По итогу посидели мы в этом подвале и решили переехать к Олегу. Этот дом был двухкомнатный, с печкой хорошей, но вторая комната забросана мусором. Алтай дал команду своему расчету все оттуда выкинуть и расчистить. Это уже был поздний вечер. Они расчистили, нашли по другим домам кровати, и получилась неплохая комната с пятью кроватями. Алтай решил лечь около печки, но я-то уже знал, как она раскаляется, что аж дышать нечем. Наладили связь, поставили столик для работы.
На следующий день была очень активная работа, выстрелили больше шестидесяти снарядов и-и-и… Тут пушка сломалась. На месте починить нельзя было. Мы вызвали «Урал» и отправили ее на ремонт. Каждый день мы ждали, когда ее починят, но тишина. Начали обустраивать свой быт, потому что стоять нам еще долго на этом месте, так как вплотную подошли к Бахмуту и доставали по всем целям. Сделали баню в разрушенном доме, из ящиков пустых соорудили туалет, а что еще нужно. Ходили, шарились по другим дворам в поисках инструментов.
Вспомнился еще один прикольный момент с нашим расчетом. Дрол сидел на связи, а мы с Никшей решили пойти прогуляться. От нас где-то недалеко стояли нонщики из 137-го полка, и мы решили пойти с ними познакомиться.
Идем, слышим — работает бензогенератор, но рядом ни одной живой души. Прошлись по проводам, но тоже не нашли, идем по улице вниз, сворачиваем, смотрим — в кустах около речушки стоит НОНА. Это самоходная артиллерийско-минометная установка, сделанная на базе БМД с калибром 120 миллиметров. Она могла стрелять как снарядами, так и минами, причем не только отечественными. Стоит она открытая, без охраны, рядом лежат снаряды. Мы поняли, что уже близки к цели, но обошли вообще все подвалы, а так никого и не нашли. Перешли мостик через речку, идем дальше, как бы уже и по фигу, не стали целенаправленно искать. Но тут выходим из одного из дворов, а на нас трое парней идут. Мы с ними поздоровались, спросили, кто они такие, те сказали, что из 137-го полка.
Это оказался расчет НОНА, который мы так усиленно искали. Они спросили у нас, кто мы такие, мы ответили, что из «конторы». Видели бы вы их удивление. Они говорят: «Это те самые крутые ребята из Вагнера?» А мы с Костяном стоим как бомжи, кто в чем оделся, и грязные, ага, это мы и есть.
Они в итоге привели нас на пункт управления позицией. Там мы познакомились с остальными ребятами, вошли, так скажем, во взаимодействие. А у нас тогда с транспортом почему-то была напряженка, и мы их попросили, если они соберутся ехать за продуктами, чтобы к нам заскакивали, мы им списки и деньги дадим, чтоб хоть как-то сидеть не только на сухпайках.
А в то время в сухпайки вместо гусарской шоколадки или офицерской начали класть две маленькие «Аленки», ох, какая была радость, пока кто-то из расчета не стал вскрывать их все и доставать именно шоколадки. Как мы ругались, что за сволочь это делает, так и не нашли, но это было смешно, как Брезент ругался и Бережок. И я решил уже просто поржать: взял также «Аленку», достал шоколадку и свернул пустую этикетку и положил обратно в коробку, ожидая, когда обнаружат. Это были бесценные эмоции.
Ремонт все затягивался и затягивался. Становилось скучно. Конкур заезжал к нам, и я его просил, чтобы, если поедет на передок, заезжал за мной. Но в этот вечер на передок поехал делать подвоз старшина от дивизиона 137-го парашютно-десантного полка. Это было начало декабря, только взяли населенный пункт Андреевку.
По рассказам штурмов, дело было так… Все просто. Перед Андреевкой идет железная дорога с большой насыпью, в высоту, наверное, метров десять. Под дорогой тоннель внушительных размеров. Ребята лежали на насыпи с обратной стороны от Андреевки, а укропы с нее обстреливали их. Ну, тут наши бойцы и психанули. Без предупреждения и без разрешения пошли и за ночь штурманули село.
Селом-то его трудно назвать, всего три улицы, но знали бы вы, как дается каждый метр боя. А они взяли и в полной темноте, штурманули и зачистили. И прекрасен тот конторский принцип, их бы наказать за то, что без приказа, но победителей не судят. Так наш командир им и сказал.
Мы поехали без фар, в кромешной темноте, вдоль линии боевого соприкосновения. По дороге мимо населенного пункта Отрадовка и потом через поле. Только луна немного освещала путь, но не везде, в некоторых местах лесополки закрывали ее. Мы ехали до определенного момента, пока не начался после боя «свежачок». Сам путь или дорога еще не была хорошо пробита. И старшина вышел из машины, пошел впереди нее и моргал фонариком от зажигалки, пробивая нам путь. Как только Андреевку взяли, туда сразу же перекинули минометы. Хотя справа и слева, меньше чем в километре, лесополки еще были недозачищены от укропов.
Мы подъехали к этому тоннелю.
Пока разгружали продукты и боекомплект, я решил прогуляться до минометчиков. Захожу в тоннель, а там ребята сделали нары из досок. Узенький проход, и кто-то сидит, воду в кружке кипятит, кто-то отдыхает. Там располагались один из минометных расчетов и группа эвакуации. Я шел к командиру минометной секции, чтобы поздороваться и попить чайку. Ребята провели, но было очень темно, а фонарь не включишь. И мы шли, немного им моргая, чтобы хоть как-то увидеть тропинку.
