Вагнер – в пламени войны — страница 44 из 68

– Да, нам нужна демократия. Знаешь, что такое демократия? Демократия – это не про свободы и волю вольную. Нельзя понимать демократию, как ее объясняют, подают народу всякие там Чубайсы. Чубайс враг, как и многие те, кто с ним рядом находится, и политическое движение его – это движение проамериканское. Это наши враги. Есть враг там, в окопах, который в нас стреляет, а есть враг внутри страны. Тот враг, что внутри страны находится, в разы опасней внешнего врага, так как он может влиять на политику всего государства, – объясняю я Агаме свое видение ситуации в стране.


В один из дней мы ходили, также разбившись на группы, смотреть устройство АГС и противотанковых систем. Когда я смотрел на противотанковую систему, которая состояла с виду из толстого ствола с лафетом, с четырьмя ручками по бокам и с колесиками, – конструкция советских времен, то подумал, что воевать этим оружием мы можем еще лет пятьдесят.

«Способы разведки изменились, это да. Карты теперь на электронике, и это да. Удобные рации, и это да. А все остальное мы решили из советских складов использовать? У нас даже птичек не хватает, а противник использует их вовсю, как расходники. Минометы 82-е и 120-е, оружие прошлого века. Почему наши берут людьми украинские точки, если эти точки необходимо просто сжигать с воздуха или ракетами, или другими системами массового поражения. В свое время, в 1969 году на Даманском могли жечь противника, теперь же работа делается штурмами. Хотя «Грады» тоже устарели…» – так я размышлял в тот момент. Я много об этом думал и потом.

Иногда мне не хотелось спать, и я лежал на спальнике с закрытыми глазами, думал. Думал о разном. Например, думал о словах Сухова, когда он сказал мне, что война выкашивает лучших. Мне это умозаключение казалось слишком громким и красивым для истины. В реальности в мире идет естественный отбор, природа не устает производить все новые формы жизни, она этим занимается постоянно. У природы свои мотивы оставить одних жить, а других отправить на переплавку, чтобы они обрели новую форму в этой жизни. Да, если начинается смертельная борьба между двумя стаями, то вперед выходят альфа-самцы, сильнейшие, чтобы встретиться с такими же альфа. В этом смысле, да, гибнут лучшие. Однако даже в борьбе лучших выживают лучшие из лучших. И потому Сухов прав только частично. Он по краю истины в своих рассуждениях ходил, но не все так просто… Есть и те в обществе, кто не собирается сражаться вообще, если даже враг оказался бы под Ростовом. Таких только с помощью угроз можно загнать в военкоматы. Эти хотят, чтобы их кто-то защищал, а они будут жить и поменьше платить за свою мирную жизнь. Есть те, кто хотел бы устраниться от этого мира в свою нишу, в которой тихо, спокойно и хватает еды и секса, да еще и есть, кем командовать в этой нише. Они создали для себя такой рай на Земле, в котором имеются маленькие радости и маленькие неприятности. Эти, создавшие для себя уютные гнезда, часто возмущаются тем, что их могут втянуть, пусть даже косвенно, в военные события или в какие-либо роковые события в стране. Эти «реалисты» больше похожи на фантазеров. Если подойти ко всему этому более серьезно, то их мир выдуманный и очень хрупкий, ведь они не поняли одного, а именно того, что все в мире нашем взаимосвязано. И потому и их тихая гавань, с их едой, с их сексом, с их маленькой доминантностью над кем-то, тоже маленьким, и их фантазии про права и свободы являются всего лишь производной от мира политической борьбы и кровавых сражений за блага. Мир борьбы может и не заметить, если вдруг повернет свое тело неосторожно вправо или влево, как снесет нечаянно все их тихие гавани. Кто борется в этой жизни, тот не гость здесь, а хозяин, пусть даже он погибнет в кровавой схватке за блага этого мира. Тихий обыватель же, мечтающий или стремящийся провести все свои годы в своей тихой нише, стремящийся спокойно дожить до своей кончины, для природы совершенно не интересен. Для природы важны только те, кто меняет формы материи, бросает эти формы в горнило самой природы, чтобы эти формы вновь и вновь оживали в новом своем обличье. Природа – это вечное колесо жизни, в котором ничто не умирает, но перерождается все в новых вариациях. Потому для природы важнее философ и ученый, а также воин и революционер. Первые, философы и ученые, создают условия или способы изменить мир, а воины и революционеры его непосредственно изменяют – все они просто необходимы для природы, они выполняют ведущую роль в природе и являются ее двигателем в человеческом сообществе. Каждое утро в бункере, кстати, начиналось всегда одинаково. Кого еще вечером не записали на занятия, те оставались в залах и, проснувшись, начинали утро с горячего чая или кофе. Затем здоровенный мужчина, белорус, начинал всех звать на завтрак. Этого белоруса, с которым мы познакомились еще в Молькино, назначили старшим по раздаче еды. Почему? А потому что он был ответственный и все быстро организовывал, а нас здесь аж сто человек, и справиться с таким количеством может только человек подготовленный, серьезный, каким и был этот белорус. Представьте себе сто взрослых детей, которым от 35 до 55 лет, но все равно это дети. Все мужчины, когда собираются вместе и когда жены от них далеко находятся, превращаются в детей. И вот этот детсад, если его не накормить вовремя, сразу и не поймет, что не поел, и потому потом реветь будет. И здесь необходим хороший воспитатель детям. А ввиду того, что этот белорус являлся майором армии Белорусии в отставке, то и воспитателем он был превосходным. У белоруса этого и два помощника было, и еще людей ему по какому-то списку в наряды расписывали. Еда всегда оставалась и после завтрака, и после обеда, и после ужина, и часто потом можно было услышать громкий командный голос белоруса: «Кому еще хлеба и чая? Кашу доедайте и масло берите! Печенье разбирайте!» Кормили хорошо, сытно.

