– Да не проснется он уже. Он двухсотый.
Все стало понятно. Их минометами обстреляли. Только я и сейчас не понимаю, почему они выбрали эту позицию, в начале лесополосы, ведь она почти открыта. Тот с ногой, оказывается, всю ночь так пролежал, всю холодную ночь. Один, с мертвецом, и беззащитный перед противником. Вызвали эвакуацию, благо группа их рядом работала. Унесли его. А двухсотый остался лежать пока в своем спальнике. Я этот спальник, его окраску, вспоминал много раз. Такие спальники долго еще у меня вызывали неприязнь, отторжение – труп в спальнике. Командир наш, недолго думая, первых попавшихся, а этими попавшимися были мы трое, шедшие вместе, отправил заменить уничтоженный пост. Теперь мы должны были нести охранение фланга – поле, за которым вэсэушники. Кстати, со мной вместе попался и Самбо. Второй также оказался «кашником». Оба они были из какого-то ростовского лагеря, места лишения свободы.
Лопаток саперных нет, и потому начали рыть окопы штыками от Калашниковых. Труп нашего боевого товарища лежал от нас метрах в десяти. Ночью дежурили по очереди по часу. Днем не спали. Затем к нам зашел наш командир, если судить по министерству обороны, то по уровню своему не меньше подполковника. Позывной его был Гендольф. Проверил нашу работу и высказал пожелание, даже не приказ, что, если поднесут с высоты трехсотых и двухсотых, чтобы мы их помогали доставлять на «Аргон-1». «Аргон-1»? Это обозначение высоты, которая находилась за вторым перевалом. За первым перевалом высота называлась «Аргон-2». Получалось, что необходимо преодолеть два перевала, а это даже не холмы, а крутые горы. Три километра. Но отказаться было не комильфо, да и нельзя отказываться от таких вещей. Это наша обязанность. Еще пожелание Гендольфа было в том, чтобы подносили гранатометы и БК к ним, «морковки».
Все это впоследствии мы делали. Раненых носили, здесь осторожно надо, ведь нельзя ронять носилки с раненым, а руки уже порой и не держат от усталости. Выдержка большая нужна в этом деле – надо носилки с раненым спустить и поднять на высоту, а это не меньше, чем высота пятиэтажного дома, причем крутая. Мертвых легче нести, их можно на спальнике протащить вниз и вверх. Но таскали всех. И оружие подносили поближе к нашим. Берешь три, а то и четыре гранатомета, вешаешь на себя и тащишь поближе к нашей позиции. Двухсотых оставляли в определенном месте среди деревьев и кустарников на «Аргоне-1», а вот оружие забирали с «Велосипеда», который находился вплотную у дороги в самой зеленке. «Велосипед» – это кодовое название места, куда свозили провизию, оружие и откуда на эвакуацию увозили раненых. К «Велосипеду» вела лесная дорога, и «кабаньи» тропы[3] шли с «Аргона-1».
Помню, как пришел я раз на этот самый «Велосипед», а там, чуть подальше ящиков с провизией и оружием, у самой кромки дороги лежит двухсотый – здоровый такой детина. Видимо, этот детина вышел к дороге посмотреть, что и как, а снайпер и снял его. Помню его смертельную рану – пуля ему точно в глаз попала. Потому всегда соблюдали осторожность. Срезал и бронежилет с мертвого, он случайно гранату в руке подорвал. Самбо насчет этого отлынивал, так как не мог, видите ли, все это делать без отвращения, все привыкнуть не мог к мертвым. А мне все равно, у меня голова «отрубилась», сознание заблокировалось, то есть восприятие отключилось. Я все начал воспринимать как работу.
Все дело в восприятии действительности. Меньше эмоций, как выразил мысль в своей книге «Человек-оружие» Шлахтер, – просто работа.
А впереди у нас была высота под кодовым названием Грозный. Да, такие названия были. Еще Ханкала и другие. Вот эту высоту Грозный необходимо было взять. Впереди нас метрах в двадцати еще пулемет стоял, и за ним сидел будущий легендарный командир Юст. Он нам как-то из штаба принес меда. Общался с нами. Где он – там кровь и пожарища. А сейчас он был пулеметчиком.
