Знали бы вы, как приятно с ним было работать. Он мог и поддержать, и поругать, и все мог, и главное — зла на него никто не держал… Светлая память воину.
Вернемся к знакомству с ним. Общались хорошо, тепло, но тут приходит Удило.
Я все равно как бы привык перед начальством больше молчать, кроме тех вопросов, которые требовали решений безотлагательно. И тут Бурыс задает вопрос Сереге по поводу жалоб и предложений.
И вдруг Серегу понесло… Он начал рассказывать про ту работу ночную, как все замерзло и так далее, хотя еще раз повторю, это, собственно, был наш косяк. А у него, знаете, еще такая манера общения была… Он говорил и постоянно жестикулировал, любого даже самого терпеливого человека от этого бомбануло бы.
Бурыс оказался не исключение.
Я Сереге и взглядом, и жестами, пока никто не видит, показывал, чтоб он заткнулся, а его как прорвало.
И тут Бурыс начал в ответ нападать на него. И все правильно, потому что человек он далеко не глупый. Закончилось все криком и вопросом, какого хрена Серега пришел без автомата. Бурыс орал: «Ты даже срать с ним должен ходить, у тебя до укропов пять километров, любая диверсионно-разведывательная группа сможет спокойно дойти и вырезать всех тут… Еще раз увижу, я тебе… (мягко говоря) лицо разобью…»
Я сидел и в душе ржал. Они ведь приехали в тот момент не только познакомиться, но и втык дать позиции Экзамена, — не знаю почему, но у тех «Гвоздики» стреляли хрен поймешь куда, вправо, влево. Разлет был в километр.
Бурыс резко остыл и продолжил: «Ладно, ребята, молодцы, ваша работа нас устраивает, мы вообще ехали к Экзамену, если что будет нужно, я на связи».
Оружие личное нам запрещено вообще где бы то ни было оставлять, автомат всегда при себе должен быть. Чем эффективнее расчет, тем больше можно было надеяться на различные плюшки от начальства, это своего рода благодарность за хорошую работу.
Отряд настолько разросся, что начали создавать зеркальные отряды и называли их сначала через дробь 6/2, а после сделали свои наименования. Ну, и, соответственно, туда требовались уже опытные командиры и инструкторы. С этой целью по нашим позициям стали раскидывать людей, чтобы мы их в короткие сроки всему обучили и отстажировали. Мне дали парнишку-кашника Саню «Дрол». Позывной он взял такой, потому что, если прочитать наоборот, Лорд уже был. Парнишка из Питера, лет тридцати, отбывал наказание по два-два восемь, и мы часто его подстебывали и называли «соляная башка». Худощавый, среднего роста. Но, признаться, руки у него золотые, добрейшей души человек и безотказный. Что-то надо починить — это к нему. Учился он быстро, потому что теорию ему уже преподали в тылу.
И мне оставалось только его натаскать на практике. Честно, красота, я уже мог спокойно отойти от радейки, дежурить по очереди. Работа была частой, и поэтому ночью, до его прибытия, мы спали, но кто первый что услышит, тот и подрывался, и просто отвечал, записывал информацию и будил меня. Потом мы сделали для ускорения так: кто стоял на фишке, тот слушал основной канал и выполнял ту же функцию. Дрол простажировался у меня с месяц примерно… И оставил только хорошее впечатление о себе, а после убыл в тот самый формируемый отряд.
Сидим мы однажды в подвале с Брезентом и еще с кем-то, уже не помню. И тут просто вваливаются все экипированные, с автоматами, с бешеными глазами: Удило, Смекалый и Труффальдино. Мы смотрим на них и не поймем, что случилось. А сбоку от рыбацкого домика в глубь тыла тянулся лесок. Ребята начинают рассказывать, что кто-то в лесу лазает, походу ДРГ. Они там начали тактикулить, брать в окружение и так далее.
Мы немного напряглись. А это уже был поздний вечер, было темно. По итогу оказалось, что по лесу лазила кошка с котятами, которая потом вышла на них. Мы ржали долго над тем, как доблестные бойцы ЧВК «Вагнер» штурмовали котят.
Девятнадцатое ноября. Почему этот день особо запомнился? Это был день ракетных войск и артиллерии.
В 22:00 приезжает Конкур и говорит, дескать, режим радиотишины, максимально быстро собирайтесь, забирайте все и уматываем. Приказали срочно нас эвакуировать, по каким причинам — разглашать не буду. А дождь такой противный и холодный моросил, и кругом глиняная почва. Расчет побежал быстро переводить орудие в походное положение.
А я со Славой начал подвязывать весь шмурдяк, свой и пацанов. Нужно было еще с высокой ивы снять антенну: скользко, мокро, но полезли снимать. Пока снимали, смотрим — укропы «Градами» от конца Кодемы уже начали максимально прочесывать село, не жалея боекомплекта. В общем, на погрузку всего в кромешной темноте и плохих погодных условиях у нас ушел один час. Я даже сам не ожидал такой организованности и скорости. И вот мы двинулись в тыл. Только тронулись, проехали метров триста, как у нас отцепилась пушка, потому что плохо закрепили. Снова спешиваемся и давай всем скопом ее цеплять, второй раз уже намертво.
