Сразу же напротив от ворот, шагах так в восьми, был просторный гараж из кирпича с железными двустворчатыми воротами темно-красного цвета. Далее гаража сразу через узкую тропинку шел погреб, или подвал, коих очень много в тех местах на Донбассе, и они, как правило, имеются в любом доме, что я заметил еще в 2022 году, пребывая тогда в Курдюмовке. В подвал этот вела каменная или бетонная лестница, и в самом низу, после маленькой площадки в полтора метра, находилось помещение шириной три — четыре с половиной метра. Здесь и расположился в подвале наш расчет, то есть вернее нас там расположили, показав место, где лучше всего нам при таких обстоятельствах находиться. Получалось, что и машина близко, и подвал спасал в случае чего от удара украинской арты или беспилотников.
Здесь, в подвале, до нас уже стояло какое-то подразделение и, судя по банкам с тушенкой и другими остатками от пайков и самих пайков, которые здесь были складированы в картонной коробке, стоящей при входе в подвал внизу у лестницы, здесь были и вагнеровцы, и даже министерские, армейцы. Также в подвале сразу слева, как войдешь в помещение, были положены доски от стены до стены, лежащие на ящиках из-под снарядов. Четыре человека здесь умещались запросто, и еще два места при необходимости даже оставалось. Разложили спальники. У дальней стены устроился Токарь, затем я разложил свой спальник, а потом за мной Кавун, и у входа разложился Фокс. В углу напротив спального места Токаря пристроили коробку, в которую складывали спички, тушенку, каши, салаты, отдельно чай и кофе, другие предметы и продукты из наших пайков и из найденного здесь. Напротив меня Токарь устроил печку, сложив ее из кирпичей и пристроив к ней даже трубу. Кстати, когда он эту печь складывал, то я даже подумал, что он печник какой-то…
— Ты печами не занимался? — спрашиваю я Токаря.
— Нет, не приходилось, но видел, как это делают, — отвечает мне командир расчета.
Ладно, устроились. Печь топил сам Токарь, я дрова колол, что мне доставляло немалое удовольствие, так как этим занятием я отводил себе душу… Хотелось в окопы, а меня в подвал, и что делать — непонятно было… «Теперь ни одного хохла отсюда не увижу», — с печалью думал я о своей унылой жизни. Кавун же все крутился вокруг своей машины и рассказывал нам истории про прошлую свою командировку, в которой он отморозил себе ноги, и потому уже через два месяца был дома, залечивая их. Токарю и Фоксу Кавун не нравился, так как от него веяло чем-то украинским, враждебным… Я же насчет Кавуна думал только в ракурсе его работы, его непосредственных обязанностей как водителя «Урала». «Вроде на водителя похож и водителем, говорит, работал всю жизнь, значит, у него должно все получиться», — размышлял я о Кавуне.
Да, ящики с боекомплектом выгрузили под крышу возле сарая, под навес. На следующий же день после прибытия загрузили в обоймах снаряды в кузов, восполнив там боекомплект. Получалось что-то порядка двенадцати обойм, то есть сорок восемь снарядов. Дежурили также по часу в самом «Урале» по ночам, слушая рацию там, или же днем на посту в бывшем складе, удобном для дежурства — со склада был и «Урал» виден, и часть дороги, и здесь было безопасней. Командиром, который также подчинялся комбату Якуту, у нас был бывший кашник, который потом после первой командировки заключил снова контракт с группой «Вагнер». Позывной его был «Урюк». Был этот Урюк высоким очень, при этом худощавым, а на лицо как бы походил на «парня с соседнего двора». Однако, видимо, установив контакты в конторе, его все же запомнили и вызвали из отпуска, назначили командиром всего вот этого, что называлось С-60. Машины с орудиями С-60 стояли на разных участках работы нашей тройки и были разбросаны по позициям. Находились в населенных пунктах и по приказу, который поступал по рациям, выезжали на заданные точки, откуда били по позициям украинцев. Позиции шифровались и носили, как у нас, например, названия разных животных — Лиса, Кабан, Заяц, Медведь. Командиры наши были людьми адекватными, Урюк был адекватней Токаря, а мы адекватней их всех — вспоминаю я то время.
Ладно, через два дня у нас был первый выезд на позицию, при этом стреляли в этот раз мы под контролем старших — Урюк, еще кто-то из людей повыше были рядом. Почти рядом. Выехали под вечер, но было еще далеко не темно. На этой позиции, кстати, мы никогда потом уже не стояли. Длинная лесная дорога, наша машина идет по ней, и длинные ветки хлещут о борт «Урала», часто ломаясь и попадая в кузов. Останавливаемся на лесной дороге…
Токарь получает координаты, что-то пишет, затем выпрыгивает из кузова, и мы слышим, как хлопает дверь кабины. Сел в кабину Токарь, машина снова тронулась. Затем мы доезжаем до края леса, поворачиваем к полю, но от лесной дороги стоим недалеко, метрах в четырех… «Урал» разворачивается кабиной к лесу и ставит зад прямо к полю. При этом нас видно с лесной дороги, где уже стоит легковая машина, рядом с которой человек пять. Такой роскоши потом уже не будет никогда, потом стрельбы пойдут с открытки, но сегодня первый раз старший состав будет смотреть на работу расчета. Разворачиваем орудие к полю стволом. Кстати, чтобы не возиться с этим древним орудием на позиции, мы взвели орудие, загнав в ствол снаряд, еще перед выездом из Зайцева. Это важно, кто в теме. Токарь вылезает из кабины, ставит сам вешку, определяет затем координаты. Буквально минут через пять все было готово.
