До начала обстрела противника мы успели еще с Суховым поесть. Ели кашу из зеленого пакета украинского пайка. Кашу заварили в котелке и с большим удовольствием отобедали. Еще раз просмотрели наши запасы: получалось, что у нас имеется порядка 150 магазинов в рюкзаках. Потом покурили с Суховым немецкого «Мальборо». Отличные сигареты:
– Сухов, а ты курил на гражданке?
– Никогда такой дуростью не занимался. А закурил я в тюрьме и то, курил очень редко. Вот приеду домой и обязательно брошу. Тебе тоже советую бросить курить. Это баловство. Не серьезно все это. А вот ты куришь много. Мало того, что свои за сутки искуриваешь, так еще и мои берешь.
– Так, ну это не твои сигареты, Сухов. Эти сигареты принадлежали ВСУ, и потому они наши, общие с тобой. Вот, например, «Мальборо» немецкое то же.
– Охренеть, – смотрит на меня Сухов серьезным взглядом.
– Так вот. Зачем мы курим? Курим мы потому, что сигарета согревает, ведь живем мы на улице как бомжи. Сигарета, она здесь и душу согревает. Возможно, нам только так кажется. Иллюзия. Конечно, курить нехорошо, и я постараюсь бросить по приезде домой это занятие. Могу. Раз выдержал девяносто дней без сигарет.
– А зачем закурил снова?
– А я и не планировал бросить курить окончательно. Решил просто попробовать, возможно ли в принципе бросить курить. Оказалось, возможно. Ровно девяносто дней. И потом, собрав всю свою волю, сунул себе в рот сигарету и закурил.
Сухов вроде как улыбается.
– Так, наверное, нужно было вообще бросить? – спрашивает он меня.
– Задачи такой не стояло тогда. Мне тогда нравился сам процесс, когда вот стоишь и медленно так дым выпускаешь изо рта, сигарету держишь в руке… Это нечто из эстетики. Ну, ладно с этим. Расскажи о фэншуй?
– Фэншуй? Это учение такое. Я увлекся им в тюрьме еще. Все предметы, которые вокруг тебя находятся, должны занимать свое естественное место. Все должно находиться на своем месте. Если жить по фэншуй, то человека не обмануть, а мы с тобой по фэншуй здесь живем. Ты заметил, что я все раскладываю по полочкам. И вода вот в ящике лежит, и пайки наши только вот на том месте, и спальники убираем вон в тот угол.
– Мне интересно. Можно поподробнее?
– Да. Примерно… примерно только это выглядит так… Здесь читать надо. Расскажу немного. Предполагается, что, понимая фэншуй, можно организовать пространство вокруг себя, чтобы найти благоприятные потоки ци. Эти потоки необходимо уметь использовать для своей пользы. Эта энергия все живые существа пронизывает в мире, и чтобы так же благоприятную энергию получить, необходимо правильно расположить предметы у себя дома, это к примеру. И дом твой тоже должен стоять в благоприятном для такой энергии месте. И даже могилы должны быть устроены соответственно. Если жить по фэншуй, то нас просто обмануть не сумеет никто.
– Во как? Здорово. Не слишком ли запутано? Я вот материалист и понимаю мир как материал для своего познания. В потоки энергии разные я не верю, в чакры и колдовство не верю, но понимаю, что у человека, насколько мне известно, восемнадцать рецепторов. Мы знаем самые простые рецепторы, такие как обоняние, зрение, слух, кожей чувствуем прикосновение к предмету, к примеру, или же вкусовые рецепторы. И это еще не все. Говорят, что и электромагнитные импульсы человек может ощущать. И становится понятным, почему из двух тропинок в лесополосе боец выбрал самую безопасную, а пошел бы вон по той, и убило бы его миной, выпущенной из 82-го миномета. Все это относят к мистике, но это наука. Человек опасность чувствует рецепторами. Но материализм не говорит о том, что после того, как рецепторы выключатся и в мозг поступать из внешнего мира не будет импульсов, то все кончено для тебя. В принципе и так, но и не совсем так. Объясню. На границе смерти и жизни возникнет галлюцинация, или виртуальный мир, в котором можно жить бесконечно. Теория относительности, высшая математика – тебя нет, ты разлагаешься, а еще неделю назад время для тебя остановилось в твоем мозгу в какую-то секунду во время прихода смерти. То есть ты получаешь виртуальный мир, пусть даже мир галлюцинаций, но такой же реальный, как здесь, и там, в своем мире, который ты сам себе сконструировал, ты живешь вечно. Как тебе? Об этом хорошо говорит Вадим Шлахтер. Он кандидат психологических наук. Он говорит о последнем сне разума, или виртуальной вечности. Одним словом, получается, что нам и на войне нечего бояться. Даже весело становится, когда об этом думаешь.
– Разумеется, нечего. Нас могут только легко ранить, и это как максимум, – констатирует или подводит итог разговора Сухов. Однако на итог я не согласен и тему продолжил.
