Однако, если в своей первой книге «Вагнер» — в пламени войны» я описываю ситуации своей военной жизни в достаточно активных фазах, то здесь в работе с С-60 была больше однотипная рутина. Все выезды были похожи один в один друг на друга и мало чем отличались. Но, вспоминая те дни сейчас, могу сказать, что хоть одна промашка в те минуты на боевой операции, и эта маленькая промашка нам всем могла стоить жизни. Делали все организованно, а потому героизма не произошло и все остались живы. Однако, если вспомнить все это, то все же игра со смертью была на грани фола, хотя, верно, мы это и не замечали тогда.
Вот представь себе, читатель, что выезжает наш «Урал» из леса на открытку, в поле, разворачивается к лесу кабиной, мотор не глушится, разворачивается орудие к полю, устанавливается орудие по цели, и пошло — выстрел — подтверждение выстрела — ждем первого прилета украинской арты где-нибудь подальше от нас — затем начинаем бить из орудия — подача кассеты — кассета в магазин — выстрел, и так по кругу, пока минут через пять после первого нашего выстрела уже раздается разрыв украинского снаряда где-то там вдали… Еще стреляем и ждем, когда снаряд украинский разорвется к нам ближе (!), чтобы успеть поболее выкинуть по ним снарядов своих, поболее выстрелов сделать по позициям вэсэушников.
Сейчас думаю, что вот мы ждали второго разрыва, а ведь это настоящая игра в казино, игра со смертью, и этот факт нас тогда совершенно не беспокоил. А разорвись снаряд украинский метра на три или пять ближе к нам, и тогда могло быть все иначе для нас. Однако более десяти раз только за май наш расчет делал выезды на позиции. В это же время мы узнали, что рядом работает такой же расчет С-60 у министерских, мобилизованных. Но я с ними не хотел бы работать и сейчас не скажу здесь, почему так думаю… В мае же мы поменяли место дислокации, переселившись чуть ли не на метров пятьсот ближе к центру Зайцево. В общем-то на этой же улице и стояли, но там было спокойнее. Расположились в одном из брошенных домов.
Здесь Миша и Фокс заняли большую комнату, Токарь отдельную комнату для себя выбрал, и я тоже жил в отдельной комнате. Здесь была кухня с хорошей плитой, которую мы топили дровами или всяким барахлом, щепками, нагревая ее быстро. Почему такое решение командир наш Токарь принял — переселиться из подвала в дом? У меня есть соображения… Так или иначе, но работа нашей С-60 по позициям украинским была самими украинцами очень даже замечена, и потому, думается, ждали гостей к нам с той стороны… Рядом с нами, в следующем доме в сторону большого Зайцево, где основной массив домов и находился, стояли связисты и специалисты по беспилотникам, а с другой стороны — тоже бойцы, которые занимались чем-то подобным, тыловым, но необходимым.
У этих соседей была баня, хорошая баня, и они меня часто туда приглашали, а я своих уже приглашал. Помнится, раза четыре, а может быть, пять я туда мыться ходил, парился даже веником. «Вот война пошла», — размышлял я обо всем этом и понимал умом, что все идет у нас к завершению… Токарь тоже это понимал, и мы с ним об этом раза три разговаривали даже, полагая, что скоро будем готовить С-60 к сдаче… а у нас водяного насоса нет, так как мы его на базе сбросили. Кстати, возможно, что Токаря предупреждали о смене дислокации расчета, так как в эти майские дни как раз произошло ЧП — украинская ДРГ зашла в Зайцево, но зашли они там, где были основные постройки, и их выявил совершенно случайно один из известных медиков-командиров, о чем я здесь напишу далее на страницах своей книги…
«Урал» нам пришлось переставить в другое место, замаскировав его ветками… Мы его поставили в заросшем саду, и теперь, когда мы дежурили в кабине «Урала», через деревья могли наблюдать поле и как за край поля закатывается солнце — там восток, Большая Россия.
В один из очередных выездов, когда мы уже ушли с позиции и ехали по лесной дороге «домой», наш «Урал» неожиданно для всех встал как вкопанный на этой же лесной дороге. Встал и все, и что бы ни делал Миша, ничего не помогало. Советское прошлое в лице «Урала» не желало реанимироваться.
— Он встал, все с ним, вызывайте кого-нибудь, пусть тащат! — высказал наконец-то свой вердикт Михаил по поводу «Урала».
Передали о ЧП по рации. Начали ждать, и благо, что под кронами деревьев были в общем-то. Однако уже через полчаса с той стороны, откуда мы приехали, то есть со стороны нашей позиции «Кабан», по этой же лесной дороге в одну колею шириной шел к нам на полных парах танк. Это был Т-72. Не доехав до нас метров восемь, танк остановился. Командир танка вылез, спустился на землю со своей машины и подошел к нам… Пара и другая предложений, он оценил ситуацию и пошел к своему танку.
— Сейчас объедет, ему все равно, — говорит Токарь, а я смотрю на деревья, что рядом с дорогой… Деревья старые, большие, высокие, толщиной в хорошую тюльку для дров. Наконец танк тронулся и просто банально объехал нас, оставив позади себя поваленные сосны и кедры. Танк — сила страшная, и, наверное, это единственная машина, которая вызывала у меня неподдельный трепет, так как я не понимал и сейчас не понимаю, что с ним можно сделать, если он появится перед тобой — мокрого места не оставит. Если БМП еще сжечь из гранатомета можно или «Кордом» достать, то с этой штукой такой номер не пройдет. Но, более всего, вспоминая тот момент, я думаю о том, что как хорошо и какое везение, что «Урал» тогда встал только по пути назад, а не там, в поле.
