Вадим, конечно же, ловил себя на ощущении, что Вадимом быть лучше. Он знал, что так думать вроде бы стыдно. Ничем же он не лучше оттого, что читал такие-то книги и рассуждал о таких-то проблемах. Но знал также, что ему стыдно не будет. И это тем более стыдно. Ай-ай-ай.
Ему иногда удавалось залезть в чужую шкуру, испытать, как ему казалось, что значит быть другим человеком. Тогда возникало ощущение пролета, свистящей дыры. Оттого, что вышел куда-то за привычные рамки. Так можно было экспериментировать с чем угодно, на все посмотреть по-другому. Берешь, например, имя Татьяна. Так себе имя, пресное, приевшееся. Сами эти звуки, сочетание фонем, настолько выдолблены в памяти, что даже ассоциаций не вызывают. А затем делаешь усилие, произносишь это имя как бы с другой колокольни… вроде — а что, если б я это имя в первый раз услышал? Та-ти-ана… Если упражнение удается, то звучание получается экзотическим, видишь римскую матрону. На долю секунды захватывает дух — будто чувствуешь, как в мозгу передвигаются пласты. Неизвестно, есть ли реальная польза от таких упражнений. Зато интересно.
В двенадцать он сел за переговоры. Затем отправился обедать. Думал исключительно о том, как грамотнее выстроить контракт. Сразу после обеда посидеть с Сашей, юристом, и сделать наброски. Зайти к программистам. Вызвать Свету — как она решила вопрос с банкетом — нужна ли Света вообще… ее должность… этим может заниматься и Лера… Карась обещал найти данные… и придется ли все-таки лететь в Германию…
Несмотря на то что Вадим создавал в голове видимость информативного потока на деловую тему, закрепить к нему интерес никак не получалось. Дальним, приглушенным мысленным процессом он изыскивал (пока безрезультатно) способ все исправить.
В три часа позвонила Маша. Не на мобильный, а официально, через Леру. Спросила строго:
— Есть ли у тебя телефон Рыбина? Мне нужно срочно его найти.
Ну конечно, без необходимости не позвонила бы. Видимо, очень нужен Рыбин, раз звонит на следующий же день. Открыл записную книжку, потыкал в кнопки. Маша не жаловала подобные достижения цивилизации, обходилась клочками бумаги. Вот и не знала нужного телефона.
Здесь она сказала:
— Слушай, приезжай домой.
Вот так просто — попросила.
Вадим замер, затем ответил:
— Приеду. Прости меня. Не готовь, я привезу еду.
Маша, через непродолжительную паузу:
— Ну, давай; будем ждать.
Наверное, она так и не придумала, какое значение придать тому, что случилось.
Вознамерившись прибыть с цветами и ужином на морскую тему, Вадим заехал в итальянский ресторан. Затем в супермаркет, где был цветочный отдел. Долго выбирал, поскольку был уверен, что пошлый букет гораздо хуже полного отсутствия букета. Девушка-продавщица была одета безвкусно и крикливо, и на ее суждение он не полагался. Составил композицию: несколько разных цветков, но все фиолетовые, в папиросной бумаге. Ему понравилось, а девушка пожала плечами.
Около выхода бродил мальчик лет семи, в пуховых штанах и с длинными волнистыми волосами. В руках он держал листок и ручку. Когда Вадим поравнялся с ним, ребенок неожиданно спросил:
— А вы не могли бы помочь мне с английским?
Мальчик был симпатичным — ангельски-рекламного вида. Вадим пристроил букет на какой-то стол и занялся распределением иностранных слов по группам.
Только в гараже Вадим обнаружил, что так и забыл букет на столе.
Поцеловав жену, он повинился в утере. К счастью, Маша нашла этот факт забавным. Или сделала вид. Вадим отчего-то умолчал об обстоятельствах, приведших к пропаже цветов. Оба ощущали себя довольно неловко; старались разговаривать шумно и суетливо. Илюшка спросил тонким трехлетним голосом, повиснув у Вадима на шее:
— Пап, ты где был?
— Где был? Да все на работе… Пойдем ужинать.
Позже Вадим уложил сына спать. Закрывая дверь детской, он обнаружил, что разлучился в данный момент не только с ребенком, но и с безопасным заполнителем времени, избавляющим от необходимости оставаться наедине с женой. По всем прикидкам, Маша намеревалась затеять беседу. Ну и сам виноват: нечего было бить ее по лицу. Нет, он не бил — просто хлопнул. Но она, конечно, хочет узнать, зачем ее так. Найти свои координаты в пространстве.
Вадим постарался найти себе легитимное занятие. Прошелся туда-сюда. Маша тоже создавала видимость деятельности — не то по хозяйству, не то по личному проекту. По Машиной спине, мелькавшей сбоку, расслабленной, ничего не читалось.
Обнять — не обнять. Да ну. Вдруг еще…
Пройдя в гостиную, он сел на диван; ощупал взглядом рельеф помещения. Нашел пульт, включил телевизор. Затем вошла Маша. Она отшвырнула ногой зеленый пуфик и нырнула к Вадиму под руку. Так и не поговорили.
3
Вадим глотнул минеральной воды и опустил бокал.
