Выгрузились из машины, на улице тепло, солнечно. Немного постояв здесь, на улице, и осмотревшись, мы за Маяком зашли в корпус через входную дверь. Помещение внутри представляло собой боксы… а возможно, эти боксы служили ранее территорией для складирования зерна, так как кое-где кучки застарелого зерна еще сохранились, и я потом часто их находил. Большое помещение — в ширину метров пятьдесят и в длину метров тридцать пять. Справа от входной двери, далеко в стороне, виднелись ворота, четверо ворот, выходящих на улицу в сторону дороги, по которой мы ехали сюда. Помещение, которое раньше скорее всего являлось ангаром для хранения зерна, было разделено перегородками из бетона в человеческий рост. Получалось четыре бокса для транспорта справа, что в сторону ворот, и три бокса слева, упиравшиеся в стену. В дальнем боксе стояли три КамАЗа, в среднем боксе стоял «Урал», на кузове которого находилось орудие, и я понял по виду его, что это и есть та самая С-60. И такие же орудия на машинах в следующем боксе. Только там стояли «Урал» и КамАЗ, на которых и располагались С-60. «Итого три С-60, и значит, три расчета будут готовить», — подумал я тогда. В крайнем же боксе, что находился у стены со входной дверью, располагалось какое-то помещение, похожее на место для слесарей или сварщиков, или просто назовем его инструментальной территорией, или точнее, инструментальным цехом.
В этом отделении помещения был стеллаж для инструментов, стол, на котором сварщики разложили свои инструменты, а на полу лежали металлические профили и небольшого диаметра трубы. Здесь же, в этом цехе, отделенном от других боксов бетонными перегородками с человеческий рост, в семи метрах от входа около перегородки стояли стол и две скамьи. На столе стояли железные кружки, два стеклянных стакана, лежали ложки, коробка с печеньем, коробочка с чайными пакетиками и большой пакет кофе, и, наверное, еще что-то… А у самого угла перегородки, у прохода, начинающегося от входной двери и идущего к противоположной стене здания между правыми и левыми боксами, стояли две большущие коробки с пайками. Вернее, все содержимое из картонных коробок из-под пайков, а это банки с тушенкой и кашей, салатом и пайковые ложки с вилками, баночки с паштетом и упаковки галет, и даже шоколад, было высыпано в эти большущие картонные короба. Рядом с коробами складированы были одна на другую коробки с пайками, но немного, там коробок двадцать, наверное, только и было. Справа же в боксе, что был в середине, стоял КамАЗ. Это была целая фура, покрытая брезентом. В следующем правом боксе стоял «Тигр», окрашенный в защитный пятнистый цвет. Следующий бокс пустовал, а самый дальний у стены был завален пластиковыми баллонами с водой, такой же склад баллонов с водой был устроен в дальнем боксе у стены прямо у крайних ворот, выходящих на улицу.
Немного освоившись в этом большом помещении, прогулявшись по нему, наш расчет собрался около фуры. Немного погодя к нам подошел Маяк и повел нас за собой в тот бокс, что расположен вторым по счету от дальней стены.
— Вот этот «Урал» ваш, — кивает головой в сторону машины Маяк, — на нем будете работать, пока разберитесь в нем, как и что, орудие еще в солидоле все, только со склада, а затем к вам пришлют инструкторов, — объясняет ситуацию нам Маяк.
— Как работает все это? — спрашивает Маяка Фокс.
— Это зенитное орудие, но работать будете прямой наводкой, скорее всего. Пушка автоматическая, кассету из пяти снарядов вставляете и только нажимаете на педаль спуска. Калибр 57 миллиметров. Работает короткими и длинными очередями. Здесь расчет полный человек пять или шесть, но наши и втроем справляются. Трое будете на ней работать, плюс водитель. Водителю необходимо привести машину в надлежащее состояние, «Урал» старый, достался нам от украинцев, пригнали его из Краснодона. Там он стоял. Необходимо привести его в такое состояние, чтобы работал как часы, иначе на позиции сожгут вас, если встанете. Машину принимать будем потом и проверять водителя на полигоне.
— Сколько мне времени, чтобы машину подготовить? — спрашивает Маяка Кавун.
— Неделя вам, надо управиться. Через две недели выезжаете. Командиром у вас кто будет?
— Токарь, — говорю я Маяку и показываю пальцем на Токаря, который, по моему разумению, и должен весь этот хлам из середины прошлого века привести к порядку. Токарь, напомню читателю, являлся инженером с высшим образованием и с опытом работы на заводе со станками. Так и объяснили Маяку, который только кивнул головой в знак согласия. Одним словом, захотелось снова в окопы, чтобы заняться понятным мне делом. Однако мои хотелки — это мои хотелки, а работа есть работа. Хотя, помня опыт прошлой своей командировки, когда рядом с нашими позициями украинцы сжигали в два счета наши БМП, я не очень понимал тогда, как можно на КамАЗе не то что на передовой самой, а пусть даже рядом с передовой, вести огонь по противнику. Это же КамАЗ, машина грузовая, на кузове которой расположена зенитка, которая, в свою очередь, должна палить по противнику прямой наводкой (!), и на этом же кузове должны при этом еще три человека сидеть, расчет. Любое попадание 120-го и даже 82-го минометов рядом с машиной могло в два счета вывести ее из рабочего состояния и осколками изрешетить кузов. Если птичка сверху с боезарядом засечет нас, то это означало конец.
Наш расчет орудия не вдавался в подробности работы и мало себе представлял войну, так как они были все новыми сотрудниками, не обстрелянными, а в моей же голове никак не укладывалась комбинация работы этого гроба на колесах возле передовой, я уже не говорю о передовой, о которой нам говорил Маяк. Да, когда Маяк сказал, что мы на передовую явимся на КамАЗе, я просто с удивлением посмотрел на его лицо… и не поверил ему, так как такого попросту не бывает… Это как фантазия по поводу «вывернуть новый футбольный мяч наизнанку», это самим законам физики противоречит. «Однако дурдомом несет», — пронеслось у меня тогда в голове, и все же я надеялся, что с этой машиной будет все по-другому, а не как нам объясняют. Думалось, что, наверное, с какого-то порядочного расстояния будем бить по противнику, и как потом выяснилось, из этого орудия можно бить и за шесть километров, только вот в этом случае надо правильно координировать по цели орудие, принимать координаты и применять их.
Вводить его в городские условия нельзя, и этот момент я отбросил тогда вообще. В городе, где идут бои, «Урал» сожгут сразу, и рядом с позициями, где могут еще ползать танки и БМП, «Уралу» или КамАЗу делать нечего.
Одним словом, полазив затем на кузове нашего «Урала» и потрогав механику орудия, мы поняли, что придется с нуля начать понимать то, как банально это орудие устроено и как из него необходимо будет работать. Слезли с кузова и пошли смотреть место, где будем жить и спать. Старший объекта где-то был в другом месте, и сразу мы с ним не познакомились…
Объект представлял собой ремонтную базу, куда загонялась техника для обслуживания, ремонта. Спальные места нам показали — это был КамАЗ, та самая длинная фура, стоявшая во втором боксе у стены, противоположной воротам, почти у самой входной двери. Забираюсь в фуру — длинная фура… Прохожу дальше и дальше, мимо коробок с пайками, которые были складированы друг на друга высотой немного более человеческого роста слева, метрах в двух от входа… Затем слева вижу спальники, разложенные здесь же. Прохожу мимо одного, второго, четвертого спальника и здесь вот нахожу наконец-то не занятое место. Раскладываю свой спальник на этом месте. Под голову разгрузку и чуть выше разгрузки ставлю к стенке фуры свой бронежилет, здесь же рядом с броником слева от него кладу свой рюкзак и на него каску. Далее моего спальника еще спальники, мест так пять навскидку. Здесь в фуре сумерки, спокойно, и закурить иногда можно.
— Парни! — говорит нам боец, который показал нашему расчету наши спальные места. — Живите здесь, если что надо — спрашивайте, и чай идите пить, но смотрите, пайки в фуре не ешьте, пайки есть у стола в коробках.
Начали осваиваться здесь. Пошли к столу. Чуть далее стола, в метре от него, увидели электрический чайник, который подключен в розетку электрического удлинителя, провод которого уходил далее в цех и конец которого где-то терялся за стеллажом с инструментами. И тут, как только мы расселись, достав по банке тушенки из короба и открыв их, к столу подходит тот самый астраханец, с которым мы еще на базе в Молькино познакомились и который мне тогда про Чечню рассказывал и про то, что их, людей с боевым опытом, заставили проходить с обходником снова инструкторов. Да, это был он, астраханец, за спиной которого были две боевые командировки в Чечню. Он также сел на скамью рядом со мной. Камуфляж астраханца представлял собой что-то выдающееся для этих мест, и если моя форма была необычна для «Вагнера» тем, что я походил на министерского своей зеленой формой, то форма астраханца была какого-то, черт побери, особенного цвета — такие раскраски пятнистые с необычными фигурами и оттенками я видел только в кино про американских наемников-милитаристов. Его форма и его круглые очки придавали всему его виду что-то такое культурно-садистско-эсэсовское.
— Как дела и успехи? — спрашиваю я астраханца для завязки разговора.
— Нормально. Определили на С-60, но мне все равно.
Поели, крепкий чай заварили и начали его попивать из кружек мелкими глоточками. Закурили и начали свой неспешный разговор с астраханцем, так как наш расчет еще близко не познакомился друг с другом и представлял собой полугражданский коллектив. Поясню читателю, что имей ты хоть какие навыки и курсы, и там особенные послужные списки, но, если ты на войне не был, то для меня полугражданский человек, пусть и в военной форме. Это касается и рядовых, и генералов. Так мой мозг воспринимает людей. Это восприятие только внутреннее, и поделать сейчас с этим я ничего не могу. Понимать-то понимаю, что передо мной военные с выправкой и вообще со знаниями особенными, но все равно не так что-то в них, не хватает в них какой-то особенной «детали», что ли. И как сказал как-то в своей известной книге кандидат психологических наук Вадим Шлахтер, который сам в свое время читал лекции и сотрудникам милиции, и сотрудникам ФСБ, и потом сотрудникам частных охранных агентств: «Не каждый военный воин».