Вагнер – в пламени войны — страница 47 из 68

Я вижу спину Юста, одетую в черный бронежилет, и затылок его модной черной каски. Юст уставил взгляд куда-то в стену сидит неподвижно, думает о чем-то. «Наверное, устал Юст, – думаю я. – Этот человек, верно, не спит вообще… Где я его встречал в последнее время, то он всегда куда-то спешил и не задерживался даже посидеть и обменяться новостями. Известно было только, что он часто ходит в разведку и участвует в каких-то особенных операциях. Одним словом, он неутомим, он как человек-машина и постоянно занят идеей поиска жертвы, как хищник. Хищник он и есть, горе для хохлов. Если есть на свете «смерть хохла», то эта смерть не с косой и в черном балахоне, а в черной каске и в черном бронежилете, и второе имя этой смерти Юст. Ночной штурм если, значит, бардак, ведь в зеленке координации ночью между бойцами никакой, темно и не понять порой, где свой, а где чужой. Днем птички мешают, а ночью темень и весь расчет на удачу. Ну, раз так решили, так и будет, что делать», – так я думал, прислонившись спиной к стене и наблюдая за своими товарищами. В любом случае, наша волчья стая готова к охоте, и мы ждем.

– Выходим, – раздается голос у лестницы. – На 134-ю идем.

Мы все устремляемся к проходу. Слезаю с топчана, продвигаюсь к лестнице, поднимаемся вверх. Ночь, луны нет. Темно. Со мной маленький рюкзак и спальник, из оружия взял с собой из сарая, в котором у нас был устроен склад, две коробки БК к пулемету. Кто-то берет из сарая гранатометы, кто-то «морковки», а вот двое взяли деревянный ящик с патронами к калашникову. Другие разбирают свои вещи – спальники и рюкзаки. Понятно, что передислоцируемся и, возможно, что штурма для нас не предвидится сегодня. В колонне по одному выходим на улицу и уходим по дороге влево. В темноте идем друг за другом куда-то в глубь Курдюмовки, затем сворачиваем к частному дому, проходим по огородам вдоль хозяйственных строений, двигаемся так же в колонне по саду, иногда цепляясь за сучья плодовых деревьев, и вот, наконец, выходим на дорогу Здесь асфальта нет. Наша колонна сворачивает вправо и, пройдя еще метров двадцать, сворачивает с дороги влево во двор одноэтажного полуразрушенного строения. Здесь, под крышей, которая соединяет помещение для жилья и хозяйственную часть дома, уже стоят и сидят люди. Их порядка десяти человек. Мы располагаемся вместе с ними.

– Где хохлы? – спрашивает кто-то в темноте.

– Там, – рукой показывает боец в сторону поля, за которым видна гряда деревьев.

– Метров сто до них, – поясняет другой.

Вот начали рассчитывать людей в группе, которая до нас уже находилась здесь, под крышей. Рассчитались.

– Теперь бегом до лесополосы, – объясняет командир группы бойцам. Бойцы собираются у края строения и по два и три человека уходят из-под крыши ближе к забору, состоящему из длинных двух перекладин поперек и редких досок на этих перекладинах. И слышно только тихое шуршание у этого забора. Становится понятно, что группа покидает участок, уходит к лесополосе. Мы остаемся одни. Затем Юст объясняет нашему командиру, что поступила команда уходить нашей группе на 155-ю точку и там ждать дальнейших распоряжений. Группа наша выдвинулась к 155-й точке вместе с Юстом. Шли по дороге вдоль одноэтажных домов, куда-то заворачивали и снова двигались вдоль длинных улиц, ориентируясь в колонне по тем, кто шел впереди, по чуть видным на фоне неба каскам.

– Здесь мины, – слышим голос Юста, и я стараюсь не уклоняться от идущего передо мной бойца. Идем. Сходим на обочину и через каких-нибудь пять минут, не более, останавливаемся. Боец, что впереди меня шел, чувствую просто, где-то пролезает… Нащупываю ногами и руками, что там впереди… Оказывается, это железные профили забора. Пролезаю между ними, наклоняясь и переставляя ноги над нижним профилем, и вот я уже в огороде или во дворе дома. Иду на шум впереди. Вот вход на веранду, ступеньки… Так же, как слепой котенок, идя на шум впереди, прохожу дальше по веранде на еле видный свет в проеме. Это вход в дом. Проходим. Длинный коридор, чуть освещаемый светом, идущим из комнаты, что находится справа от входа. Заходим в комнату, это оказывается большая красивая кухня. Здесь сразу как входишь на кухню, справа стоит кухонный гарнитур с газовой плитой, а слева кухонный стол. На стене у окна висят часы. Далее стол, шкаф маленький, с рост человека, а у стены напротив гарнитура кухонного и у окна, что напротив входа, расставлены длинные скамьи. Однако остались здесь не все. Юст с «очкастым», тем самым, который был старшим в соседнем доме, где мы ранее стояли до этого, и его людьми, ушли. Нас же, семь человек, остались на 155-й точке. Дежурный, который свой пост занимал на кухне, показал нам места, где мы могли бы расположиться. К моему удивлению и пребольшому удовольствию в доме оказалась целая свободная комната, окна которой были плотно занавешены ковром и не плотно задернуты шторами. У стены комнаты, сразу как входишь в нее, справа стоял огромный шкаф, и ближе к окну за шкафом находился стол-тумба. Слева у стены были расстелены три широких матраца, на одном из которых, ближе к стене к входу, я и расположился. На матрацах были и «верблюжьи» одеяла. Здесь же, у этого матраца у изголовья у стены стояла пепельница – закурил. Пепельница под хрусталь, сигареты, тусклый свет фонарика, и, если надо, чай, который имелся в избытке на кухне, а также мягкий матрац, – все это меня несколько радовало и расслабляло. Было хорошо.

