Когда я еще писал эту книгу и даже предпоследняя глава еще не была закончена, главный редактор издания «РОССИЯ — СЕГОДНЯ» Валерий Анатольевич Сивоконь задал мне важный вопрос о книгах про войну. Он спросил меня тогда:
— Будет, как откровение писателя-фронтовика В. П. Астафьева?
Отвечу на страницах этой книги более развернуто и для Валерия Анатольевича, и для самих читателей книги на этот интересный и нужный вопрос. Так вот, когда пишу, я не думаю, что какие-то аналогии надо с другими трудами проводить, нужно просто писать и выкладывать вместе с фактами свои мысли. И еще задача такая, чтобы показать сильные стороны характеров наших людей, а не как это делают некоторые известные сегодня писатели со своими сомнительными трудами, выдавая материал, который часто используют наши враги. Любая книга, любая статья являются оружием, и потому всегда необходимо понимать, отдавать себе отчет, что ты пишешь и как это может быть использовано при случае твоими противниками или противниками твоей страны.
Война, политика, все эти темы настоящий русский человек, преданный идеалам высокого служения родному народу, должен подавать с позиции интересов своего народа, своего сообщества и не давать повода врагам России использовать свои труды против нашей страны. Да, публицистика — это оружие. Не все это понимают, однако понимают многое другое. Что? А то, что перо можно использовать для повышения своей доминантности, зарабатывания денег, получения наград и должностей, выливая всю грязь на страницы своих книг и не замечая героических, светлых сторон тех, кто все эти годы вел политическую борьбу в интересах народа или же проливал кровь на войне. Грязь всегда привлекает целые толпы людей, а вот настоящий героизм многим не свойствен, и потому эти многие тихо стыдятся своей немощности, неспособности проявить героизм и, значит, стараются не реагировать на факты героического, самоотверженного служения народу героев тех или иных книг или статей.
И здесь особый талант нужен, чтобы правильно подать читателю поступок человека, проявившего храбрость на войне или выразившего свою гражданскую позицию в трудный час для Родины. Потому и штампуют многие свои сомнительные сочинения на шокирующих или грязных фактах, которые, конечно, всегда есть во всяком деле, но при этом стараются не замечать того высокого, что есть в наших людях. Есть писатели и публицисты такие, сами из ряда ничтожеств. И такое бывает. Не надо думать, что если человек графоман, то это уже что-то из ряда вон выходящее и необыкновенное. Здесь нужно обратить внимание на то, какую пользу несет писатель и публицист современному обществу, будущим поколениям или куда он старается направить само общество в его развитии.
Так вот, и в первой своей книге о войне я старался показать повседневную жизнь бойцов… В этой я также старался (и насколько смог, судить вам), дорогой читатель, показать главным образом повседневную деятельность рабочих войны. Деятельность тех, на чьих плечах в буквальном смысле выносится любая война, выдерживается, чьими повседневными трудами она делается. Производственной травмой здесь, в этом военном труде, является ранение или смерть, и такие травмы настолько часты, что на войне ко всему происходящему вокруг тебя сам организм привыкает и воспринимает все это как само собой разумеющееся. Это как условия игры, неотъемлемые условия жесткой игры.
Кстати, надо все же сказать, что если мы берем только группу «Вагнер», то на примере командира Шаяна, о котором рассказывал связист Салтан, мы можем видеть, что непосредственным рабочим войны может быть и командир очень высокого уровня, а ведь Шаян в «Вагнере», если проводить аналогию со званиями в российской армии, был не ниже подполковника. Шаян сам бросается за ранеными, так как видит, что помочь больше некому и никто рисковать, может быть, и не должен под таким бешеным огнем противника… — это поступок, который многое говорит о командирах «музыкантов». Кстати, и те, кто знал командира Уткина, говорят, что этот человек непосредственно принимал участие в штурмах. Да, шел вместе со штурмовиками в накаты, в атаки. Потому в лучших боевых соединениях, кто бы что ни говорил, главное не деньги, а внутреннее ощущение своей особой кастовости или принадлежности к воинской касте. Это главный или один из важнейших элементов в мировоззрении любого воина. Рабочие войны — это и простой штурмовик, это и генерал, ведь мы знаем случаи на СВО, когда командиры такого высокого уровня в «Вагнере» принимали волевые решения перед смертельной опасностью, мобилизуя свой штаб и во главе штаба останавливая прорыв украинских танков. А связист Салтан, который мог и не ходить с медиками за ранеными, но шел? Это называется массовый героизм, это то, что «значит книги ты нужные в детстве читал».
А война, она и есть война… Многие же писатели во всем этом ищут нравственный смысл или же пытаются опереться на какие-то особенные моральные принципы. Все это неправильно, считаю. Война, с одной стороны, пронизана рациональностью и расчетом, а с другой — в ней же сильно проявляются отношения истинной дружбы в своем кругу, в кругу бойцов. Жестокость граничит с неподдельными светлыми отношениями в боевом товарищеском круге. Наверное, именно на войне и есть настоящее товарищество.
Писатель Астафьев же, как мне кажется, во многом лукавит. Намеренно лукавит или же пытается сам себя и других обмануть для красоты — это не важно даже. Он должен был понимать рациональность войны. Что такое война? Это рационально и не рационально — такими категориями можно выразить все это действо.
И здесь же мы обращаемся к людям, к их внутреннему состоянию — я не зря обозначал в первой книге «Вагнер» — в пламени войны», что именно толкает человека на войну, и здесь же необходимо задуматься, за счет чего существует поистине настоящее эффективное боевое подразделение. Организация и управление? Да. Стимул, корпоративность и вера в идеалы? Да. Особый отдел? И это тоже. Все вместе это и есть эффективное подразделение. А Астафьев ищет красоту и удивляется крови, как будто не о войне пишет и желает саму войну отменить «Так нельзя!» — кричит он, говоря образно. Нет, можно, ведь природа войны именно такова. В войне истина. Не надо прятаться от истины, не надо уходить в юношеские, студенческие поиски этой истины — на войне эта истина во всех ее красках открывается перед человеком. Там все понятно и без слов. Мир борьбы не может быть без крови — только всегда вопрос есть о том, кому это надо и зачем? Если же на внутреннем уровне эти вопросы решены, то и внутренний мир будет у человека в равновесии пребывать. Потому я и говорю, что воин еще должен быть хоть немного, но философом.
По мысли Астафьева, война противоестественна природе человека, однако предки самого Астафьева, как и предки любого из нас, меняя формы свои на протяжении сотен миллионов лет, убивали… Сотни миллионов лет войны! От микробов до первых рыб, от рыб с ногами до звероящеров и до обезьян и далее… — мир войны, мир убийств ради выживания видов. Наши предки просто меняли форму. Потому война присуща человечеству. Нет мира, а есть перемирие перед новыми войнами в великой игре природы. Чтобы остановить войны, необходимо было бы поменять саму биологию человека, и этого было бы недостаточно, так как этот мир предполагает борьбу за выживание. Может быть, в другом мире, где иная биология и другие физические законы, как-то дело обстоит по-другому… но не уверен в этом. Нет того мира, есть наш мир, в котором мы живем.
Потому Астафьев или красивую картинку нашего мира в своем сознании создал, или же в угоду своему времени начал угадывать настроения либералов, выражая их в своих трудах, чем только вызвал непонимание в широких кругах ветеранов Великой Отечественной войны. И потом, откуда он знает точные данные по операциям и численность участвующих в операциях? Наверное, просто часто выкладывает в своих трудах Астафьев слухи штабные и то, что из этих слухов он, как связист, смог домыслить сам. Всей мозаики войны Астафьев знать не мог, только ее осколки, и те он применял в своих книгах так, как будто точно все знает. Чего только стоят его рассуждения о том, как десант в тыл противника был выкинут и как потом десантники по дворам прятались, а их немцы вылавливали? Он там был? Нет. Слухи. И слухи эти он выдает за факты.
Понятно, почему фронтовики на него обиделись. «А где же светлые товарищеские отношения и самоотверженность наша в ваших трудах, господин Астафьев», — как бы спрашивали его фронтовики и не понимали того, что этот писатель просто подхватил либеральную болезнь, и эта болезнь как диагноз вылилась в его книги. У меня же в книгах описано только то, что я видел сам, или то, что мне прямо в уши мои передали те, кто был сам на боевых операциях. Никаких слухов. Да, книги надо осторожно писать, и, если уж взялся писать о роковых событиях истории страны, так пиши правду и пиши с позиции наших интересов, с позиции интересов нашего народа, нашей страны… Враги хорошего не напишут про нас. И если мы не будем писать в своих книгах о светлых сторонах наших людей, если мы не будем в своих произведениях выражать сильные стороны русского характера, то кто это делать будет? Если мы будем молчать, за нас скажут наши враги, и потому я говорю — говорю громко и на всю страну, рассказывая о великих русских воинах.
Сама группа «Вагнер», возникнув как тайное боевое сообщество, еще до того, как об этом сообществе узнали в 2014 году и признали, что оно хотя бы есть в природе, просуществовала в непрерывной череде кровавых схваток с врагами России и ушла в историю тоже героически. Ушла в историю совершенно не банально, оставив даже в своем уходе яркий свет и много загадок. Я не зря сказал в начале сей главы, что своими трудами я желаю положить начало изучению истории «Вагнера» как структуры и как цепи событий, тесно связанных с самой Россией, а также на примерах судеб людей, их поступков проследить эволюцию русского общества.
Возьмем лейтенантскую послевоенную прозу двадцатого века… Чем отличается та военная литература от той военной литературы, что пишем мы, что напишут и другие авторы? А чем отличается менталитет лейтенанта или рядового из книг авторов, описывающих военные события времен ВОВ, и менталитет тех, кто показан в книгах о спецоперации на Донбассе? Вот что интересно проследить, вот где целый глобальный пласт для работы исследователя. В первом случае мы видим отношение к войне человека из общества, в котором еще не изжиты остатки феодального менталитета, а во втором случае мы уже видим человека двадцать первого века, с новым взглядом на мир, с новыми интересами и стремлениями. В первом случае мы видим идеологические цели, а во втором — мировоззрение, причем порой разное мировоззрение разных людей. И верно ли сравнение Велик