Мы были заняты флангом. А вот первые штурмовые группы на Грозный пошли уже скоро, через пять дней. Вот идут мимо нас мужики. Присели около нашего поста отдохнуть, автоматчики, пулеметчик – обсуждают то, как брать высоту будут. Высота такова, что по веревкам поднимались в некоторых местах. Укреп украинский был очень серьезным. Видим, возвращаются. Кто-то пленных ведет, у пленного харя здоровая, связан. А кто-то раненый идет. Человек с позывным «Утюг» несет документы замкомандира точки украинской – взяли в плен, а в документах значится, что проходил спецподготовку в Великобритании. Еще группа идет, смеются, и им весело, что живы и нормально отстоялись, хоть и не взяли укреп. Дело все в том, что отступать вагнеровцам не полагается. Так они высоту не взяли, а обошли ее, попав в украинские окопы, был сильный бой. Уселись на нашем посту мужики, человек семь, и давай рассказывать. Один говорит, тот, что повеселей:
– В окоп к ним попал, и птица зависла надо мной. Граната рядом упала, я ее ногой, и она ушла за угол окопа. Окоп длинный, траншея. У меня вся гимнастерка в крови была, промокла, мне другую дали, переодели.
Другой смеется, что в гранату пуля попала и задница ранена. Смеются мужики, это вам не юнцы.
– Так она же рвануть должна была? – вопрошает его другой, который гимнастерку сменил.
– А черт его знает, болит, – улыбается раненный в зад.
– Надо высоту в следующий раз взять.
– Возьмем, просто укрепились здорово, твари, – кто-то из них уверенно отвечает.
– А я, – заявляет еще один из компании, – обошел их, а они не сообразили, что я русский. Так, один в стойку уселся, а я в него бью, стреляю, а он сидит, и тут медленно упал на бок. Там шлюха снайпер кричит мне «шо, дурак, по своим стреляешь», а я по ним. Сообразили, давай по мне бить…
– Посидели… пошли, мужики.
На том и закончилось. Веселая компания, довольная своей работой, двинулась в сторону «Аргона-2». Кстати, высоту на следующий день взяли.
Произошел случай как-то ночью. Я на посту был. Сижу в окопе. Смотрю по сторонам, и внимание особое на поле, за которым днем заметно, как украинская БМП ползает, и люди там появляются. Так вот, ночь. И вижу, силуэт идет – точно человек. Ну, не может так ходить наш человек по дороге, которая идет возле поля. Дурак он, что ли? А может наш дурак?
«Одиночным дам, он все равно один», – думаю и целюсь в силуэт, стреляю одиночным. Он метнулся в нашу сторону. Наш значит? А нехрен ходить там.
Потом уже Самбо мне рассказывал, когда он на ротации был. Мы встретились тогда снова. Он из госпиталя в то время вернулся с ранением в живот и в печень. Его врачи еле спасли. Так вот, оказалось, что тогда командир один с «Аргона» возвращался по той дороге, и Самбо, который познакомился с этим командиром уже в госпитале, ему про тот случай рассказал, как Провиант, то есть я, стрелял в него. Говорит, что смеху было у мужиков, и сам командир просто ржал. И так бывает.
Слышим, Гендольф ушел в отпуск после взятия высоты Грозный. Кто заменит командира, мы не знали еще. И тут состав меняется, нас всех на высоту, а к нам замена идет. Думаю – хорошо, попаду прямо на передок. Приходит к нам старший, а звали его Лобзик. Лобзик все время чем-то занят: то генераторы достанет, то пайки притащит вместе со своими людьми. Одним словом, он по тыловой части больше работал. И вот этот Лобзик меня посылает на холм, что правее высоты. Этот холм наш, именно там была перестрелка с матерщиной, когда я на фланге стоял. Тут мысль у меня: «Сейчас груз доставлю. Ленты там пулеметные. Донесу. И останусь, буду с ними воевать, надоело на фланге стоять».
Иду с грузом вместе с одним ашником, который со мной был еще в Молькино. Немного потерялись, места все же незнакомые, но вышли, в конце концов, правильно. Нашли командира, это оказался тот самый старшина-богатырь, который сам нес 120-й миномет на шее, или вернее на плечах. Однако не тут-то было. Из подразделения «К» там представитель был. Тоже какой-то старший у них. Он и попросил людей ему дать из ашников. И командир, чтобы своих не отдавать, с ходу и говорит:
– Бери этих.
Мы и пошли. Доходим до их подразделения уже к темноте. А там не только минометы противника бьют, и 120-е, и 82-е, но и арта крупная работает по полю. Подразделение возле посадки стоит. Фактически на голой земле. Мы залегли с Синевой. Смотрим как ровненько их арта по полю кладет, что вздымается огонь вверх. Красиво аж. И тут падает между мной и Синевой какая-то ерунда, какая-то болванка, железка. Я говорю Синеве:
– Наверное, осколок.
– Не факт, – смотрит на меня Синева. Синева не трус, просто он домашний слишком, но впоследствии доказал, что он воин отличный.
– Не важно, – говорю, а он мне:
– Справа у меня еще лепестки выпали.
Поясню читателю, что «лепестки» – это такие мины, похожие на настоящий листок от дерева. Это противопехотные мины и ногу отрывают по самый верх обуви. Лежим дальше. Где укрыться, черт его знает, и сзади уже рвутся мины от 82-го. Как достают 82-е до нас, тоже черт его знает. Ну, влево мы все же решили уйти, поближе к подразделению, расположившемуся на голой земле. Синева к ним поближе, а я поближе к командиру. Они чай пьют. Я курю в кулак. Подходит командир и кивает на разрывы:
– Смотри в какой мы заднице.
Я понимающе киваю, мол, бывает. Ушел командир кашников, а я нашел место, где можно прилечь. Дремлю, устал уже. А около меня эти черти кладут от 82-го миномета, и совсем близко. То ли менять позицию, то ли нет – куда переходить-то и где лучше? Смотрю на разрывы и дремлю, и тут я вспомнил деда, фронтовика, который ВОВ прошел. Дед мне говорил:
– Если обстрел или бомбежка началась, то упал и лежи… Иначе убьют. У кого не выдержали нервы и кто побежал, того потом после обстрела мертвым находишь…
Решил послушать своего деда, ушедшего в тот мир. Лежу, но думаю, что вот если перенесут огонь, ну хоть немного, метров на пятнадцать, то разорвут тут всех. А арте координаты дали, видимо, только почти верные, не точно бьют возле нас. Так до утра и дожили. Без убитых. Затем после некоторых мытарств попал я на высоту Грозный, при этом попал под вечер и собирался дождь. Нет, намечался ливень. И я не успел найти себе место. Пришлось упасть чуть ли не в середине этой точки, укрепа. Лобзик и наш старшина-богатырь также были здесь и командовали точкой. Ливень все же пошел, причем сильный ливень. Дождь лил как из ведра. Я накрылся спальником, который скоро вымок, а подо мной текли ручьи. Заставил себя заснуть, что было, в общем-то, для меня лично не сложно, так как я себя давно приучил засыпать в любой обстановке, а во-вторых, я был уставший. Так и спал в бассейне дождевой воды. Кстати, мне еще не раз это придется делать в будущем. Утром нашел окоп, вэсэушники били из минометов по нам и стреляли из стрелкового оружия. Видимо, хотели, чтобы мы пригибались и не наносили ударов по ним. Да, еще, такая вещь интересная, бывший украинский укреп оправдывал свое название. Вырыты окопы по всем правилам по периметру. Добротные и глубокие окопы, накрытые бревнышками и пленкой. Вот такой я и занял, и жил там один. А рядом, удивительное дело, в другом блиндаже, поселился тот самый Самбо. И сколько потом я ни упрашивал Лобзика отправить меня на задание, он мне отказывал, объясняя это так: