Йоргенсен не чувствовала себя гомосексуалистом; ее христианское воспитание внушило ей глубокое нравственное отвращение к этому слову. Но она знала, что мужская гендерная роль – не для нее. После недолгой службы в армии она вернулась домой и поступила на курсы фотографии в Нью-Хейвене. В октябре 1948 года она прочла в заголовках, что ученые при помощи гормонов превратили цыпленка из самца в самку, а из самки – в самца. Впервые перед ней блеснул лучик надежды. Что если, вместо того чтобы пытаться вести себя более мужественно, она попытается стать более женственной?
Вскоре она часами просиживала в библиотеке Нью-Йоркской медицинской академии, читая литературу о редких заболеваниях желез и «изменениях пола». Она нашла тонкую книжку под названием «Мужской гормон» Поля де Крюи, где секреция гормонов приравнивалась к мужественности или женственности. У де Крюи все сводилось к химии. «Химически все мы и мужчины, и женщины, потому что в нашем организме вырабатываются как мужские, так и женские гормоны, и мужчинами нас делает в первую очередь избыток тестостерона, а женщинами – избыток женских гормонов, – писал он. – Химическая разница между тестостероном и эстрадиолом заключается всего лишь в четырех атомах водорода и одном атоме углерода».
Йоргенсен была поражена, насколько мала разница. «В тот момент мне показалось, что у меня в руках спасение – наука о химии тела», – писала она. После выпуска в 1949 году она зашла в аптеку и убедила фармацевта продать ей сто таблеток эстрадиола. Этикетка гласила: «Не принимать без консультации врача». Много лет она тайно принимала по одной таблетке в неделю, надеясь, что это изменит ее тело и психику.
Найти американского врача, который разделял бы с ней взгляд на эти вещи, было трудно. Наконец она узнала о возможности экспериментального «изменения пола» в Европе и на последние сбережения отправилась в десятидневное путешествие по морю. В Копенгагене она нашла дружественно настроенного хирурга – доктора Кристиана Гамбургера, эндокринолога и участника работы Штайнаха над железами и сексуальностью. Он слушал ее рассказы о своей жизни и о желании сделать операцию. «Я думаю, проблема глубоко коренится в клетках вашего тела, – сказал он ей. – Возможно, ваше тело и все его клетки, включая клетки мозга, женские».
Гамбургер сказал ей, что можно подавить ее мужественность с помощью женских гормонов, а затем хирургическим путем трансформировать гениталии. Он даже бесплатно проведет экспериментальное лечение – при условии, что она согласится позволить ему описать ее случай как первый в своем роде. Йоргенсен услышала только одно: это возможно. Она не колебалась ни секунды. В 1950 году в рамках подготовки к операции она начала принимать сильнодействующие таблетки эстрогена под наблюдением Гамбургера. На таблетках ей было спокойнее. Ее грудь набухла, кожа очистилась. Всю свою мочу она собирала для анализов в двухлитровую бутылку (она называла ее her yor mor taske, что в переводе с датского означает «акушерская сумка») и прятала ее в черный пакет.
В сентябре 1951 года, получив официальное «разрешение на кастрацию» от Министерства юстиции, датские хирурги провели долгожданную операцию. Менее чем за час они удалили яички, главный источник тестостерона в организме. Но, по словам врачей, «у пациентки было одно последнее горячее желание: удалить видимые остатки ненавистного мужского начала»[565]. Год спустя, 20 ноября 1952 года, они выполнили пенэктомию, или удаление полового члена, хирургическим путем переделав оставшуюся кожу мошонки в «образования, подобные половым губам». С точки зрения хирурга, Йоргенсен теперь достигла «гармоничного баланса между телом и психикой».
В 1954 году она прошла в Нью-Джерси третий и последний этап своего преобразования. Подробностей о том, что именно было сделано, почти не записано, но в своей автобиографии она назвала это «чрезвычайно сложной операцией», длившейся семь часов. «С помощью кожных трансплантатов, взятых с верхней части бедер, пластические хирурги выстроили вагинальный канал и наружные женские гениталии, – писала она. – В этот момент я наконец почувствовала, что завершила превращение в женщину и, не считая неспособности иметь детей, стала полноценным человеком, каким всегда мечтала быть».
В 1951 году Йоргенсен написала своим друзьям в США, что «застенчивого, несчастного человека», которым она была, когда покинула Америку, больше нет. Она выбрала себе новое имя в честь врача, согласившегося ее принять, – Кристин.
После второй операции она написала письмо родителям в Нью-Йорк, которые знали только о том, что она уехала из страны навестить датских родственников. «Мы, люди, представляем собой, пожалуй, самую потрясающую химическую реакцию в мире, поэтому неудивительно, что мы подвержены очень многим физическим недугам. Железы – одни из самых активно функционирующих органов нашего тела. Их всего несколько, маленьких, казалось бы, незначительных, а ведь они управляют всем нашим организмом. Любое нарушение в эндокринной системе заставляет организм напрячься в попытке отрегулировать дисбаланс», – написала она, и у нее «такой дисбаланс был». Она приложила несколько фотографий, сделанных ранее в том же году. «Я все тот же старый Бруд, – упомянула она свое детское прозвище. – Но природа допустила ошибку, которую я исправила, и теперь я ваша дочь».
Через несколько недель пришла ответная телеграмма: «Письмо и фотографии получили. Мы любим тебя больше, чем когда-либо прежде. Мама и папа».
Новообретенный покой Йоргенсен продлился недолго. Некий американский репортер перехватил ее письма к родителям и собрался сделать из них сенсацию. В международном аэропорту Нью-Йорка (ныне – международный аэропорт имени Джона Кеннеди) она сошла с трапа самолета и очутилась посреди хаоса из фотовспышек и кричащих репортеров. В жемчужных серьгах и тяжелой норковой шубе, балансируя на высоких каблуках, она была представлена прессой как звезда вроде Мэрилин Монро: отстраненная, стильная и очень гетеросексуальная. Это был человек, прошедший путь от квинтэссенции мужественности – военного, по несколько ошибочному описанию прессы, – до «сногсшибательной блондинки». Через мгновение ее личный опыт стал публичным символом для всего мира.
Йоргенсен не желала быть кумиром. «Я просто хотела исправить то, что считала ошибкой природы, чтобы физически и юридически стать тем человеком, которым, как мне казалось, я должна быть», – писала она. Но она начала видеть огромную несправедливость в том, что медицинские учреждения отказывают в помощи таким, как она. Вскоре она стала получать тысячи писем от людей, отчаянно нуждавшихся в таком же медицинском вмешательстве. «Можете ли вы представить себе, что мой успех будет значить для тысяч людей? – написала она друзьям в родной Нью-Джерси. – Это может означать новую надежду и жизнь для очень многих».
Одно из писем пришло от некоего доктора Гарри Бенджамина, эндокринолога и сексолога. Он родился и получил образование в Германии и был учеником доктора Ойгена Штайнаха, который читал свой курс о железах в Нью-Йорке[566]. После того как в 1948 году коллега Бенджамина Альфред Кинси познакомил его со своим первым пациентом-транссексуалом, он все больше и больше восхищался теми, кто считал себя рожденным не того пола[567]. В первой половине века это состояние мало понимали и редко о нем писали, а если и писали, то обычно ассоциировали его с гомосексуализмом и переодеванием в одежду другого пола.
Бенджамин, позже прославившийся как отец трансгендерной медицины[568], видел свою миссию в том, чтобы донести до американских врачей-клиницистов состояние угнетенного и неправильно понимаемого меньшинства. «Для меня речь идет об облегчении человеческих страданий, насколько это возможно»[569], – сказал он в интервью Esquire в 1967 году. Очарованный рассказом Йоргенсен и мужеством ее датских врачей, он написал ей и предложил свои услуги. Он тоже получал немало писем от отчаявшихся людей, ищущих возможности вылечиться, и предложил составить для нее форму ответа на них. Йоргенсен начала пересылать ему приходящие к ней письма – сначала десятки, потом сотни, затем тысячи.
Йоргенсен была в равной степени тронута борьбой Бенджамина с юридическими и медицинскими препонами, с которыми сталкивались транссексуалы. «То, что я пытаюсь сделать, – не такое выдающееся дело, как подвиги великих первооткрывателей медицины в прошлом, но мой вклад будет заметным, – писала она ему в 1953 году. – С помощью Бога и тех немногих, кто верит так же, как и вы, я знаю, что это будет шагом к лучшему пониманию человеческой природы в будущем». Для Бенджамина Йоргенсен была особенно интересным случаем – она станет предметом многих его будущих медицинских статей. В письме другому пациенту и давнему другу он размышлял: «“Трансвестизм” Кристин был лишь частью, внешней или символической частью ее проблемы. Ее желание гораздо глубже. У нас нет подходящего научного термина для этого. Я бы описал это как “навязчивое желание принадлежать к противоположному полу”».
Бенджамин родился и учился в Берлине, где операции по подтверждению гендера проводились до тех пор, пока к власти не пришли нацисты в 1933 году. В Америке он вступил в группу сексуальных реформаторов, куда входили Маргарет Сэнгер и Кинси, боровшуюся за все, от контрацепции до либерализации законов о разводах. Американская медицинская система, по мнению Бенджамина, на десятилетия отставала от «более просвещенного подхода» таких стран, как Дания, Голландия и Швеция. Он посетовал, что американцам приходится ездить в Африку, Азию и Европу, чтобы сделать операцию на половых органах, и сравнил эти манипуляции с ринопластикой в Германии: за пятьдесят лет до этого, подчеркнул он, в Германии хирургов, которые делали ринопластику, клеймили как шарлатанов, теперь же это была рядовая процедура.