И он открыл дверь. В темноте ничего не увидел. Вытащил приготовленный фонарик. Теперь под ярким высвеченным кругом появились старые кресла, поставленные друг на друга, шифоньер без обеих дверок, велосипед со спущенными шинами, старый кожаный чемодан. Под ногами был протертый ковер. Рухлядь. Никакой антикварной мебели, никаких бронзовых ламп. Русские, как он убедился, всегда прибедняются. И наиболее ценные вещи хранят не на видном месте, а в подвалах, на чердаках, в темных комнатах. Но в этот раз его постигло разочарование.
Решил на всякий случай посмотреть, что лежит на шкафу. Встал на кресло, уперся рукой в шифоньер, и тут кресло под ним качнулось, он потерял равновесие и, чтобы не упасть, схватился рукой за вентиляционную решетку, выступавшую из стены. И решетка вывалилась. Из образовавшегося отверстия на кресло упал объемный газетный сверток. Джон стряхнул с себя пыль, потом стал разворачивать газеты. Что-то круглое. Навел луч фонарика. И замер. Рубашка прилипла к телу. Из-под газет выглядывала, нет, он не ошибся, отчетливо просматривалась настоящая человеческая голова. Часть манекена? Под лучом фонарика вырисовывался высокий лоб, чуть оттопыренные уши, длинные волосы.
«Всевышний, – одними губами произнес он, – что я вижу? Или мне снится? Мумия? Откуда она здесь?»
Он наклонился и, пересиливая отвращение, развернул газеты. Это был муляж из глины. Такие на уроках истории медицины им демонстрировал профессор Кроу. Он показывал голову Рене Декарта. Тогда профессор потянул за нос, и передняя часть лица отпала. Студенты ахнули. Девчонки отвернулись. За лицом светлел оскал черепа – дырка от носа, черные глазницы. Профессор объяснил, что это копия головы Декарта, которую изготовил скульптор Пауль Ричер еще в 1912 году. Он выставил ее в Париже. Голова произвела фурор. Скульптор по неровностям черепа полностью восстановил черты лица. Это искусство.
Но зачем эта голова здесь, в московской квартире? Декарт? Нет. Тот был длинноносый, а у этого нос коротковат. Может быть, экспонат из медицинской школы?
Джон поднял муляж повыше, и в этот момент из горловины появился уголок конверта. Письмо? Послание с того света, подбодрил он сам себя и вытащил его. При свете фонарика с трудом прочитал написанное карандашом слово, смысл которого остался ему непонятен: «Завещание». Что оно означает? Придется посмотреть в словаре. Он вышел из комнаты и на цыпочках вместе с письмом направился к книжному шкафу. «Завещание, завещание, – повторял он про себя. – Ага, вот оно, оказывается, на английском это слово ему хорошо известно – «тестамент», юридический термин, другими словами, устный или письменный наказ, содержащий распоряжение относительно имущества на случай смерти. Однако все завещания заверяются, как правило, у нотариуса и вскрываются обычно после смерти. А почему это оказалось спрятано в голову? Не вскрыть ли ему конверт и прочитать? Соблазн велик, но поймет ли он текст до конца.
Джон раскрыл конверт и вытащил сложенный вчетверо листок. Текст был отпечатан на машинке. Джон снова направился к книжному шкафу и с помощью словаря стал переводить.
«Я, Николай Рогов, готов к смерти, – негромким голосом читал он, – алкоголь и жизненные обстоятельства завершили свое дело. Это произойдет по моему гороскопу в ночь с 24 на 25 июня. И тот, кто найдет мою голову, увы, с чужим черепом, тот, может быть, узнает тайну сокровища. Надо зажечь свечи и поднести к моему рту зеркальце. Я скажу, где спрятаны фамильные драгоценности графа Калиостро»…
Неожиданный звонок в дверь прервал его чтение. Он с трудом оторвался от листка. Звонок повторился. Длинный, требовательный, нетерпеливый. Это не Света.
Что делать? Поставить голову на место? Теперь не успеет. Он уже ругал себя за то, что полез в темную комнату. Схватил газеты, закрутил в них голову, затиснул ее в глубь шкафа. Сказать Свете о своей находке или промолчать? Он вышел в коридор, посмотрел в глазок и не поверил своим глазам. На лестничной площадке стояла Вероника. Открывать? Света ничего ему не говорила, как поступать в таком случае. Он неторопливо отодвинул засов, повернул замок.
– Привет, – с легкой улыбкой сказала ему Вероника и прошла мимо него. – А Светы нет дома?
– Нет, – не очень уверенно произнес он. Впервые Джон почувствовал себя неловко. Он не знал, что ему делать, сестры ведь в ссоре. Или уже помирились? Этих русских не поймешь, вечером готовы убить друг друга, а с утра неразлучные друзья. У них все по принципу: либо плюс, либо минус. Пока он запирал дверь, неторопливо шел в гостиную, Вероника прошла в гостиную и села за стол.
– Жаль, что нет Светы, – сказала она по-английски и повернулась в его сторону.
– Она придет к двум часам. У тебя к ней дело?
– Конечно.
– Подожди ее, я приготовлю кофе.
– Ты милый, Джон, – Вероника улыбнулась. – У тебя выходит самый прекрасный кофе, который я пила. Мне надо забрать кое-что из своих вещей.
– А что ты хочешь взять? – небрежно сказал Джон.
– Чемодан.
