группы сняли с должности и меня поставили вместо него. Я получил рацию, гаджет и азбуку — шифровку для общения по рации. Весь октябрь выравнивался фронт, поэтому мы никуда и не двигались.
К концу октября прибыло пополнение, в частности, нашу группу поделили на две отдельные. Командиром группы я также остался, только в группе числилось теперь пять человек. Вечером 31 октября 2022 года на Ноле командир направления поставил задачу утром продвигаться по заданным координатам и занять позиции. Как поняли, фронт выровнялся, начали двигаться. После Ноля мы двинулись на позицию и начали готовиться. Никому в тот день не спалось, все были на мандраже. Ночью по лесополосе отработал наш танк, разминировал лесополосы, а мы экипировались. Я своим бойцам сказал брать самое необходимое и побольше боекомплекта. Наступило утро, по рации прозвучала команда к продвижению. Мы начали двигаться. С нашей позиции двигались две группы. Моя группа была замыкающей. На Ноле командир наказал: «Командир группы всегда двигается последним», и изначально я следовал этому. Пройдя метров сто от позиции, необходимо было перебежать по открытке метров триста, — сначала спуск, переход через железнодорожный путь, подъем и по полю до следующей полосы. Первая группа выдвинулась, мы через пять минут после них. Дождались, когда они перейдут открытку, и начали сами перебегать по одному. Все было хорошо, но в небе появилась «птичка». Начал работать АГС по этой открытке, через которую нам нужно было перебегать. Но приказ есть приказ, заднюю не дашь. Я дал команду направляющему по последнему разрыву быстро бежать до плит, на подъеме лежали плиты, это походу был строящийся когда-то автомобильный мост, и там переждать до следующего прилета, и перебегать дальше. И так по очереди. Увидели и услышали последний разрыв снаряда, первый боец побежал… Сначала бежал нормально, но на подъеме пошел пешком, и один из снарядов залетел прямо ему под ноги. Сразу крик, стон и одна фраза: «Помогите, помогите…»
Я, понимая, что сейчас его закидают, так как «птичка» в небе и наверняка корректирует, принял решение вытягивать его и заодно всем перебежать в другую лесополосу. За нами как раз шла группа эвакуации. Я с группой бойцов рванулся к трехсотому, и мы начали оттягивать его в канаву — там на подъеме была небольшая канава. Оттянули, и я сразу же начал оказывать первую помощь раненому. У бойца была разорвана кисть правой руки, посечено лицо и ноги. На руку наложил жгут, перевязал бинтом кисть. Все это происходило лежа, под прилеты снарядов АГС. Кричал я там так, как никогда в жизни еще не кричал, а группа эвакуации просто встала как вкопанная в лесополосе, откуда мы и начали перебежку. В этой канаве мы пережили четыре или пять прилетов, только тогда группа эвакуации побежала, но АГС не умолкал. Двое из группы эвакуации начали оттягивать трехсотого в сторону лесополосы, где располагались ополченцы, расстояние до которых было метров пятьдесят. Как только они начали оттягивать раненого, мы переждали последний прилет[6] и, резко встав, побежали по назначенному маршруту. За все это время, пока оказывали помощь бойцу, больше никому не досталось. Потом я этому очень сильно удивлялся и до сих пор удивляюсь.
Подбежав к лесополосе, мы начали двигаться пешком, все выдохлись. В небе был слышан беспилотник. Идти до позиции оставалось еще метров семьсот. Вдруг резко услышали жужжание. Над нами зависла «птичка», мы остановились и не двигались. Ждали, когда она улетит. До этого дня это срабатывало. Висела она минут пять, и мы услышали «выходы» снарядов АГС, и сразу все разбежались и упали на землю, прикрыли головы и ждали прилетов. Противник стрелял три раза по пять снарядов. Первый залп прошел удачно, никого не зацепило, снаряды ушли дальше нас. Вслед за первым залпом, с разрывом в пять или шесть секунд, пошел второй залп. Я прокричал, чтобы никто не поднимался, так как было опасно, а ведь в нас, как я подсчитал, прилетело в общей сложности тридцать снарядов. Их было очень хорошо слышно, когда они приближались все ближе и ближе. Я каждый разрыв считал про себя, чтобы дать команду на подъем и начать передвигаться к позиции. Двадцать восьмой, двадцать девятый и тридцатый — разрыв. Я прямо почувствовал, как тридцатый снаряд разорвался позади меня, осколок пробил РД-шку[7] и попал в затылок. Сразу потемнело, звон в ушах и боль была такая, как будто очень сильно ударили палкой по затылку. Я сразу ладонью схватился за затылок, почувствовал, как хлынула кровь. Думал, все: «Приехал…», давай сразу доставать перевязочный пакет. Одной рукой держу затылок, другой достаю пакет перевязочный, разгрызаю зубами и начинаю перематывать голову. Один ПП использовал, достал просто бинт, начал и им перематывать. Лег на спину и ждал, ждал с мыслью, если все плохо, то засну. Но проходит пять минут, я в сознании, слышу в радейке свой позывной. Беру рацию, отвечаю. Командир спрашивает, как у моей группы состоят дела с продвижением. Я доложил, как полагается, добавил, что получил осколочное в затылок. На что мне передали, что придется ждать до темноты, рисковать отправлять группу эвакуации не станут. Я ответил, что понял. Полежав еще с минуту, решил, что мне не требуется эвакуация. Я встал, АГС по нам уже не работал. Начал собирать своих бойцов, благо никто из них не пострадал, все находились в радиусе десяти метров. Собрав всю группу, мы продолжили продвижение. Вскоре мы догнали первую группу, аккуратно начали подходить к ним. Метров за пятнадцать вдруг командир этой группы подал сигнал остановиться и не двигаться. Я сначала подумал мины, но оказалось, в небе над ними зависла птичка. Они находились в роще, под открытом небом. Моя же группа была незаметна для птички, поэтому мы чуть отошли в сторону и стали ждать, когда «птичка» улетит. Но «птичка» не улетала, а корректировала. И тут начались прилеты АГС, 82-го и 120-го минометов.
После прилета одной мины от 120-го миномета двоих бойцов из первой группы сильно зацепило, и это было слышно по их крикам. Они начали звать меня по позывному, чтобы я помог им. Командиры нас инструктировали, что если группа попадает под обстрел и там есть трехсотые, то не надо сразу туда бежать и оказывать помощь, так как с большой вероятностью тебя тоже ранит. Я прождал тридцать секунд и не выдержал, своим сказал оставаться на месте, окапываться… Я не мог просто слушать крики о помощи и бездействовать. Я подбежал к раненым, одному осколок залетел прямо под броник и, как я понял перебило позвонок, он не мог двигаться. Я быстро осмотрел его на предмет кровотечения, его не было. Он лежал недалеко от большого поваленного дерева, куда я его оттащил и сказал, чтобы он терпел и ждал, пока я помогаю другому трехсотому. Второй трехсотый был метрах в пяти от первого… Я, пригнувшись, подбежал к нему и понял, что у него тяжелая контузия, посечена рука и нога, все в крови. Он потерялся в ориентации, начал бредить, пытался на четвереньках уползти подальше. Я его остановил, оттащил под другое дерево и начал оказывать помощь. Его же жгутами перетянул ему руку и ногу. Наложил перевязочный пакет. Вколол промедол. Пока я оказывал ему помощь, он все мне кричал, чтобы мы все отсюда уходили, что нам конец. Я понимал, что он бредит, и просто молча оказывал помощь. А прилеты так и продолжались. После того как я оказал помощь второму, снова побежал к первому трехсотому. Он лежал на месте, я еще раз осмотрел его и заметил рваную рану, из которой сочится кровь. Взял тампонаж, заткнул рану и наложил перевязочный пакет. Вдруг боковым зрением вижу, как второй трехсотый встал в полный рост и пошел в сторону тыла. Я кричу ему, чтобы он упал на землю — и тут прилет 120-й мины метрах в десяти от нас. На моих глазах его еще раз посекло. Вокруг черный смог, звон в ушах. Первого трехсотого я накрыл плащ-палаткой и сказал, чтобы ждал, возможности эвакуации сейчас нет. И тут слышу крики, что командира первой группы тоже ранило. Я крикнул, что сейчас подбегу. Но сначала подбежал ко второму трехсотому. Начал его оттаскивать подальше от места обстрела, боковым зрением присмотрел упавшее дерево, оттащил его туда. Ему посекло вторую руку. Наложил свой жгут на нее и перевязал. Еще раз сказал ему, чтобы никуда не уходил и оставался здесь, ждал эвакуации. И побежал к командиру группы. Вместе с командиром группы был еще один боец, который успел уже вырыть приличный окоп, но командира первой группы сильно зацепило. Осколок залетел в руку, он сказал, что не чувствует ее, было видно, как сочилась кровь. Из медицины[8] у меня уже ничего не осталось, а его медицина была потеряна при передвижении, как он сказал. Пришлось с головы снимать бинт, разрывать чистые места на кусочки и затыкать рану. Заткнув рану, разорвал на нем рукав и им же перевязал.
Чтобы вы понимали, я метался от одного раненого к другому под прилетами снарядов и только потом понял, как мне повезло. Ни один осколок в тот момент меня не нашел. Уже дома, вспоминая это, я выдумал себе, что оказался невредим только из-за того, что помогал товарищам и мои ангелы охраняли меня в этот момент. Словами ту ситуацию толком не передать. В один момент, когда я одновременно оказывал помощь двум своим товарищам, по рации меня вызывали и спрашивали, что с моим продвижением до моей позиции. «Я оказываю помощь», — наконец ответил я им по рации, на что услышал мат и требование быстро передвигаться на назначенную позицию. Разговор был не долгий. Я крикнул своих бойцов, а в ответ тишина… Побежал к месту, куда сказал им сместиться, а они окапывались так усердно, что не слышали меня. Я всех поднял и приказал бежать за мной. «Птичка» все так же висела над нами, так же все прилетало. Я на десять секунд взглянул на карту, чтобы сориентироваться, куда бежать, — еще нужно было преодолеть триста метров, — запомнил, и мы побежали. В этот раз я был направляющим, так как понимал, что от меня сейчас зависят жизни бойцов. Я побежал, пробираясь через бурелом, повернул к железнодорожным путям, перебежал их, побежал вдоль железнодорожных путей прямиком до назначенной позиции, одновременно контролируя, чтобы никто не отставал.