Подаю кассету, Фокс вставляет ее в магазин — выстрел — готовлю новую кассету — Токарь ждет подтверждение — подтверждение получено — еще три выстрела — снова кассета — кассета в магазин — три выстрела подряд — кассета — магазин — очередь[21], и так по кругу. Отстреляли четыре кассеты, затем свернулись и уехали с позиции. Все было спокойно, неожиданно спокойно. По прибытии в Зайцево я остался в кабине, чтобы Токарь смог по своим делам сходить, и затем, уже минут через пятнадцать он пришел меня сменить, и я только начал выходить на дорогу, как около нас остановилась легковая машина, что-то из старых иномарок. Оттуда вышел человек среднего роста, с добродушным и любопытным выражением лица, в военной куртке черного цвета, а затем почти подбежал ко мне.
— Здравствуйте! Это вы стреляли сейчас? — спрашивает он меня.
— Да, мы стреляли, — отвечаю.
— Ну здорово, впечатляюще! Это вот из этого стреляли, да?! — восторженно спрашивает и показывает рукой человек на орудие.
— Из этого… — говорю я ему и делаю недовольный вид, так как понимаю, что передо мной журналист или военкор какой-нибудь, и хотелось ему сказать пару ласковых, однако промолчал и, не поворачиваясь к «Уралу», подняв левую руку, показал большим пальцем через плечо назад ему, сказав: — Там в кабине, к нему поговорить сходите…
На это военкор кивнул головой и вприпрыжку, радостно ушел в сторону «Урала». Я же направился к нашему подвалу, обдумывая все то, что произошло сегодня. Не понравился мне этот показательный выезд.
На следующий день ждали боекомплект. Урюк обещал, что боекомплект привезут по серости, то есть когда темно будет. Здесь в Зайцево украинские птицы часто летали и даже сбрасывали боезаряды. Ночью «тревога» была, кружила в ночном небе птичка. Бойцы с Ханкалы рассказывали, что ранее еще, недавно не смогли довезти своего товарища до госпиталя, по дороге истек кровью.
— Вот такая же птичка гранату сбросила, и его всего осколками изрешетило, — говорили они нам.
Да, все новые модификации беспилотников появлялись и вводились в войну. Если ранее еще я не видел таких птичек в ночном небе, похожих на кометы или звездочки, то теперь — вот они… Боекомплект в эту ночь не привезли. На Ханкалу мы ходили и по очереди, и как придется, менять аккумулятор к рации, и там можно было взять хороших сигарет. Сигареты здесь были плохими, но целых две полных коробки, которые стояли в гараже. С едой проблем вообще не было, так как здесь остались от прошлых подразделений целые коробки, наполненные банками с кашей, тушенкой говяжьей и салатами. Салаты уже не ели. Из соседнего дома Кавун принес трехлитровую банку меда, и мы ели мед с галетами, пока не пресытились. Отсюда тоже население уходило спешно и потому часто самое необходимое забрать не сумело, и бывало находили здесь бойцы и паспорта, и даже раз помню, как Фокс нашел удостоверение сотрудника украинской полиции. Здесь я тоже задавался вопросом о том, в какую сторону население бежало от войны… Как-то с Токарем на эту тему мы говорили, и он выразил мнение, что все же они все бегут на Украину или стараются именно туда попасть. Он сказал тогда:
— Они же выросли в этой Украине. Украина ближе им, и они хоть и не любят своих украинских чиновников, как и везде, но Украина для них Родина и потому для них кажется безопасней. А мы чужие для них, и они потому нас боятся. Им еще и рассказывают про нас, какие мы убийцы безжалостные и какой у нас в России самой беспредел творится прямо чуть ли не на улицах. Украина для них известная страна, а Россия для них совершенно чужая и страшная. А их так еще и тридцать лет воспитывали.
— А старое поколение? — интересуюсь я мнением Токаря, как человека, который сам проживает в Ростовской области, и потому украинцы для него не новы, и он с ними встречался все же намного больше, чем я.
— Так они же не помнят ничего, — говорит мне Токарь, — они СССР помнят, а про Россию им рассказывают, что у нас там евреи-капиталисты. Свои евреи в Киеве им не страшны, все же как бы свои, а чужие евреи для них страшны. Чужое все страшное и необычное. Я вот смотрю на молодое поколение, они все аморфные, пацифисты, не представляю их на войне.
— Это не все такие, — говорю я ему, — встречаются очень правильные молодые ребята.
— Это я многих имею в виду, кого видел вокруг себя. А про старшее поколение с Украины, так все там, и все они туда бегут.
С утверждением Токаря я не спорил, так как, если и не полностью, то все же с таким мнением согласен был. Вспоминая Луганский госпиталь ветеранов, я помнил, что часть медперсонала с восхищением о нас говорили, а другие тихо ненавидели и не понимали нас. Мир там в этих республиках тоже поделился пятьдесят на пятьдесят, и потому тоже агентура СБУ и ГУР работала на Донбассе вольготно. Впрочем, и в самой России выходцев с Украины было полно, как полно и тех, кто имел близких родственников на Украине, или однокашников, или сослуживцев там, у многих связи еще с советского времени сохранились в этой стране. А в перестроечные годы и девяностые годы только так вербовали тех, кто заканчивал в республиках Союза военные училища или учился там. Потом эти люди уехали в Россию, и многие сейчас занимают значимые должности в России — вот вам и поток секретной информации, идущей из высоких кабинетов России в ЦРУ, МИ-6, в ГУР, СБУ; в тот же Моссад, наверное, потоком идет информация, и куда только не идет… Разумеется, надо принимать меры по всему этому, исправлять ситуацию, но исправление ситуации лежит в плоскости не административной, а в политической, здесь волевые политические решения необходимы. Кстати, спасибо нужно сказать Стрелкову, что Киев в этой спецоперации не проводит мобилизацию в ВСУ на Донбассе.