Он расположился в доме от тоннеля по диагонали справа, крайний угловой дом по первой улице. Дом для расположения был хороший, бетонный, а они находились то ли в полуподвале каком-то, то ли в гараже под домом, в темноте было непонятно.
У командира был позывной «Мулик», это сокращенный вариант, кто с ним хорошо знаком, знает и его полный позывной. Мы зашли, они дремали, а там были непонятки какие-то, не от него зависящие, за что он словесно выхватил от Бурыса. Министерский расчет обучался у наших, им сказали ехать в тыл, а они не хотели уезжать, а хотели работать. В итоге это преподнесли так, что якобы Мулик их не отпускает. Подвоз туда был не так часто из-за безопасности. Я у него взял записочку с нуждой, чтобы передать старшине.
Тогда только начинался рассвет использования БПЛА не только как разведчиков, но и как ударных дронов. Появились первые агрокоптеры «Баба-Яга», которые несли на себе по четыре 82-миллиметровые мины. Но в основном угрозой того времени была арта. Судя по ее применению противником, это были высококлассные профессионалы. Мы, конечно, долго шли семимильными шагами к такому уровню, потому что обучались самостоятельно и на основе опыта. Его на тот момент было уже достаточно, но все равно, в контору начало приходить достаточное количество бывших военных, таких, как Экзамен. И не всегда нам удавалось что-то претворять в жизнь.
А хохлы ничем не заморачивались, они работали быстро и четко, и можно было прямо отслеживать, как у них менялась тактика действий. Единственное, что они постоянно продолжали делать, от чего мы отказались, это работать артой по машинам и создавать точки встречи. Единственная причина отказа у нас — это расход снарядов, тогда и началось зарождение снарядного голода. Если не соврать, ждали мы наше орудие около полутора месяцев. Это было вызвано тем, что просто не имелось запчастей.
Наши зампотехи ездили и искали абсолютно везде, снимали с других подбитых орудий или выведенных из строя, если было что снимать, это называлось — донорством. Вот так подумать — донорство. Орудие — это тот же человек… Поэтому и названия мы ему всегда давали, и знали каждый осколочек на нем, каждый штрих. В основном называли женскими именами, и любили, и обслуживали как женщину. Потому что от орудия зависело многое, если не мы, то нас. И как человеку, находящемуся в тяжелом состоянии от ранения, или просто если с возрастом появилась болячка, необходим донор. Все как у людей.
К ребятам первый раз приехал их начартполка с позывным Курсив. Среднего роста, крепкого телосложения, года сорок три. Явно выслуги уже на тот момент у него было больше, чем надо для пенсии. Там мы с ним первый раз и познакомились. Он привез ребятам что-то из гумки, а я с ним начал общаться на «ты», не зная, кто он. Тут бежит Алтай и все как по-военному начинает тарабанить: «Товарищ подполковник…» Далее полный доклад по уставу.
Ну я уже настолько за четыре месяца отвык от этого… Вы можете сказать, что это нереально, за столь короткое время отвыкнуть, а я скажу вам: «Да! Реально!» Поэтому мне все это казалось очень дико, тем более мы не на плацу, а по уши в глиняной грязи.
Дальше через Курсива мы заказывали все, что было необходимо, и он частенько помогал. Я уже понял, что, когда орудие придет, нам нужно будет переезжать, потому что фронт продвинулся, и по дальности мы бы уже не доставали.
Я вышел на командира, спросил разрешения съездить, сделать рекогносцировку, и, если найду хорошее место, переезжать. Мне дали «добро», и я с Веней поехал на маленьком красном тракторе («попрошайка» мы его называли) в конец села Кодема.
Этот трактор они нашли в ангарах, воскресили его, купили аккумулятор, и по итогу двигатель запустился. Эх, сколько он нам верой и правдой служил. У него кузов был впереди, стекла все выбиты от прилетов, старый, весь в осколках, но такой трудяга. Куда мы на нем только не мотались, какие задачи разные выполняли… Я ни разу в жизни не управлял трактором, но пришлось научиться. Ребята показали, и я с первого раза тронулся и поехал. Конечно, скакал он на кочках от прилетов знатно, вождение напоминало больше езду на учебной трассе или просто фигурное вождение. Особенно зимой, едешь, ни стекол, ни хрена, кругом степи. Ветер и без этого пронзал до костей, а ты еще и едешь с ветерком.
Однажды была ситуация…
Забегу вперед, начало февраля 2023 года. Нам нужно было пушку перекатить с места на место, метрах в десяти от той точки, где она стояла до этого. Тут приезжает командир полка с Курсивом, и у них чуть глаза не повыпадали. Мы этим тракторишкой тянем с места на место пушку, которая весит 17,5 тонны. Да… были и такие моменты. Они спрашивают: «А чего сами?!» Я говорю: «А кто поможет?» Командир полка отвечает: «Ну давайте «Урал» вам дадим…» Хотя «Урал» мы запрашивали, и нам было отказано. Я говорю: «Да не, сами справимся». Сами и справились у них на глазах.