Были и другие казусы в нашей работе на С-60. Помнится, выехали мы на точку, встали на открытке для нанесения удара по противнику, сделали выстрел из орудия, и Токарь по рации начал ждать от корректировщика подтверждения, что попали, чтобы продолжить удары по этим же самым координатам. Однако подтверждения не получалось. Тогда сменили координаты, навели и снова туда послали снаряд к лесополосе, что была за этим долгим полем. Снова ждем подтверждения. Токарь как всегда потом исходит, но выдержан и собран, как всегда тоже, кстати. Словом, двадцать пять минут, не меньше, так стояли, ждали. Хорошо еще, наверное, что точка эта вэсэушниками, как наша огневая позиция, еще не была выявлена. Думаю, что так. Скорректировать нас долго там где-то все по целям не могли. В конце концов, скорректировали, и мы отстрелялись, выкинув с десяток кассет боекомплекта, и все по старой схеме, как всегда: удар по нам метров за двести пятьдесят — разрыв снаряда украинского — мы еще ведем огонь по лесополке — второй удар по нам — разрыв снаряда около нас — уходим, сворачиваемся на ходу, нас нащупали. Почему я этот случай запомнил? А потому, что никогда так долго еще не задерживались на огневой позиции. Так долго еще на открытке, в поле, мы не стояли никогда. Двадцать пять минут… под открытым небом. Потом комбат Якут разнес всех, кто корректировал цели для нас, и обещал, что если еще так произойдет, то все корректировщики и Урюк тоже пойдут сами стоять на открытке. «Поставлю всех на открытку на С-60 и стоять там будете у меня и двадцать минут, и полчаса, стрелять сами будете, если не можете целей найти, которых полно…» — кричал им комбат потом в рацию.
А что с другими вагнеровскими машинами, которые выехали с нами с базы или же с других мест? Ведь были и другие? Конечно были, но о них и о себе сам расскажет тот боец, коллега по С-60, который работал в это самое время около Бахмута… Это Леонид, а позывной его «Тирмич». Тирмич вспоминал, как все начиналось и как все было:
— Нас десять человек прибыло на базу «Барабан» для подготовки к работе на С-60. Здесь тоже готовили людей по разным специализациям. Помню, как разговаривали там с кашниками из Хабаровской области. Они рассказывали, что после боев их из двух тысяч человек осталось порядка четырехсот человек. Готовили нас не более двух недель, затем две машины с орудиями С-60 направили в Попасную, то есть два расчета, в одном из которых я и был. Проживали мы здесь же в Попасной в доме, здесь же стояли под маскировкой наш «Урал» с С-60 и такое же другого расчета, здесь же в Попасной мы загружались боекомплектом. Жили мы в старой конторе какой-то, по-моему, это было здание бывшего архива железнодорожных путей… Выезжали расчеты по очереди, как на дежурство, в такой населенный пункт, как село Покровское. Так доезжали до села Покровское и стояли там, как на дежурстве, ждали по рации сигнала, приказа на выезд к позиции. Вот приходит приказ — и гоним машину на позицию. Да, еще с нами работал вместе Герой Российской Федерации с позывным «Каплодий». Каплодий, имя его Александр, аж с 2014 года воюет на Донбассе. Именно он координировал удары нашего орудия. Мы били по многоэтажкам в Бахмуте прямой наводкой. По рации координировал нас Каплодий. По десять кассет отстреливали, но по-разному бывало, там подолгу не постоишь на позиции, часто попадали сами под огонь противника, но все делали слаженно и потерь не было, уходили вовремя. Мы работали именно по цели. То есть если цель была в городе, в Бахмуте, то мы заезжали туда, и с нами на прикрытие еще выезжала мотолыга с зушкой на крыше. Работали от одного километра до цели, может быть, бывало и за пять километров, но это максимум, так как уже за пять километров в прицел особо не видно ничего. С нами всегда был корректировщик, который говорил, попали или нет. Он был на связи всегда со штабом. Информация была либо от глаз, либо напрямую кто на месте. Ведь если через птичку информацию получать, то для нас это было очень долго… Один раз так координировали через птичку, и мы стояли на позиции аж двадцать семь минут, а там так нельзя… Там в среднем пять-семь минут, и сваливать надо. Иначе уничтожат. Раз, помню, за пятнадцать минут десять кассет выкинули по целям, но это опасно, но так уж получилось. В пять утра вставали и выезжали в Покровское, а там до позднего вечера. Часто на возвышенности занимали позицию, и тогда Бахмут как бы под нами был как на ладони — там вот расстояние от нашей позиции до Бахмута примерно два километра было, а на других позициях и больше. Помню, как нам довели, что 10 мая две машины с С-60 из 12-го штурмового отряда, которые двигались друг за другом, были уничтожены вэсэушниками. С-60 эти сожгли вместе с их расчетами. Люди погибли. Из наших, с кем вместе готовились, одна машина была подбита, в кабину мина попала, водитель был ранен.