– Это, разумеется, что могут только ранить легко, ведь если иначе мы будем думать, то и воевать не сможем. Так вот что интересно. Смерти, как таковой, не стоит бояться. Стоит бояться другого – бояться нужно того, что не все успеешь сделать в жизни. Надо успеть достичь своих поставленных целей, это как условия игры, а жизнь и есть игра. А насчет смерти, так ведь и она тоже иллюзия. К примеру, мы находимся в черепной коробке и получаем информацию об окружающем мире через всякого рода рецепторы. Слух, зрение, через кожу, прикасаясь к предмету и так далее… Хорошо. Эти рецепторы информацию нам доставляют. Нам? Мозгу. И мозг уже сам как бы выстраивает понимание того, как мир выглядит. Если рецепторы отключаются, и наступает вот-вот смерть для тела, мыслящие элементы мозга впадают в галлюцинацию, в виртуальную реальность. Она такая же реальность, но только строится не через рецепторы, а с помощью тех образов, которые в ходе жизни мозг все время создавал. Получается, что и время там может остановиться. Теряешь сознание или лежишь на столе у хирурга, и проживаешь внутри у себя годы целые. Виртуальная реальность? Она даже не виртуальная! – просто реальность, которая создается мозгом не через внешние рецепторы тела. Понял? – улыбаюсь я.
– Совсем охренел, – улыбается мне Сухов. Кстати, интересная вещь, но каждый день Сухов молился. У него были четки, он их перебирал и тихо что-то шептал. Да, каждый в такой ситуации, наверное, ищет свою опору в чем-то. Для меня, вот, например, было достаточно того, если перед тем, как я умирать буду, в ту самую секунду перед моей смертью в мою часть мозга, в которой и образуется мой мыслительный процесс, хлынет много крови, и я уйду в «вечный сон разума». В этом «вечном сне разума», в этой виртуальной реальности я поднимусь до пятого этажа своего дома на лифте, зайду в свою секцию, постучусь в свою дверь, и моя жена мне эту дверь откроет. Скажет мне: «Вернулся», а потом я зайду в свою квартиру, обниму жену, и мы пойдем в комнату, где я ей расскажу о том, как добрался. Мне хватит и моей виртуальной реальности, и пусть она будет вечной. Так что, я хитрый и обмануть смерть собирался тоже, в случае чего, хитро. То есть умирать я не собирался вообще, от слова совсем, как сейчас принято говорить. Да, я хитрый материалист, который не умрет никогда. А может быть… а может быть, я и погиб там, под Бахмутом, и все, что сейчас со мной происходит, в то время, когда я пишу эти строки, это все «вечный сон разума», это все виртуальная реальность… Кто его знает… кто его знает, как все это…
Может быть, я и правда погиб, ведь слишком странно, дерзко и очень наивно и самонадеянно было бы думать даже, что там, под Бахмутом, когда в тебя каждый день что-то летит, можно было выжить.
Потом мы еще с Суховым разговаривали о разных интересных вещах, пока наш разговор не прервала рация… – поступил приказ открыть беспокоящий огонь по позициям противника. Моя правая нога снова на ступеньке окопа, вторая подо мной, я поднимаю тело чуть выше нашего высокого и толстого бруствера, который мы каждый день укрепляем, и начинаю бить из своего АК… Сухов чуть правее и сзади меня на шажок: его автомат так же работает длинными очередями по лесополосе за полем. Я молча крою их короткими очередями по три патрона, бью за открытку через редкие кустарники… Беру левее, середина, правее. Сухов меняет магазин, я тоже меняю магазин. Открыли огонь пулеметчики. Пулемет наших ребят работает короткими очередями, прошивая опасные места. Работаем! Все долго! Сменил автомат, бью из АК Тиграна. Хороший у него АК, идет мягко… Из него как по маслу. Почему-то, как мне всегда казалось, автоматы 1983 или 1981 года работают лучше, чем автоматы какого-нибудь 1991 года выпуска. Возможно, что калашниковы 1991 года уже бывали в бою, мало ли горячих точек было за последние десятилетия, и заклепки на них говорят о том, что, наверное, и в ремонте они были. А вот автоматы 1980-х, наверное, со складов и потому считай как новые. Ну, это я так подумал тогда, это мне мысль такая пришла, но могу ошибаться. Не утверждаю. Сегодня расстреляли все так же около ста магазинов. Надеюсь, что минимум кто-то из наших иностранных «партнеров», или «коллег» по военному делу с той стороны ранен или лучше – убит. Ничего личного, просто работа.
К вечеру, перед тем как одному лечь отдыхать, а другому заступить на пост, мы снова с Суховым говорили.
Сухов поделился со мной разными мыслями или воспоминаниями:
– У нас в учебке там, в Луганской, все строго было… Если что не так, в контейнер сразу и так отделывали особисты, что живого места на некоторых не оставалось. Ну, это за дело, ведь некоторые все не хотели от лагерных правил отходить. А вот молчание, это все же золото. Нельзя язык распускать не в том месте. Помню, как один рассказывал, что у него дома двадцать миллионов рублей сохранилось и что после того, как отвоюет, вернется домой и жить будет на всю катушку, как бог. Видимо, его и посадили за эти деньги.
– И что? Правда или врал, как думаешь? – спрашиваю я.
– А что думать, – отвечает мне Сухов. – Он после этого исчез вообще из учебки.
– Как исчез?
– Исчез и все, – поясняет мне Сухов. – Но потом его привезли через неделю. Построили нас всех в шеренги. Перед нами трое, повязки на их рукавах красные, особисты, и он рядом с ними, этот «миллионер», который язык распускал о своих богатствах. Только он связанный. Руки у него сзади связаны. Нам объявил особист, что он сбежал и задержан был при переходе границы. Тут же те, что двое с ним были, особисты, с автоматами, поставили его к стене, отошли от него и по команде старшего дали по нему очередями из автоматов. Упал он. Но не умер. Он, этот миллионер, сильный был, и не из робкого десятка, и духом не пал, и даже раненый привстать смог на локти. Привстал так на локти и сказал только им злобно: «Паскуды».