«Тигре», а это уже броня. А «Патриоты» те все у нас сожгли. Двухсотых пацанов много было, мы их забирали. Вот так весь «Тигр» был часто набит двухсотыми, телами, а ты стоишь на телах и из пулемета по хохлам бьешь.
— Ну, успел же пострелять, в боях был, и зачем тебе в штурмы? Работай на этой С-60 пока. Специалист на С-60 тоже штурмовик, это артиллерист-штурмовик, — задаю я свой вопрос этому молодому бойцу и высказываю свое мнение насчет его планов.
— Не-ет, хочу в штурмы. Попрошусь при удобном случае в штурмы, хочу собственными руками их давить. Хоть одного задавить бы, но лично. Да, стрелял из пулемета там из «Тигра» по ним, но мало этого.
— Как знаешь, — говорю я ему, — может быть, так и надо.
При этих словах подходит мужчина, кашник, который также из наших был, только с другого «Урала».
— Убьют тебя, а ты молодой еще, живи! — пытается донести искренне свои мысли кашник молодому человеку.
— Меня не убьют, мне везет.
— И таких я видел, только они груз двести уже, — отвечает ему кашник и смотрит на него такими умудренными глазами старого человека, прожившего уже жизнь свою, хоть и кашнику этому по годам-то его было всего-навсего, думаю, чуть, наверное, более тридцати лет. Впоследствии этот самый кашник из другого расчета убедил все же молодого сотрудника не переходить в штурмы, хотя, честно сказать, перейти было так же сложновато… Обученных специалистов в «Вагнере» оставляли на своих местах, и за просчеты, как это мы узнали потом из разного рода СМИ и из военблогов, посылали только в штурмовики у армейцев, у министерских, а у нас это было редкостью.
Я с таким подходом в армии, конечно, категорически не согласен, ведь штурмовик-стрелок — это тоже своего рода специалист военный, и еще какого высокого класса специалист, а если формировать штурмовые группы за счет провинившихся, то речь даже не о штурмовиках идет, а об убиении или казни виновных. Штурмовик, или штурм, повторюсь — это адекватность, расчет, знания и навыки, особое состояние сознания и высокая философия воина. Вот что такое настоящий штурмовик-стрелок. А, извините, за коррупцию в армии или за пьянку если человека в штурмовики оформили, то это только пародия одна, театральный получается в этом смысле какой-то штурмовик, не настоящий, так считаю. Можно и штурма пересадить в танк, научится, но если он в технике ничего не соображает, то только одно название будет «танкист». То есть по форме будет и верно, а вот по сути выйдет полная ерунда, и потому нужно учитывать предрасположенность человека к тому или иному делу. Принцип такой.
Кстати, да, молодой этот сотрудник, бывший армейский контрактник, нам рассказал о том, что в армии, у министерских тоже С-60 применяются и он видел их. Это меня озадачило вконец. «Понятно, что нам здесь техники не хватает, но у министерства-то обороны разве нет техники, что они вытаскивают пушки пятидесятых годов со склада для своих, армейских?» — задавался я вопросом, вспоминая картинки про парк «Патриот», с огромными комплексами, зданиями, в стоимость глобальную… и потому парк «Патриот» в Москве и пушка С-60 вызывали в моей душе диссонанс, даже у меня.
Но, уважаемый читатель, идем далее…
Не все получалось с машиной сразу, так как не водители мы все профессиональные были, хотя могли за руль сесть, конечно. Но разница большая есть между профессиональным водителем, который на машине «собаку съел» и за счет машины хлеб свой добывал, и водителем-любителем. Например, снял колесо Кавун с «Урала», и надо было покрышку снять с колеса, камеру чтобы заменить потом. Притащил Кавун нам молот большущий и говорит:
— Надо покрышку выбить, — и давай по покрышке молотом бить. — Вот по этим местам надо удары наносить, вот здесь ободок, выбить надо, — поясняет он, а у самого еще дел полно с переборкой механизмов в машине. Убежал.
Стоим втроем — я, Фокс и Токарь — и смотрим на все это, и понятно всем, что никто покрышку с колеса ураловского до этого не снимал. Токарь берет молот и начинает колотить по покрышке, лежащей на бетонном полу… устает и ставит молот возле покрышки, беру я молот затем и начинаю колотить по ней, прохаживаясь вокруг колеса, а затем уже Фокс колотит. Посидим, поколотим так, и ну… ни черта не идет у нас… Подняли покрышку, поставили ее к стенке, в чуть наклонное положение, и давай снова по очереди ее бить. Вроде ободок видно и темные места возле ободка уже проступают, но никак… Оставили это дело в конце концов и ушли от греха подальше к орудию, залезли на кузов. Глядим, Кавун по ней стучит… «Стучит и стучит, и ладно, пусть стучит молотом», — выдает нам наш общий разум, или наше общее сознание по поводу этой всей ситуации. Кстати, так время от времени два дня ее и били, эту покрышку, благо Кавун другими делами по машине занят был и не до этого ему, он все время что-то там заменял и перебирал, а также по-доброму и как-то простодушно ругал нас все время за растрачивание его солярки. И вот, в очередной раз, когда мы взялись выбивать покрышку, подходит к нам начальник этого объекта, да, целый начальник объекта, руководитель этой базы, на которой мы стоим. Берет руками колесо, ставит его в наклонное положение, но покруче, выше поднимает край колеса к стенке и начинает активно бить по колесу молотом, при этом пиная покрышку и активно еще и поворачивая это колесо… Словом, через минут пятнадцать покрышку он выбил.
Приезжало за эти дни и руководство, интересовалось тем, когда машины расчетов готовы будут для полигона, и сказало, что водитель должен быть профи, и чтобы он один мог любую неисправность починить на «Урале», КамАЗе. Да, кстати, еще один КамАЗ пригнали на базу, загнав его в дальний бокс, что находился рядом с боксом, в котором стоял «Тигр». Предполагалось, что и для этого КамАЗа, на котором была поставлена С-60, тоже будет работать расчет, но расчета мы так и не увидели, правда.
Но было у нас за это время и ЧП. Дело все в том, что Скаут, который меня дедушкой назвал и замечания Большому делал насчет его настроения, сломал себе ногу. Как? А вот так… сломал и все. Просто банально с кузова «Урала» своего спрыгнул и приземлился неправильно. Говорят, когда везли его со сломанной ногой в Луганский госпиталь, он все обещал вернуться, как только немного подлечится, на что наши потом только выразили мнение, уже прибыв на базу: «Лечился бы уж лучше, не хватало еще раненого с собой таскать. Если ранен — лечись…» И это были правильные слова.
Так или иначе, но дело наше продвигалось. Правда, долго приваривали листы из толстого железа к бортам кузова, поднимая уровень защиты ближе к кабине с боков, так как в этом месте должен был складироваться боекомплект. Я лично, как вгонять обойму в магазин, освоил сразу, и у меня это получалось здорово. Однако решили, что Фокс этим заниматься будет, он и моложе намного, а я же буду со снарядами возиться и подавать кассеты. Подавать кассеты… в этом деле необходимо иметь серьезность, расторопность, активность и силу физическую, и еще и рассчитывать время надо уметь. Все должно быть четко, и многое зависит от слаженности коллектива. Подающий кассеты должен быть сразу в двух местах, и с боекомплектом справляться, который складирован у борта, и быстро переходить с кассетой к заряжающему, и рассчитывать, за какую кассету в следующий раз схватиться — здесь не должно быть места растерянности или замешательству, все должно работать как часы, а когда уже на ходу машина уходит и в креслах весь расчет, и когда орудие сворачивается, то есть ствол в сторону кабины поворачивает, — подающий не зевает, а точно определяет место, где ствол должен остановиться, чтобы потом уже закрепить его. Это все делается еще и тогда, когда машина гонит на всех парах от разрывов украинской арты. Вот как было…
И чтобы читатель имел хоть малое представление о работе расчета С-60, скажу так… Вот, к примеру, там десять или пятнадцать кассет складировано у борта, что находится около кабины, и вот все эти кассеты как бы у тебя под рукой должны быть — подача кассеты заряжающему, заряжающий вгоняет ее в магазин, командир жмет на педаль, и производится выстрел, но у тебя уже новая кассета в руках… Снова подача кассеты — снова заряжающий ее вгоняет в магазин — педаль и выстрел, — и выстрела еще нет, но кассета на изготовке у тебя, чтобы заряжающий принять мог ее сразу — времени у нас в обрез, и так все по кругу. Это в идеале. Правда, потом время уходило на корректировку удара у нас, так как на практике получалось, что после первого выстрела командир ждал подтверждения от корректировщика, что попали именно по цели, и, если такое подтверждение приходило, то удары по цели продолжались. Если нет, то корректировали цель снова, но обычно всегда выходило четко… Обычно… А так бывало, что просят отстрелять три кассеты по одной цели, а затем корректируют по другой цели — в это время на боевом задании с Токаря, как я помню, всегда бежали ручьи пота от напряжения. Да, ручьем пот бежал с него, и не от жары, а от напряжения, но он все делал отлично. Молодец, Токарь. Как сейчас помню — Токарь собран, красный весь, и пот с него градом течет. Так вот, на все эти действия время уходит, а мы на открытке работали потом, в поле, метров за двадцать или пятнадцать от леса, выезжая с лесной дороги из-под крон деревьев на эту чертову позицию в поле, и потому вычисляли нас уже после первого выстрела еще как быстро. Там тоже не дураки у украинцев работали, профессионалы. И мы тогда понимали, что после первого выстрела нашего нас вычисляют, и ведь делали они это, вэсэушники, еще как быстро, в считанные минуты. Здесь, уже в процессе ударов по цели, мы ждали разрыва украинского снаряда где-то от нас подальше. «Нас начнут скоро нащупывать артой», — проносилось всегда у нас в голове, и мы эти мысли друг у друга считывали в такой ситуации точно, мы тогда мыслили на операции общим сознанием и воспринимали окружающую действительность общей «душой», или, вернее сказать, общим разумом. И вот удар около машины метрах так в пятнадцати — и здесь нужно уже немедленно уходить, так как промедление — это неминуемая смерть, обычно… Потому и инструктировали нас старшие еще на полигоне, тот же Маяк, когда готовили расчет нашего С-60, так: «У вас три минуты, через три минуты вычислят вас, и потому делаем все четко».