— Так что, Вадим Сергеевич… а давай на ты, а? Вадим! Вот и ладушки… В этой программе нам что надо? Совершенная точность, абсолютная, ну — ты же понимаешь… никаких ошибок…
Вадим погрузился взглядом в белесое лицо напротив, мелко трясущее своей обильной плотью над тарелкой с лосиными котлетками. Произнес с нарочитой мягкостью в голосе:
— Вы ведь тоже понимаете, что без ошибок программ не бывает — разве что в Пентагоне, да и то вряд ли. (Белесое лицо недовольно уставилось на него.) Например, последняя версия Windows — вы знаете, что в ней исправлено три тысячи ошибок предыдущей версии? А представляете, какой была версия девяносто пять? И ничего, с ней весь мир работал. Это я для примера. Конечно, ошибки могут быть минимальными. Но за те сроки, что вы нам даете… Я вам честно говорю — до предельного минимума их свести не удастся. Это вам кто угодно скажет, в какую фирму вы бы ни обратились. То есть, конечно, кто-то может и не сказать… попросту этот факт скроют. Вам же этого, наверное, не хочется…
Егор Львович очистил языком внутреннюю поверхность губ — омерзительным чавкающим движением — и выговорил мрачновато:
— Так что, ты хочешь повысить сумму?
Вадим постарался без лишней резкости в жесте подцепить на вилку последний кусок рыбы:
— Сумма меня устраивает. Я просто предупреждаю, что у вас есть две альтернативы. Дать нам больше времени или мириться с погрешностями.
Пока Егор Львович переваривал информацию, пошаркивая мощной шеей в воротнике сорочки, Вадим взглянул на часы. Полдесятого. И за окнами темень. Невыносимо хотелось спать. Сама собой в голове стала складываться последовательность привычных картинок, предваряющих сон после трудового дня: гараж, лифт, коридор, холл… Затем должны были следовать лестница и кровать в спальне, но вместо них всплыло вдруг недавнее событие. Происшедшее как раз в холле. Вадим встрепенулся и быстро спросил:
— Что вы будете на десерт?
Два круглых кустика волос, находившихся почему-то на три сантиметра выше надбровных дуг, остановили свое беспорядочное движение, и Егор Львович произнес:
— Не, ничего не буду… Разве что кофе… Тогда так. Мы сроки оставим те же, а в контракте обговорим… Мол, если понадобится доработка, то за отдельную плату сделаешь потом доработку — и доустановишь, или как там.
— Хорошо. Меня это вполне устраивает.
— Ну и ладушки, — просияло лицо, моргнув маленькими глазками; над губой блестели бусинки пота. — Эх, была-не была, может, все-таки тортика схряпать, а?
Егор Львович подмигнул Вадиму.
Последняя фраза почему-то его доконала. Вадим прилип к стулу, вспотел. Сначала показалось, что отравился и придется искать раковину.
Нет, дело было именно в последней фразе. А что он такого сказал? Тортика схряпать. Простые, обыкновенные слова. Такие и должны быть. И Егор Львович такой, каким ему и полагается быть. Все, как надо.
Вадим глотнул воды. По счастью, Егор Львович не сумел справиться с тяжестью выбора из огромного десертного меню и решил остаться без сладкого, озвучив это следующим образом:
— Съем «Черный лес», а потом буду весь вечер мучиться… Может, лучше было взять «Сердце лимона», может, вкуснее.
И рассмеялся задорно-стыдливо.
Когда он пришел домой, было почти десять часов. Пока снимал пальто, жена мелькнула где-то в дверном проеме с прижатой к щеке телефонной трубкой, помахала рукой. Пройдя в гостиную, Вадим машинально включил телевизор.
Все нормально: диван, телевизор. А как еще?
Маша появилась с задиристым румянцем на щеках — следствием интеллектуальной беседы с одним из своих приятелей. Выдержав паузу ровно в одну минуту, она сообщила:
— Я сегодня ходила наниматься на работу.
Он поднял удивленно брови — в соответствии с увертюрой.
— …Ну, так, в качестве эксперимента — на что я гожусь… Все-таки у меня образование… Я, в общем, давно обзванивала кадровиков в разных компаниях. Тебе не говорила, чтоб сюрприз… Вот и сюрприз: сегодня была на двух интервью, и не взяли! Прикинь!
Вадим отчасти заинтересовался.
— По квалификациям не подошла?
Маша отвернулась, заморгала обиженно:
— Не пойду никуда больше… Все везде своих пропихивают… У меня два языка, гуманитарное образование — и какое! Как будто к ним каждый день с таким приходят… причем у них ведь даже обучают, если надо, на пиар и на все такое… так что какие-то там специальные квалификации ни при чем. И все равно не взяли.
Вадим развязал галстук.
— Значит, не сумела себя подать. Хотя странно, ты же вроде пробивная. Или я просто привык так считать. Ты вот варишься в одном и том же супе, со всеми своими приятелями, писаками и читаками… А в реальном мире за претенциозные разглагольствования и копейки не дают.
Молчание с другой стороны приобрело напряженный оттенок.
— Я, кстати, подозревал, что ты разучилась… выражаясь на твоем же языке… функционировать вне структурированной среды… Вне университета и своего круга, где все наперед понятно.
Маша ответом не удостоила. Но задумалась.
По телевизору показывали в меру известного российского поп-исполнителя. Юные поклонники вопрошали его: а почему вы не пишете песен по-английски? На что тот с иронией отвечал: