«Да-а-а уж, унылее, чем в лесу после минометного обстрела… Там хоть унывать некогда, а здесь черт его знает, как здесь живут, но за зарплаты такие можно и пожить здесь», — пронеслось у меня в голове по поводу всего меня окружавшего.
Да, так подумал я тогда, продвигаясь к штабу базы, который расположен был, по всей видимости, в одном из помещений этого длинного здания. Проходя уже середину площадки с краю, я заметил большие железные двустворчатые ворота, рядом с ними КПП и сидящего тут же мужчину в зеленой камуфлированной куртке. Проходим ближе к зданию и идем вдоль него мимо приоткрытых ворот, в которых стоит также техника и ходят люди, часто измазанные в мазуте. Пройдя последние ворота и еще одну входную дверь, старшина поворачивает налево к приоткрытой в сторону улицы двери. Заходит внутрь помещения, следом за ним мы. Здесь, внутри, стоит длинный стол, и за ним сидят двое сотрудников, еще один расположился метрах в двух от стола на кресле. На столе ноутбук и много бумаг, это листы формата А4.
— Позывной? — сразу задает нам вопрос сотрудник, сидящий за ноутбуком, обращаясь не к кому-то одному, а ко всем сразу.
— Кавун, — отвечает ему наш водитель, так как стоит ближе всех к столу.
Сотрудник что-то быстро там у себя набивает по клавишам, а затем вопросительно смотрит на следующего бойца.
— Токарь, — называет свой позывной наш командир, и снова сотрудник набивает по клавишам, и вот так далее всех опрашивают по порядку, набивая наши данные в электронику.
Когда закончили переписывать нас, я решил задать вопрос этим штабным людям:
— Мой позывной «Провиант». Я штурмовиком прошел всю командировку в 2022 году. За ленточкой был с 3 сентября по 24 декабря 2022 года, ушел по ранению. Теперь прибыл снова и хочу добраться теперь до своего боевого подразделения, а я расписан волею судьбы на «Урал», — объясняю я им ситуацию.
— Ну так что же вы хотите? — спрашивает меня один из сотрудников, который с бумагами возится за столом. — Сейчас вы, как я понимаю, на С-60, и ничего странного нет в этом.
— Нельзя ли мне убыть туда, где я начинал свою работу? В штурмы. В окопы.
— Знаете ли, вот куда определили, там и работайте!
— А нельзя определить на С-60 людей, которые без БМП своего остались? Их двое училось на Молькино, и теперь они ждут своей участи тут в казарме. Они пока не при делах. Бориса, нашего бывшего инструктора, тоже оставили без должности… Они все равно в первый раз здесь и никогда не воевали, так какая им разница, куда идти? А я знаю, как рыть эти окопы и как стрелять в хохлов, и как от птичек прятаться, и другое знаю… Кто может решить вопрос с моей отправкой в окопы?
— А ранее вы этот вопрос поднимали?
— Поднимал. Подходил к Маяку на базе, но он руками развел, хотя он и расписывал списки, как я понял, — поясняю я ситуацию сотруднику.
— Вот что… У тебя командир кто был? — спрашивает меня сотрудник, сидящий в кресле и потягивающий кофе из большой кружки.
— Якут у меня комбат! — отвечаю.
— Вот до Якута и дозвонись, и тогда вопрос решится, думаю.
— Так, может быть, от вас сразу туда, на Якута и выйти?
— Не можем на него выйти, вы уже расписаны на орудие.
— А там обученный состав на койках спит, их работать на технике учили еще на Молькино, а теперь их оставили без техники! А инструктора по С-60, которого прислали к нам, тоже оставили без машины!!! Вот туда их и посадите на С-60. Прошу послать меня в окопы! В штурмы!!!
— Куда определили, там и сиди!!! — уже на повышенных тонах отвечает мне тот сотрудник, который набивал в ноут наши позывные.
— Давай всех вас в окопы… и что тогда будет?! — поддерживает его другой, сидящий за бумагами.
— Черт побери… У вас здесь за пролеты наказывают тем, что посылают в штурмы на передовую… Я слышал разговор в казарме, — пытаюсь я апеллировать таким фактом, услышанным мной в курилке.
— Посылаем! А ты на С-60 будешь работать! Нет у нас возможности до твоего комбата дозвониться!!! Сам выходи на своего Якута. Да, еще… у тебя какой позывной, говоришь? — спрашивает меня сотрудник за ноутбуком.
— Провиант мой позывной.
— Что-то знакомое такое, Провиант… Провиант… — смотрит этот сотрудник на того, который сидит в кресле, как бы перебирая что-то в памяти своей. — Что-то очень знакомое, но вспомнить не могу, я где-то слышал уже этот позывной Провиант.
— Разумеется, слышали, этот позывной проходил у тройки не один раз по рациям, — поясняю я им.
— Ну, ладно, ты иди… иди, выйди на Якута своего, и пусть он твой вопрос решит. И-и-и… вообще, скоро вы отсюда укатите на своем С-60? Там гараж нам нужен свободным, а ваше С-60 место занимает. Нам машины надо ставить.
— Пока команды не поступало, — отвечает ему Токарь. — Как команду дадут, так и уедем.
— Понятно, ну… идите уж, а-а?
С этим со всем и распрощались со штабистами. Вышли из кабинета. По прибытию в кубрик я, просмотрев расписание постов, обнаружил, что после обеда заступаю в караул, на пост. Сходив на кухню и выпив кофе, улегся на кровать. Стал думать. Мои мысли пошли тем ходом, что контора, похоже, сворачивать свои действия здесь, на Донбассе, будет. Если еще в 2022 году штурмов на передовой не хватало, и нас сразу бросали на передовую уже на второй день после нашего прибытия, то сейчас мы зависли на базах, и более того, — обученный на бронетехнику состав оставили без машин, и те ждут, куда их определят. Ситуацию я обдумывал: «С другой стороны, еще дело с Бахмутом не закончено, и под другими населенными пунктами, в зеленке идут бои. Значит, люди нужны, но они, наверное, готовятся все же сворачиваться. Целый полк в Молькино еще стоит, набранный через Центры в регионах страны, дорабатывают контракты кашники. И после Бахмута всю эту армию также необходимо будет задействовать в работе. И речь здесь идет о финансовых потоках также из бюджета страны. Наверное, на эти вливания претендуют теперь две силы, МО и “Вагнер”. Нас уже много, и мы уже не маленькая контора, нацеленная только на работу с правительствами третьих стран мира. Ситуация будет интересной. Если контора произведет здесь становление в России, то с ней должны будут считаться все политические и управленческие структуры в стране, а это еще и легализация. А легализация — это большой конфликт со странами НАТО, объявившими нас террористами и международным преступным сообществом. Вот и вопрос, пойдут ли на большой конфликт высшие сферы? Если на тотальную войну они не решатся, значит, нас попытаются ликвидировать. Тотальная же война с НАТО — это наша легализация внутри страны и затем строительство больших заводов, именно отечественной промышленности. Глобально. Однако спекулянтам и тем, кто строит свою жизнь на этой спекуляции, война не выгодна. Но для меня такой исход событий с легализацией “Вагнера” и все, что из этого может вытекать потом, более чем интересен. Я заинтересован сейчас в этом. Но и здесь возможно, что постигнет нас неудача, если сам “Вагнер” не создаст под себя и свои интересы идеологическую партию. Станет частью такой идеологической структуры, направленной на реанимацию нашей промышленности, реального сектора экономики. Вот здесь и необходимы будут наработки русской национал-демократии. Вопрос только в том, понимают ли верхи самого “Вагнера” это… Если же не понимают, то наше будущее непонятно. С другой стороны, все наработки “Вагнера” уже необходимы для строительства новой профессиональной армии страны».
Тогда я так думал. Да, в этот день я успел постоять на посту. Пропускал и выпускал машины, входящие на объект и выходящие с объекта. Все просто было по КПП: мне называли позывной — я передавал информацию, получал разрешение пропустить и только тогда пропускал машину. Докладывал по рации обо всем, и по выезжающим машинам также. И вот… Час отстоял. Затем снова кубрик, и здесь нам сообщили через Токаря, что назавтра у нас проверка «Урала» и стрельбы. В этот же день побывал на разгрузке боекомплекта, который привезли на склад базы. Мы вышли во двор и направились все по дороге, уходящей за то самое длинное здание, стоящее на высокой платформе. Дорога заняла примерно минут десять хода. Завернули направо. Да, складское помещение, которое уже было открыто к нашему приходу, и «Урал» ждал, когда его будут выгружать. Два человека хватали руками за ручки ящики и вытягивали их из кузова «Урала», вверху, в кузове. Двое подавали нам ящики или, вернее, двигали их ближе к краю борта кузова, чтобы мы могли их забрать. И так, ящик за ящиком, пока они там не закончились. Так разгружать боекомплект мы будем потом еще раз и на этот же склад, только потом нам привезут снаряды для арты и мины для 120-х минометов.
Кстати, работают все здесь добросовестно, понимая важность всего этого дела и относясь к разгрузке и погрузке так, как будто это одна из важнейших боевых задач. В общем-то это и есть боевая задача, только выполняемая в тылу. И даже во всем этом, разгружая боезапас с машин или загружая боекомплект в кузов машины, мы все равно этим делом забиваем общий гвоздь в крышку гроба наших врагов. Кто-то должен и разгружать, и кто-то должен и грузить, и кто-то должен привозить и увозить боекомплект — мы делаем общее дело, и даже таким делом на войне надо гордиться. Мелочей здесь не бывает. Каждый погруженный в машину и доставленный такелажниками к позициям снаряд или мина будут выпущены из орудий по противнику. Случайных и ненужных людей здесь нет.
В этот же день по каким-то странным обстоятельствам к нам сюда прибыл еще и КамАЗ с орудием С-60, в расчете которого был тот самый боец с позывным «Большой». Вечером скомандовали общее построение в коридоре, которое проводил один из старших объекта, с позывным «Косолапый», хотя я его, этого Косолапого, в штабе не видел тогда. Он был по должности что-то вроде заместителя командира базы. Главный, в общем. Именно он контролировал вплотную порядок и распорядок дня сотрудников здесь. Лицо этого Косолапого было как бы выточено из твердой породы и выражало особый сильный характер. Наверное, этот человек работал когда-то у мартеновских печей — не меньше (!), он как бы стальной был. Один раз он в беседке слушал разговор двух бойцов, которые рассуждали о том, как они будут из пушек громить противника…