Люс замерз, а состояние было у него престранное, сильно мутило, и говорить потому уже не мог он от всего этого. Через некоторое время к раненым подошел человек в белом халате, лет сорока с небольшим. Издавая звуки изо рта и шевеля пальцами поднятой в локте руки, Люс начал пытаться звать врача, который отреагировал на его действия и подошел к нему.
— Что?.. А-а-а, холодно тебе, — понял врач Люса, разобрав по его губам, что Люс силился сказать ему. Немного погодя этот мужчина в белом халате принес большой кусок фольги и накрыл голое тело Люса им. Стало тепло…
Далее судьба Люса сложилась замечательно. Он через некоторое время был отправлен в госпиталь в Свердло́вск, или, как ставят ударение в этом слове местные жители, Све́рдловск, что находится в Луганской Народной Республике.
В этой войне можно рассматривать и рассматривать судьбы людей, и кажется, что это можно делать до бесконечности, и все эти судьбы связаны с трудной военной работой в непростых условиях, которые ставят человека на грань выбора, заставляя его совершать подвиг во имя того, чтобы помнили. Ведь слово «помнили» и рождает в сердцах молодых поколений то, что называется памятью и гордостью за страну, за свой народ, за своих предков. И потому потомок наш скажет в трудную минуту: «Если прадеды наши смогли, то и мы сможем!» — вот ради этого и стоит жить и бороться нам всем.
Те роковые дни, когда под Бахмутом горела земля, как я и писал ранее здесь, нельзя описать все в одной книге, или в двух книгах, или даже в десяти толстых томах… Пусть потом историки из всего написанного нами собирают информацию и создают свои научные труды, пишут докторские диссертации по истории или психологии, а наше же дело сейчас — дать всю ту информацию, что мы получили от очевидцев, причем дать правдиво. Так вот, в те суровые дни на всех участках военных событий на Донбассе творился массовый героизм, и давайте его рассмотрим хотя бы точечно, прежде чем я перейду к своей второй командировке, рассказывая и о себе, и о тех событиях, которые шли и на других участках боев.
Случилось мне познакомиться с известным человеком, работавшим в группе «Вагнер» и участвовавшим в спецоперации на Донбассе чуть ли не с самого начала событий, когда компания вошла туда. Позывной этого человека «Салтан».
Салтан был связистом в штабе командира батальона 3-го штурмового отряда Якута. Работал с большой рацией, и были у него в подчинении люди за тремя радиостанциями. Именно этот человек корректировал со своими связистами удары по противнику вагнеровской арты. За плечами этого бойца три боевые командировки на дальних направлениях и множество ранений.
Салтан о тех днях на Донбассе вспоминал:
— Это было в мой день рождения, 19 августа 2022-го. Подразделение третьего штурмового отряда, в количестве порядка пятидесяти человек, выдвинулось к лесополосе, на самый передок, к нашим окопам и «застряло» в овраге. Они смогли перейти открытую местность, открытку, и затем попали в овраг, где их накрыла украинская арта. Тогда Якут командовал, здесь же был и командир Шаян. Они в бункере находились. Необходимо было раненых вытащить из оврага, но крыла украинская арта. Тогда Шаян, нарушив инструкцию[13], добрался до нашей позиции, чтобы далее пробиться к оврагу за ранеными. «Забрать необходимо раненого бойца, позывной Индия, он на передке в окопах», — сообщает он нам. Шаян хотел с нами пойти, но мы все же отправили его назад, уговорили его и пошли вчетвером к оврагу. Необходимо было преодолеть овраг, и за ним в лесополосе и были окопы. Решили пробиться к раненым под огнем противника, хотя бы попытаться. Я связист, но пошел вместе с медиками за ранеными. Нас пошло четверо. Открытку преодолели, а в сам овраг попасть не можем, так как украинцы кроют из минометов по самому краю оврага, не дают нам пройти. В небе кружат дроны-разведчики, координируют по нам удар. Арта украинская накидывает и накидывает. Прорвались все же в овраг и смотрим: здесь весь состав, кто был, или убиты, или тяжело ранены. Скажу, что все эти парни, которые здесь лежали, почти все убитые. Это командиры и бойцы, превратившиеся теперь в груз двести, а я им еще утром выдавал спецсредства и рации, инструктировал их по работе с рациями, и вот сейчас уже обед, и здесь сейчас они уже лежат мертвые. Утром только они все живы были, а теперь они «груз двести». Мы, эвакуационная команда, стали заниматься тяжелоранеными, которые в овраге тоже были. Здесь же по оврагу со своей эвакуационной командой работал командир с позывным «Ботал». Его группа находилась поближе к оврагу, вот они по оврагу и работали. Я и боец с позывным «Муча» пошли дальше от оврага к окопам, что были в лесополосе, и обнаружили там Индию, которому осколки угодили в голову и в живот. Тут же, пока первую медицинскую помощь оказывали Индии, услышали крик: «Сюда, я триста, триста…» Смотрим, еще один раненый боец, он ранен в ногу и идти не может. Кладем его на спальник и тащим вместе с Мучей, а Индия, раненный в живот и в голову, с нами идет[14]. Дотащили до оврага, Индия с нами, и пошли по оврагу. Надо теперь открытку преодолеть — бежим со спальником, на котором раненый, с нами Индия, и тут АГС украинский заработал по нам. Ладно хоть прицеливались только по нам, нащупывали только нас по координатам, а в воздухе разведчики вэсэушные работают. Бежим, а чуть дальше в стороне прилеты от АГСа. Затем замолчал АГС, видимо потому, что наши сжечь его все же смогли из минометов. Вот так и дотянули раненых, донесли. Кстати, да, этот Индия жив. Если из оврага тяжелораненых затем всех вытащили, то двухсотых долго еще не вытаскивали, так как пройти к ним нельзя было, противник не давал. Двухсотые месяца два там точно лежали, пока их не вытащили все же.