Про детей заговорил я здесь… Да, мужчины, когда они вместе собираются, детьми становятся. Вот один раз возвращаюсь в наш бункер, уже стемнело. Открываю дверь, ведущую на лестницу, и там два часовых стоят с автоматами, как и положено. Только на касках у них выше лба прикреплены фонарики, как у шахтеров, только совсем маленькие фонарики, и ранее я таких часовых с фонарями и не видел никогда здесь у бункера. Так вот, прохожу на площадку перед спуском вниз, а они не отходят по сторонам, и таким стальным голосом эти артисты меня спрашивают:

– Назовите цель вашего прибытия, идентифицируйте себя, назовите ваше имя.

Тут я не удержался и начал улыбаться. Спускаюсь уже вниз и слышу за спиной продолжение игры:

– Проходите… Цель вашего прибытия… идентифицируйте себя, назовите свою планету и ваш номер, – разносится металлический голос теперь где-то вверху, на лестнице. Ну и кто они, если не дети? А мужикам-то этим было по сорок пять лет, не меньше. Пишу эти строки, вспоминаю все это и по-доброму улыбаюсь.

Да, вспомнил еще про цыган. Так вот, ни с того ни с сего, цыгане вдруг заявили о том, что, видите ли, «не царское это дело, стоять на постах», а потому они отказываются выходить на дежурства. Они обосновали это тем, что воевать приехали сюда, а не на постах стоять или там работой какой еще заниматься. Понятно, ребята эти требовали, чтобы им патрончики подносили, а они только постреливать будут. Вопрос с ними решили очень быстро и просто, раскидав всю их команду по другим подразделениям, стоявшим здесь на бывшем заводе. В боевых условиях такие выкрутасы пресекались вплоть до расстрела. Одним словом, табор был расформирован, а его участники распределены для познания культурных традиций государствообразующего народа.

Вечером 9 декабря нас поздравил командир батальона с Днем героев Отечества и сказал, что все, кто здесь находится сейчас, и есть те самые настоящие герои. Нам раздали картонные коробки, в которых имелся стандартный набор, состоявший из большой плитки шоколада, орехов, печенья и конфет. Было все же приятно получить это, и не потому, что хотелось печенья и конфет, а потому, что кто-то там не забыл нас поздравить. Хорошо.

Мы все чаще рассуждали о том, куда нас после ротации отправят. В Красный Лиман или еще куда, где может быть горячо? Странно, но я стал скучать по обычным пайкам, по обычным консервным банкам с говядиной или рисом, скучал по маленькой плитке шоколада и по романтике сухого горящего спирта, на котором я готовил себе чай и кофе в условиях, далеко не мирных.

Чувствовалось однако, что скоро в путь, тем более приходили командиры в бункер и начинали формировать списки по составу Меня записали к Леснику, которого назначили старшим группы. Кстати, потом его, за день до нашего отъезда отсюда, сняли с этой должности, так как он был ранен и не долечился, а его ранение мешало ему быть старшим. Затем меня к себе приглашал Юст, хотел записать, но я уже стоял в списках Лесника. Потом приходил Сухов и сразу подошел ко мне, чтобы в свой список вставить меня, но я ему сказал, что уже определен в другую группу. Кстати, Сухов все же без своего личного состава останется, его людей куда-то перекинут, а он потом мне скажет, что с облегчением выдохнул, когда командирских обязанностей не стало. Если одним словом – началось. И вот как-то вечером нам объявили сбор, пришел Саратов, который теперь стал замполитом батальона. Собрались все в первом зале, который был сразу у входа в бункер. Кому не хватило места в зале, стояли и слушали в проходе. Саратов объявил нам, что мы все выдвигаемся на днях в Курдюмовку. Он попросил по прибытии в Курдюмовку поддерживать там порядок.

– Да, Курдюмовка взята нашими штурмом, теперь она наша, но противник стоит рядом совсем, а состав в Курдюмовке совсем расслабился. Как прибудете туда, всем соблюдать порядок, дисциплину. Помните, что вы на войне! Карать за спиртное и другие просчеты будут жестоко. Хохлы там вплотную стоят к нам. Всем быть в готовности, – сказал нам замполит и ушел.

О погрузке на «Уралы» нам объявили часам к четырем вечера. Все правильно, доехать мы должны были до места нашей высадки из машин к полной темноте. В идеале ночью. Начали собираться. Попрощался я с Самбо и пожелал ему скорого выздоровления и возвращения домой.