Здесь были и кашники, и эсники, и тэшники даже успели сюда прибыть. Однако старшиной этого объекта, Сатурна, оказался человек моей категории — ашник, что опять удивило меня очень. Старшина-ашник был человеком среднего роста и, как говорят, обычной внешности, шатен, одет он был в пятнистую, защитного цвета жилетку, под которой виднелась мягкая военная куртка на замке, а на голове его была обычная черная вязаная шапочка, какую носят здесь почти все. И вот, когда он узнал, что я тоже ашник, то у нас с ним завязался разговор.
— Так ты как здесь до апреля дожил? — спрашиваю я его несколько даже увлеченно так, с интересом.
— Я в окопах, на передовой все время был, на ротации и снова на передовую. Уже устал морально от всего. Даже от усталости думал «ну хоть бы ранили меня», но мне все время везло и ни одного ранения. Перестрелки там, прилеты постоянные, и все мимо, и все время эти переходы от точки на точку и эти окопы. Потом наконец-то сюда на Сатурн забрали, отвели на ротацию, но домой не отпустили, а сделали старшиной.
— Так когда ты домой поедешь? У тебя уже второй месяц перебора идет, и так два месяца всем сверх того накинули.
— Не знаю уже когда… — махнул рукой старшина, — я уже спрашивал у штабистов и у командиров высоких спрашивал. Но с ними пока о деле говоришь, то разговаривают с тобой, а как заикнешься насчет отпуска, так рявкают на тебя… Я им про отпуск, а они мне — «молчать, молчать, молча-а-ать!», — с юмором рассказывает мне про командиров старшина.
— Так что у вас здесь такое… — задумчиво как бы про себя я говорю, — а Бахмут?
— Наверное, пока Бахмут не возьмут наши, мы и не уедем никуда отсюда. Но дали бы мне хотя бы две недели отпуска. Ну, съездить и поздороваться с семьей. Я назад бы вернулся обязательно, но хоть на две недели домой. Уехал сюда и пропал. Нет же ведь, вот прямо так и не заикайся даже насчет отпуска, прямо так и рявкают на меня, мол, «молчать, ничего не говорить (!)» и прямо так головой при этом мотают, — показывает мне на себе старшина, хмуря брови и мотая грозно головой из стороны в сторону, изображая больших командиров из какого-то штаба. Мне при этом рассказе немного смешно стало, но и мысли текут интересные в голове насчет обстановки здесь. «Видимо, пока Бахмут не возьмут, отпускать в отпуска состав не будут…» — обдумываю я так складывающуюся ситуацию.
Немного погодя, через час после нашего прибытия на Сатурн, приехали еще два бойца, которых распределили на минометы и сразу же отправили в подразделение. Затем с передовой приехали штурмовики, старшие подразделений, и нас, ранее собиравшихся на С-60, записали теперь в штурмовики. Работа штурмовиком для меня лично интересная и мне понятная. Потому я взбодрился и подумал, что «все хорошо» и я иду в правильном направлении. Бронежилет, разгрузка, каска и рюкзак — уже выходим к машине, на которой будем добираться ближе к своей позиции, а затем, понятное дело, пойдем пешком до точки, где располагаются штурмы. Но только выходить начали, в тамбуре этого здания нас остановили, и кто-то крикнул:
— Передали ехать по серости, ждите!
Настроение пропало после этих слов, хотя решение это было более чем правильным. Пришлось снова снимать с себя все и ждать вечера.
Да, кстати, объясню, что обозначает фраза «по серости». «По серости» это значит ночью. То есть понятно все, что продвигаться ближе к красной зоне на машине днем смертельно опасно, и эти моменты все учитывались нашим руководством. Беспилотник-разведчик мог нас заметить с воздуха, или такой же беспилотник, но уже с боезарядом, мог нас уничтожить еще по дороге. Вопросов потому не было, но хотелось мне лично побыстрее добраться до окопов, приняться за дело. Однако все же не дождались мы этой самой серости, так как прибыл Маяк с еще одним старшим, и они нас банально отправили в другом направлении. Необходимы все-таки были специалисты на С-60. Рассчитали по позывным всех, кто едет учиться работе на С-60. Оказалось, что, кроме нас четверых, еще отсюда с Сатурна забирают троих. Итого нас уже семь человек отправляется. Маяк нам перед посадкой в машину объясняет:
— Сейчас на базу. Подготовитесь к работе на С-60. Две недели на подготовку и потом на позиции. Сейчас пришли два «Урала» и КамАЗ с орудиями. Людей подбираем. Инструкторы к вам придут, обучат вас.
Снова в бронежилет, разгрузку — и грузимся все семеро в «Урал», накрытый брезентом. Маяк с другими старшими, прибывшими за нами, поехал в своем «Патриоте» впереди нашей машины. Едем долго, по пути знакомимся и разговариваем… Трое этих бойцов, которые с нами вместе на Сатурне в «Урал» сели, — Скаут, Большой, и третьего по позывному не припомню никак… Скаут уже в возрасте, и для меня его возраст не юношеский, ему уже сорок или почти так, а люди с таким возрастом для меня считаются уже людьми взрослыми, так сказать… И вот Скаут говорит Большому:
— Ты, гляжу, совсем бодрым стал, и улыбка не сходит с лица. Шутки за шутками так и прут у тебя.