Кстати, чувствовалось, что хозяева этого дома, которые эвакуировались с началом штурма Курдюмовки, только что сделали ремонт. Обои в комнате были не просто новыми, а новейшими, и даже каким-то иным чувством я ощущал от них запах новизны. Странно было думать, что во всей этой военной грязи и бардаке, к которым мы уже привыкли, может быть вот это все… В нишах стола-тумбы находились какие-то бумаги, альбомы. На подвесной полке, что была прикреплена над столом-тумбой, стояли книги. Все нетронуто, во всем оставался тот порядок, который, по всей видимости, существовал до нашего нашествия в этот дом. А ведь наш состав пришел спустя месяц после штурма Курдюмовки, так как мы меняли старый состав, который, в свою очередь, уходил на ротацию. О чем это я, а все о том же, что страшные варвары мы только в бою, а так люди все культурные, и даже вот в этих домах, где мы стали невольными непрошеными гостями, никто не собирался даже в мыслях устраивать бедлам. В этом есть наша особая высокая русская культура, и вернись завтра хозяева этого дома назад, в свой дом, они с удивлением обнаружили бы, что все их книги, семейные альбомы и вещи, с их хрусталем, находятся на своих местах. А что касается постели, всех этих одеял и матрацев, так нам же надо где-то и под чем-то спать.

Утром командир нашей группы и его заместитель, армянин и человек интересный и с юмором, взяв с собой двух бойцов из группы, ушли в ту самую школу. Так, скажем, передислоцировались и оставили нас на 155-й точке втроем вместе со старым составом точки. Командир наш сказал нам:

– Мы в школу. Остаетесь также в нашей группе, но теперь еще и подчиняетесь старшему точки здесь.

Вопросов по этому поводу у нас не было. Старший 155-й точки жил не в доме, а в подвале, недалеко от входа в дом. Здесь, кроме нас, еще было человек восемь. Двор дома представлял собой площадку перед сенями или маленькой верандой дома, а по правую руку перед входом находились хозяйственные постройки. Эти хозяйственные постройки сделаны из кирпича, покрыты скатными крышами и были низкими. Три входа со двора вели в эти строения. Каждый вход вел в отдельное помещение, и думается, что когда-то эти помещения служили складами. Не похоже, что там держали скотину. Не было остатков от навоза или сена, но было много разного барахла, которое складировали в этих помещениях по углам, чтобы оно не мешалось бойцам нести там постовую работу. Да, там стояли посты ночью. Если тревога, то именно в этих помещениях тоже бойцы занимали, как нам объяснили здесь, свои места у амбразур. Амбразуры? – это маленькие окна, в каждом помещении по два окошка, из которых можно было просмотреть внешний мир, состоящий из множества деревьев, поднимавшегося резко вверх земляного склона и сетчатого зеленого забора, который стоял от самих построек метрах в десяти. То есть с той стороны хозяйственных построек неожиданный штурм со стороны украинцев был невозможен. И вообще невозможен, так как, чтобы организовать с той стороны штурм нашей точки, им пришлось бы спуститься с холма и попасть под кинжальный огонь наших автоматчиков, которые били бы по врагу из окон-амбразур, и, кроме того, сетчатый забор штурм такой делал вообще невозможным мероприятием. Ведь штурм – это натиск и натиск быстрый, безапелляционный, мощный и молниеносный. А здесь… забор и склон.

Да, мы стояли в этом месте на передке, но передок этот условный, так как он был настолько выгодным для нас, что только безумец мог к нам сунуться с той стороны, где в изобилии росли деревья и кустарники. А вот со стороны улицы враг нас атаковать мог, и потому бойцы с точки уделяли воротам и забору что выходили к улице, особое внимание. Дело все в том, что дом наш стоял вроде бы и в Курдюмовке, и напротив нас тоже был дом, и справа от него дом, и потом все дома и дома шли, но наш забор выпирал к зеленке и сбоку слева от нас открывался вид на элеватор, который принадлежал хохлам. Вот потому на углу забора, там, где был маленький пролом в железном щите забора, стоял пулемет Калашникова, за которым дежурил пулеметчик. Вдоль самого этого забора во дворе были сложены еще старыми хозяевами, похоже, длинные железобетонные конструкции, представлявшие собой параллелепипеды или бруски массивные, которые были сложены друг на друга, и штабель доходил человеку до плеча. Рядом с этими параллелепипедами, в сторону двора, стоял выше человеческого роста холодильник. Двери у холодильника отсутствовали, но внутри него сохранились полки. Слева двор представлял собой площадку, уходящую мимо самого дома до забора. Забор собран из металлических серых щитов, которые крепились на двух железных профилях. Забор с правой стороны от двора был фактически цел, а вот справа от ворот и калитки, которые вели на улицу, разобран почти весь. Два или три металлических профиля на этом заборе уцелели. А далее участок был огорожен только двумя железными перекладинами-профилями, упиравшимися в железную трубу-стойку на углу участка. Вот через эти профили ночью мы и пролезали, нагибаясь и поднимая ноги.