валенки. Да, да, валенки, ставшие любимыми тапочками певца до конца дней и которыми он все еще иногда нажимал на педали старого рояля.
Второе осуждение
♦ Михаил Крушинский:
Козина отозвали с гастролей и предъявили ему постановление об аресте. Ограничусь выдержкой из приговора: «Козина Вадима Алексеевича, на основании статьи 19 и 154-а ч. 1 УК РСФСР, подвергнуть лишению свободы с отбыванием в исправительно-трудовой колонии сроком на 2 года»[23].
♦ Борис Пискарев[24]:
Передо мной стоял человек средненького росточка, очень чистенько одетый. Пальто демисезонное вычищенное, на голове какая-то шляпа с короткими полями, довольно холеное лицо – не барское, но ухоженное. Манеры интеллигентные: здравствуйте, разрешите… Но без заискивания, он, конечно, понимал, с чем связан его вызов, но ни испуга, ничего такого не было… Ну а дальше – рутинная беседа. Вадим Алексеевич, меня зовут Борис Андреевич… Вы понимаете, зачем я вас пригласил. Прокурор области санкционировал ваш арест. Вот познакомьтесь с постановлением, ну а дальше будем разговаривать. Он ознакомился спокойно, расписался, что ознакомлен. Ну, говорю я после того, как допросил его, – все, Вадим Алексеевич. Постановление должно быть исполнено, то есть вы должны быть препровождены в тюрьму. И он, единственно, сразу сам – с просьбой: Борис Андреевич, ну я очень вас прошу – сделайте так, чтобы меня не вели под конвоем по городу! Я говорю: ну, Вадим Алексеевич, ну неужели вы меня считаете непонимающим человеком! Вон уже автозак под окнами! Я позвонил уже, чтобы подъехали.
А дальше – сцена по-своему комическая. Появляются работники милиции – обычные конвойные. Старшина и милиционер. Я им: вот постановление, подпись прокурора области, печать, вот человек. Ваша забота – доставить его в тюрьму. Исполняйте! И с этого момента моя власть кончается – начинается власть конвойных. Старшина: Встать! Тот, как пингвин, подскочил. И дальше тирада такая, в одно слово: КОЛЮЩИЕРЕЖУЩИЕПРЕДМЕТЫСЫПУЧИЕТЕЛАЖИДКОСТИНАСТОЛ! Одним словом! У арестованного из колюще-режущих ничего не оказалось. Из сыпучих тоже (а имелся в виду, например, табак, который преступник мог бы бросить конвоиру в глаза). Из жидкостей нашелся флакончик каких-то духов и был изъят, конечно. Вот и все. Больше я с ним никогда дела не имел. Дело отдали другому следователю.