— А что такого? — спрашивает его Большой.
— А просто тебя в окопах вспомнил, — при этих словах Скаута я понимаю, что бойцов отобрали для работы на С-60 прямо с передовой, из окопов фактически их вытащили и направили на учебу.
— А что в окопах? — с удивлением и усмешкой спрашивает у Скаута боец Большой.
— А то, что там, на передке, ты очень хмурый что-то ходил. Ни улыбок, ни шуток не было, сама серьезность, да и только, а как уже из окопов тебя вынули и на учебу мы поехали, так из тебя просто попер юмор. Смеешься ведь не переставая. Рот не закрывается.
При этих словах Большой опустил голову, и видно было, что он словам Скаута все так же улыбается, кривя нестройную улыбку, но скромность строит из себя поддельную. Мне же понятно было, что парни в серьезных передрягах побывали, а там на самом передке все серьезные, ведь там обычно вопрос-ответ и вот все тебе разговоры. Не до смеха там и даже не до шуток. И когда так бывает, что человек неожиданно даже для себя выбирается из такой ситуации в более спокойную обстановку, его сразу же несет на разговор, на юмор, хочется шутить, это как бы прорывается все наружу у человека то, что было до этого далеко спрятано самим организмом. Это психология. Представьте себе, что вы только-только были в земляной яме и рядом с вами где-то находился смертельный враг, и тут вдруг неожиданно вы попадаете в спокойную обстановку тыловой базы, а потом еще при перемещении с базы на базу наблюдаете через борт грузовика, везущего вас, что там за бортом дома жилые, пятиэтажки даже или магазины. И здесь сам организм начинает радоваться переменам, и потому вот улыбка и не сходит с лица Большого. Однако у всех все по-разному, ведь вот Скауту-то все равно было по виду на перемену обстоятельств. Скаут по этому поводу тогда сказал:
— Мне что надо? Быстрее отучиться и свалить отсюда на позиции… — так и сказал.
Потом еще говорили и рассуждали о категориях бойцов, кому какая категория присвоена. Большинство здесь были эсники, то есть сотрудники категории «С». По-моему, это предпоследняя категория набора в «Вагнер», последняя, если я не ошибаюсь, это «Т». А когда узнали, что я ашник, то Скаут выдал с усмешкой:
— Ой, дедушка на войну едет…
Его словам улыбнулись почти все, в том числе и я. Им, многим из них, странным было не столько увидеть здесь сотрудника категории Б или М[18], сколько увидеть именно сотрудника категории «А». В их сознании ашники были из того мира 2022 года, из того еще набора, и многие из них считали, что все мы должны уже заслуженно сидеть дома по ранению, быть убитыми или просто не приезжать сюда, изведав всех прелестей украинской эпопеи. Как они ошибались… так как нас вернулось много, а многие из нас еще и в отпуска даже не уезжали. Просто жетоны-то с номерами и буквами под одеждой, и когда мы, ашники, видели на ком-то эти жетоны «А», то конечно же подходили друг к другу спросить или вспомнить что-то из того 2022 года, к тому же нас сильно связывало всех Молькино.
Глава третья
И вот, машина наша проезжает мимо какого-то маленького населенного пункта, похожего больше на село, чем на деревню, слева от нас просматриваются одноэтажные строения, находящиеся от дороги не близко, затем мы сворачиваем направо, на проселочную дорогу. Проезжаем метров пятьдесят и заворачиваем влево. Впереди нас низкие ворота, состоящие из железных балок, рядом с которыми деревянный КПП, в котором ранее, видимо, находилась какая-то контора, так как здание КПП было совершенно не вагончиком и не будкой какой-то там, а настоящим деревянным домом, или, так скажем, деревянным одноэтажным бараком в длину метров пятнадцать. Останавливаемся, ждем, пока ворота нам откроет боец, вышедший из КПП. Здесь же рядом с КПП бегали собаки, две или три. Эти собаки уже, по всей видимости, привыкли к разным гостям и потому и никак не реагировали на наше прибытие.
Проезжаем за ворота. Здесь стоит большой бетонный корпус, высотой с трехэтажный дом. Направо, как въезжаешь в ворота, между корпусом, в котором видны трое ворот, ведущих в сам корпус, и забором нет ни машин, ни людей. Между зданием и забором, состоящим также из железных профилей, расстояние метров пятнадцать, не более того. А слева, куда мы и завернули, уже из машинных окон видны строения. Заворачиваем налево, проезжаем далее и останавливаемся метрах в трех от стены этого большого бетонного здания, сразу напротив входа в него.
Вход? Обычная железная дверь. Напротив этой двери, напротив всего этого здания метрах в двадцати пяти стоят какие-то хозяйственные строения, что-то вроде сооружений для погрузки или выгрузки зерна, а левее от него — крытое строение, как портик, представляющий собой редкие вертикальные круглые железные профили, на которых устроена крыша из жестяных листов. Этот портик в длину метров пятнадцать и в ширину метров десять. На территории возле портика видим трех человек, занимающихся ремонтом УАЗа. А там, дальше, метрах в десяти от двери в корпус и метрах в двух от его стены стоит жестяная будка, а за ней видны сетчатый забор и кустарники.