Ехали мы на Углегорскую ТЭЦ, потому что там находился у нас уже на тот момент тренировочный, своего рода прифронтовой, лагерь. Мы не понимали, что вообще происходит, что случилось, ехали мимо старых позиций, мимо старых мест, проезжая и Семигорье. Хоть и в темноте ехали, но я постоянно оборачивался и смотрел те точки, на которых погибли ребята, где мы стояли. И полная неосознанность того — вернемся ли мы обратно. По Углегорской ТЭЦ когда ехали, кромешная темнота вообще обволакивала закоулки. Светлодарск еще был не освещен, там люди жили — я уже рассказывал, как.
Приехали туда… Бэта на тот момент уже был старшиной, после инженерного моста, который сделали для переправы. Нас разгрузили, пушку отцепили, потому что там много ребят было кашников, которые только приехали и тренировались на Углегорской ТЭЦ. Это одно из больших помещений, какое-то техническое, огромный такой ангар, где стояла большая печка «Булерьян». Но явно где-то взятая, потому что ее там не было до этого. И все сидели возле этой печки, возле огонька, грелись, подкидывали дровишек из старых поддонов, кто на фишке стоял. Фишка, я не помню, говорил или нет, но напомню — это ночное дежурство, грубо говоря, пост.
Вот так закончилось 19 ноября, день артиллерии. На следующий день нам сообщили то, что наши пушки Д-30 просто консервируют и передают их на склады. Мы остались без работы. Нам предложили пока заделаться немножечко инструкторами. Либо каждый по своему направлению, либо просто. На тот момент вместо Д-30 нам обещали выдать «Гиацинты» буксируемые, и мы в итоге обучали людей. Было интересно вечерами, даже ночами, сидеть как у пионерского костра, рассказывать истории, которые произошли с нами за это время, делиться уже на тот момент приобретенным опытом.
А вновь прибывшие ребята смотрели на нас уже как на какую-то легенду, на вернувшихся с передка, хотя я говорил, что артиллерию между собой мы за передок не считали, это же не линия боевого соприкосновения.
Запомнились мне там три таджика, не помню правда их имен и позывных, но ребята интересные… Все они были кашники, и самому младшему исполнилось девятнадцать лет. Они постоянно рассуждали: «Во-от сейчас повоюем, получим гражданство, российский паспорт, перевезем семьи». Постоянно ходили и доставали Бэту, чтобы он узнал, сделали им паспорт или нет. Но по факту они гасились как могли, лишь бы не попасть на передок. Даже к тому командиру пошли в группу охраны, но в конечном итоге ее расформировали, и таджики эти попали в штурмы.
Эти таджики один раз учудили… Наводили порядок на нашем вечернем месте заседаний у печки, и видимо где-то валялись патроны. Кто-то из них подмел все, мы сели, и тот мусор кинул в печку… Как начало стрелять! Мы их материли, как только можно, хлопки-то сами по себе не громкие, но печку пробить пули могли, соответственно и зацепить людей. Мы отошли от нее ненадолго, пока все не простреляется, и снова вернулись на свои места.
Когда приехали, мы почувствовали реальную нехватку всего. Даже проблемно было воду вскипятить, потому что грели только на сухом спирте из сухпаев, а там все выдавалось на руки, как положено: сухпаек одному человеку на сутки. А очень холодно в бетонных помещениях было, поэтому горячий чай и печка — это все, чем могли согреться. Иногда грели воду либо в большой металлической кружке, либо в маленьком чайничке, поставив их прямо в печку, но нужно было постоянно кому-то контролировать. Согревалось гораздо быстрее и по объему хватало на большее количество человек.
Я пошел обучать новых вычислителей. Из пацанов выбрали также по старому командирскому методу, способу, как угодно можно назвать. Берешь пример арифметический, на который знаешь ответ, и проверяешь. На тот момент их уже обучал парнишка Леонардо, из Самары, худощавого телосложения, лет тридцати. Сначала он был в штурмах, потом, после того как его затрехсотило, его вернули обратно, но не могли найти места. И в итоге он на миномет пошел в расчет. Но он обучал по экзаменскому методу, то есть как положено, прямо теория не теория. А я просто начал готовить их к различным психологическим ситуациям, как будут кричать в радейку во время работы, как будут материться, и все тому подобное.
Ну и пацанам это нравилось, и они, соответственно, материал лучше воспринимали и усваивали. Тем самым было огромное желание и мне их обучать, уже по опыту, и им обучаться. Среди них многие и стали вычислителями на позициях.
Единственное, я всегда говорил одно, в этом было огромное упущение, что вычислителем должен становиться, как это было ранее, человек, который прошел все должности в номерах расчета. Но штат быстро расширялся, и нужно было срочно и так же быстро готовить людей. Ведь как может человек управлять позицией, когда не знает, как работает каждый винтик в механизме. Поэтому я обращал на это особое внимание ребят, чтобы по прибытии на позиции в свободные минуты ходили и учили матчасть орудий, тренировались заряжанию-разряжанию, участвовали в их обслуживании. Орудия не новые и часто выходили из строя, соответственно по связи старший начальник выходил, уточнял поломку, и ты должен все доложить, а как докладывать, если сам х