ржимому железами»[417]. Железы были тем, чем сегодня для нас стала ДНК: невидимыми силами внутри нас, которые делают нас теми, кто мы есть; ключом к жизненно важным процессам в организме.
Штайнах своими глазами видел печальные последствия удаления желез. Он родился в 1861 году в маленьком городке в австрийских Альпах и с детства помогал деду разводить скот. Его поражало влияние кастрации, «превращавшей дикого быка в кроткого; худощавого драчливого петуха в жирного бесстрастного каплуна; агрессивную курицу в ласковую пулярку; горячего жеребца в покладистого мерина»[418], – писал он в своей автобиографии «Пол и жизнь» в 1940 году. Позже, будучи директором физиологического отдела Института экспериментальной биологии в Вене, Штайнах утвердился во мнении, что секрет половых признаков кроется в яичниках и яичках – «средоточии пола»[419].
«Все знают и без книг, что мужчины в целом выносливее, энергичнее и предприимчивее, а женщины демонстрируют больше нежности и преданности, тяги к безопасности при практической способности к домашним делам», – писал он[420]. И гормоны яичников и яичек, казалось, давали этому научное объяснение. В 1890-х для проверки своей теории Штайнах провел серию экспериментов, в ходе которых удалил яички и яичники у молодых крыс и пересадил их в брюшную полость грызунам противоположного пола[421]. Железы прижились, на них наросли новые кровеносные сосуды, и внешний вид и сексуальное поведение животных резко изменились.
В одном случае Штайнах взял крысенка, отрезал ему яички размером с горошину и пересадил в его желудок яичники крысы. Грызун вырос мелким, его молочные железы и соски набухали, выделяя молоко. Достигнув взрослого возраста, он стал демонстрировать то, что ученые называют «стереотипным поведением самки»: когда другой самец пытался спариться с ним, он поднимал задние лапы и отбрыкивался, чтобы увернуться от нежеланного ухажера. Детеныши считали его самкой и бегали за ним в поисках молока. Он снисходительно ухаживал за ними, демонстрируя материнское поведение, которое Штайнах считал высшим проявлением женственности. «Подсадка половых желез противоположного пола, – заключил он, – ведет к изменению пола животного».
Штайнах не остановился на достигнутом. В конце XIX века биологи обнаружили, что женские и мужские гонады – яичники и яички – развиваются из одних и тех же эмбриональных структур в утробе матери. Иными словами, каждое человеческое существо изначально обладало потенциалом развиться в женщину или мужчину; каждый яичник – несостоявшееся яичко, а каждое яичко – некогда потенциальный яичник. Штайнах считал, что настоящего, стопроцентного мужчины или стопроцентной женщины не существует. Каждый хранит в себе тень другого, «незначительные остатки угнетенного пола», как выразился Фрейд. Что, если бы эти спящие элементы можно было реактивировать?
В другой серии экспериментов Штайнах кастрировал помет мышей и подсадил самцам и яичники, и яички. Эти животные превратились в крупных и сильных самцов, но с молочными железами и сосками, из которых выделялось молоко. Что самое примечательное, они чередовали типично мужское и типично женское поведение, в один месяц нападая на других самцов, в другой – предлагая себя для спаривания. Эти эксперименты Штайнах посчитал доказательством того, что животные не просто запрограммированы развиваться как самцы или самки. Железы и их гормоны определяют, в каком направлении они будут развиваться, и это можно было модифицировать. Поворачивая то один рычаг, то другой, можно улучшить здоровье человека и изменить его психику.
Возможности казались безграничными: изменение сексуального поведения, «лечение» отсутствия мужских или женских черт[422] и даже омоложение. Для Штайнаха пол и старение были тесно связаны. Он считал, что старение – процесс утраты половых признаков. «Часто говорят, что возраст человека определяется возрастом его кровеносных сосудов, – писал он. – Есть больше оснований говорить, что возраст мужчины определяется его железами внутренней секреции». В то время печально известные пропагандисты желез глотали тестикулярную суспензию, продавали сомнительные экстракты яичников и пересаживали мужчинам кусочки козьих и обезьяньих яичек[423].
У Штайнаха была более простая и менее ужасающая идея. В своих экспериментах на крысах он нацелился на клетки яичек, вырабатывающие гормоны[424]. Когда он перерезал семявыносящий проток у самцов крыс, то, по-видимому, вызвал рост числа этих клеток, продуцирующих гормоны, и последующее увеличение сексуальной активности. Вялые, тощие, апатичные крысы набрали вес, у них появился блестящий мех, они стали сексуальными гигантами. Некогда дряхлые животные теперь совершали половой акт до девятнадцати раз в день. То же, по мнению Штайнаха, может вернуть молодость и стареющим мужчинам. Он разработал простую операцию (по сути, одностороннюю вазэктомию), которая, как он полагал, заставит клетки, производящие сперму, сморщиться, а клетки, производящие гормоны, разрастись[425], наполняя кровоток мужскими гормонами и вызывая приливную волну новой энергии и жизненной силы.
Раз-два, и готово! Вы снова молоды. Снижается артериальное давление, обостряется зрение, восстанавливается способность запоминать имена внуков. Былые сила, энергия – и да, если хотите, потенция – снова с вами.
К 1920-м его процедура, известная как операция Штайнаха или штайнахинг, обрела популярность. Поэт Уильям Батлер Йейтс сделал ее в возрасте 69 лет и постоянно бредил о своем «втором половом созревании». «Оно возродило мою творческую силу, – писал Йейтс в 1937 году перед выпуском сборника стихов, который считается одним из его лучших творений. – Возродилось и половое влечение; и оно, вероятно, останется со мной, пока я не умру». Фрейд тоже сделал эту операцию в 67 лет. Он надеялся, что это улучшит его «сексуальность, общее состояние и работоспособность», а также предотвратит рецидив рака челюсти. (Он ошибался.) Популярность штайнахинга резко возросла среди состоятельных стареющих мужчин, которым хотелось повернуть время вспять[426]. Это была виагра 1920-х. А точнее, предшественница современной заместительной гормональной терапии.
Не волнуйтесь, дамы, для нас тоже был вариант – низкодозовая рентгенография яичников. Она обещала убить зародышевые клетки и привести к увеличению числа клеток, продуцирующих гормоны. Пересадка яичников и подобные процедуры, в том числе пересадка фрагмента яичника обезьяны женщине, обещали «превратить бабушек в первокурсниц»[427]. Пожалуй, самой известной пациенткой Штайнаха была американская писательница Гертруда Атертон, которая прошла курс лечения рентгеном в возрасте 60 лет во время писательского ступора. После этого у нее «внезапно возникло ощущение, что из мозга поднимается черное облако, зависает на мгновение и улетает прочь». Она писала: «Ступор исчез. Мой мозг, казалось, искрился светом». В 1923 году она опубликовала роман-бестселлер «Черные быки» о стареющей графине в Европе, которой сделали ту же процедуру и вернули молодость и красоту[428].
Многие скептически относились к утверждениям Штайнаха, и некоторые врачи саркастически называли это «чудом Штайнаха». Но общественный ажиотаж вокруг штайнахинга показал общую веру в силу науки во имя прогресса. Атертон за свою жизнь стала свидетелем расцвета бактериологической теории и стертых с лица Земли эпидемий. После Первой мировой войны она порекомендовала Германии «штайнахизировать» население[429], чтобы вернуть активность пожилым, создать новую породу суперменов и вернуть нации утраченную славу. Один из ученых, современников Штайнаха, писал: «Восстанавливая умственные способности вместе с любовью к труду и трудоспособностью, омоложение привносит в жизнь огромную этическую ценность».
Половые железы воплощали обещание светлого будущего – способность вернуть молодость, жизненную силу и смысл усталому, но исполненному надежды поколению.
Вскоре медицина заменила железы вырабатываемыми ими гормонами: в случае яичников – эстрогеном. Потребовалось четыре тонны свиных яичников и бесчисленные литры человеческой мочи (любезно подаренной беременными подругами и знакомыми) – и в 1920-х американские ученые Эдвард Дойзи и Эдгар Аллен наконец выделили это вещество из организма человека. Оно обладало множеством свойств, но назвали они его в честь одного заметного воздействия, оказываемого на крыс[430]: оно вызывало течку, когда самка фертильна и сексуально восприимчива[431], [432]. Слово «эстроген» происходит от латинского (изначально греческого) oestrus – «овод» – и означает безумную, бешеную страсть, как зуд, вызванный жужжащим насекомым. На самом деле у людей не бывает течки; женщины сексуально восприимчивы, когда им этого хочется, и независимо от этого овуляция происходит примерно раз в месяц. Но эстроген вскоре стал известен как дистиллированная женственность, суть того, что значит быть женщиной.
Впервые его применили к женщинам, переживающим менопаузу[433]. Штайнах, например, осторожно отметил, что менопауза – не болезнь, а естественный этап жизни. «Но так ли необходимо, – прибавлял он, – чтобы женщины терпели приливы, жар, головокружение, сердцебиение, звон в ушах, депрессию, истеричные приступы плача, тревогу, бессонницу, зуд, боли в суставах, раздражительность и другие мучительные симптомы?» Начиная с 1923 года он работал с немецкой фармацевтической компанией над созданием одного из первых пероральных эстрогенов, Progynin В. Его рекламировали как «гормон женского цикла», а одна из поклонниц назвала его «самой сутью Евы».