Далее Салтан что-то долго обдумывает и наконец говорит:
— Бои шли интенсивно, и постоянно что-то новое. Если писать обо всем, то про каждого активного бойца или командира книга целая выйдет. Представляешь, по одному только командиру или военному специалисту книга! Вот сколько всего было!
И тут, после слов Салтана, я понимаю, что про самого-то Салтана можно написать не одну книгу, так как в прошлом у Салтана и командировки в Чечню, где он был серьезно ранен, и командировки в дальнее зарубежье, где также у него имеются ранения и награды за активные действия. Салтан молчит и вдруг, как бы вспомнив еще что-то давно забытое, продолжает:
— Я помню, как с Сашей из Ульяновска несли Раиля, раненного в ногу. Раиль на лепесток наступил, и ему ногу разворотило, развернуло ступню полностью в другую сторону. Раиль на носилках лежит, уже от болевого шока глаза закатывает вверх и не может терпеть боль даже после вколотого ему обезбола. Это был конец июля или самое начало августа 2022 года. Мы его несли два с половиной километра на носилках. И Сашка, чтобы хоть как-то отвлечь чем-то раненого Равиля, запел песню.
Зачем солнце мне Монако?
Для чего, скажи мне, луна Сен-Тропе?
Когда твой взгляд светит ярко,
В этом смысла ноль, если тебя рядом нет…
— И я подхватил эту песню, — рассказывает Салтан, — так и пели ее раненому, пока несли его все эти километры. Саша потом погиб, славным он был человеком… Помню, Сашка рассказывал про себя, что мама у него медик, и он вот тоже теперь медик, только военный.
Разные совершенно случаи на войне бывают. Помню, мы в лесополосе полевой штаб обустроили. Здесь же были комбат, связисты и медики, которые потом доставляли раненых на пункт эвакуации. Это было под селом Клиновым. Украинский танк каждый день по нам бил и вот так один блиндаж уничтожил. Там четыре человека обычно находилось в блиндаже, один отлучился, а других троих бойцов убило. И этот, который отлучился, тоже не долго прожил, осколок в него попал потом. Всех их смерть нашла. Командиров больших тоже убивало. До Якута командиром батальона был Тахир[15]. Здесь же под селом Клиновым я корректировал удары арты нашей по противнику. Тахира при мне убило. Стояли мы около штаба с Тахиром, и разрыв снаряда украинского пришелся как раз возле нас, за спиной Тахира. Осколки все в него, в тело снизу вошли, и в голову осколок. Скончался сразу. Здесь под Клиновым по нам работала не только арта украинская, но и их вертушка[16]. Это потом 10-й штурмовой отряд нас заменил, а ранее мы стояли под селом Клиновым.
А вот на Перекрестке — это «Вашингтон» — стояли мы в бункере, вернее, наш штаб. Здесь уже командовал батальоном Якут. Отсюда я координировал работу нашей вагнеровской артиллерии по позициям хохлов. По нам также активно работала их арта, снося нам связь. Две антенны были перебиты, оторванные провода торчали из трубы. Надо восстанавливать связь с подразделениями и корректировать работу артиллерии. Без связи конец, без связи работа будет прекращена. Все пойдет неправильно, будут потери. Управление подразделениями будет потеряно. Но выйти из бункера нельзя, разрыв за разрывом, а рядом кладет по нам украинский «сапог» интенсивно. И здесь Якут говорит: «Перезарядка сапога и все про все между ударами примерно три минуты, надо успеть выскочить и установить антенну, забросить в трубу провода». Ждем, отсчитываем минуты, все готовы. Нас двое, приготовили провода, скотч, антенну — три минуты нам — разрыв — пошли… Выбегаем, и я к дереву, залезаю на него и приделываю скотчем антенну к суку, а другой связист провода забрасывает в трубу — успели, бежим назад, и, как только забежали — разрыв за спиной. Если бы на секунду или две задержались — конец нам. Снова готовимся, ждем — выбегаем, только я примотал антенну к дереву, только слез с дерева и отскочил, и там же под деревом разрыв снаряда украинского. Это везение? — с иронией задается вопросом Салтан. — Было и такое, что связь уничтожена, и пришлось мне корректировать удары нашей артиллерии с дерева. Залез на дерево и пять часов (!), не слезая с дерева, корректировал удары нашей арты по противнику. Парни идут и слышат мой голос — удивлены были, что я там на дереве сижу под прилетами украинских мин. Да, около меня все летело: и осколки, мины, а я сидел на дереве и корректировал, — заканчивает свой рассказ Салтан.