– Чемодан? – дернулся Джон. – Какой?
– Старый. Он лежит в темной комнате.
– А что в нем?
– Ах, всякое барахло, мои учебники, дневники, фотографии. Старые книги отца.
Джон через силу улыбнулся.
– А где он?
– Я же сказала, в темной комнате.
Джон провел рукой по лбу.
– Хочешь, я его тебе принесу?
– Сделай одолжение, он ужасно тяжелый, – лицо у Вероники посерьезнело. – К тому же там нет света, а у меня с глазами что-то плохо стало.
– Что у тебя с глазами? – не понял Джон.
– Денег совсем не вижу, – ухмыльнулась Вероника и чуть подтолкнула Джона. – Давай вперед, маэстро. Мне скоро уходить.
– А как же ты понесешь его?
– За мной заедет один художник, он хочет написать мой портрет. Вот он и понесет его, – она погладила Джона по плечу.
Джон смело вошел в темную комнату. У него с души спало. Значит, голова останется на месте, он сможет дочитать тестамент. Он с большим трудом поднял чемодан. Реликвия? Такие делали в Британии. Он знал это точно, видел в частном музее. Как оказался такой у Светы? И почему Вероника хранила в нем свои учебники? Он поставил его перед Вероникой.
– Кстати, в нем есть интересные вещицы, – словно угадав его мысли, сказала Вероника и тряпкой стерла пыль.
– Какие? – негромко спросил Джон.
– Художник хочет, чтобы я продала их ему, – Вероника вздохнула. – Там есть книги по истории преступлений, а мне они не нужны.
Джон принес кофе, налил в бокалы виски.
– Слушай, Джон, – голос у Вероники был серьезный. – А ты не хочешь купить его у меня?
– Купить чемодан? – удивился Джон.
– Да, этот чемодан, – повторила Вероника. – Я прошу за него немного. Это же английская работа. Девятнадцатый век. У него есть монограмма. Принадлежал какому-то лорду.
– Ты хочешь его продать? Какому лорду он принадлежал?
– Там снаружи есть две буквы «W. G.». И потом на замках написано: Графство «Йоркшир». Представляешь?
Джон замотал головой.
– Оставь его себе.
– Но мне нужны деньги, Джон. Срочно, понимаешь, – Вероника обиженно надула губы. – Я после окончания школы не заглядывала в него и ключи потеряла.
– Света знает о нем?
– Конечно, знает, но он ее не интересует. Я прошу за него недорого, – сказала Вероника и чуть отпила.
– Но он мне не нужен, – Джон был ошарашен ее настойчивостью.
– Как это, не нужен? – не сдавалась Вероника. – Это же английская работа. Да в Лондоне, в любом антикварном все лопнут от зависти. Такой чемодан привезти из России, представляешь?
– Сколько ты за него хочешь? – не выдержал Джон.
– Тысячу долларов, – Вероника нежно улыбнулась.
Джон чуть не подпрыгнул в кресле.
– За такие деньги его никто не купит. Это совсем не смешно. Никто не знает, что в нем!
– А давай мы с тобой сыграем в русскую рулетку – пан или пропал?
– Что это? – не понял он.
– Это когда в револьвер вставляется один боевой патрон, прокручивается барабан…
– А, слышал, слышал, – замахал Джон руками.
– Вот ты можешь теперь испытать это острое чувство неизвестности и опасности.
– Зачем это мне? – он поднял на нее глаза.
– Джон, – Вероника вздохнула. – Ты берешь кота в мешке. Понимаешь? Когда приедешь в Лондон и вскроешь чемодан, то считай, что ты пан.
– А если на таможне его вскроют?
– Тогда ты пропал, – она заливисто засмеялась.
– Нет, в такие игры я не играю, – он хотел встать, но снова опустился в кресло. Эта шутка пришлась ему не по вкусу. – У меня Света обязательно спросит, куда делся этот чемодан…
При этих словах Вероника едва не подскочила.
– Ну вот, заладил, как попугай, Света, Света. А ты ничего ей не рассказывай. Пусть это будет наша с тобой тайна. Понял! Ты любишь ведь тайны. У нас в России все любят тайны.
– Не надо мне никаких тайн, – он взял бокал с виски и опрокинул его в рот.
– Эх ты, чучело, – с досадой по-русски произнесла Вероника и махнула рукой.
– А что это? – не понял Джон.
– А это вопрос, нравлюсь я тебе или нет, – с ехидством в голосе произнесла Вероника. – Помоги мне, дружочек, – голосок у нее стал тонким, просящим, она стала набирать номер на мобильнике.
– В чем? – он не понял ее.
– Сейчас художник придет и заберет его. Вынеси его в коридор, – Вероника убрала мобильник.
Джон поднялся, взял чемодан, он показался теперь еще тяжелее.
– Что мне сказать Свете?
– Ничего не говори, – лицо у Вероники посуровело, и пухлые губы стали твердыми. – Я сама ей все скажу, понял. Все скажу сама. Она моя сестра.
Он пожал плечами. Пусть сестры разбираются между собой сами.
В этот момент в двери раздался звонок.
– Это мой художник, не волнуйся, – произнесла Вероника, – он пришел за чемоданом. Открывай дверь.
На пороге появился высокий плечистый парень в кожаной куртке и с бритым затылком. Он едва произнес «здрасте», молча поднял чемодан, развернулся, Вероника вышла вместе с ним. Дверь захлопнулась.