– Смотри! Старый идет с лентами, а ты молодой еле тащишься. Не стыдно тебе? Подтягивайся!
Пулеметчик, как бы нехотя, нагнал нас все же. Идем. Чувствую, что под одеждой моей совсем сыро от пота «Зато тепло мне и даже жарко», – думаю.
Во всем нужно находить плюсы. Вот в нашей Средней полосе повоюй-ка, у нас-то дома совсем холода под минус тридцать или пусть даже под минус двадцать зимой. А здесь тепло, и если идешь с таким грузом, так вообще как будто в Африке или там в каком-нибудь Сочи. Пусть лучше жарко, чем холодно. Вот люди путешествуют за границу самолетами или на автомобилях, а я путешествую пехом. А путешествовать пехом – это круче, чем на яхте Ротенберга. Кто я был до СВО? Так… обычный публицист, а теперь я вагнеровец, а это круче любого олигарха. Тамбовские там, волки тамбовские, и слышал я о них только в кино. Злые они, наверное, посмотрим… Иду и размышляю я так сам с собой, и с мыслями разными мне легче идти даже. И все мои мысли служат мне здесь как бы дыханием размеренным. Мысли размеренные, дыхание размеренное, шаг размеренный и поклажа удобная – так и надо идти, и кажется мне, что силы не покидают меня.
И так приноровился я идти, что и отдыха мне даже не надо, так как в сознании своем я обозначил, что идти мне не меньше десяти километров без отдыха, и потому, верно, организм мой настроился на долгий переход. Обманул я организм свой, а он и поверил. И потом ведь не важно, что рюкзак большой с железом, и пусть на теле броня, и пусть еще на броне разгрузка с пятнадцатью магазинами, и пусть за спиной маленький рюкзак с двадцатью магазинами, ведь дело не в этом, а дело в ином. В чем? А в том, что пройти надо десять-двадцать километров, и нет никакой возможности остановиться, и не будет – такая установка дана сознанию, и сознание мне как всегда подчиняется. Потому и нет усталости во мне. Ноги идут, настроение отличное, ленты пулеметные складно лежат на спине, дорога не грязная, и все хорошо у меня.
Вот мы входим в лес. Лесная узкая дорога ведет сначала прямо, вдалеке видна развилка. С правой стороны развилки по нашу сторону дороги на обочине, ближе к деревьям, стоит какой-то транспорт. Обойдя большую лужу на дороге, подходим ближе к развилке. Теперь понятно, это сожженный БТР. Рядом лежат грязные тряпки. Трудно понять, это наша машина или противника. Сразу же за сожженным БТРом дорога уходит вправо. Заворачиваем и идем по ней. Затем еще поворот вправо. Иду и стараюсь запомнить дорогу. Вдруг пригодится. Не раз так случалось, что предметы, которые я запоминал ранее в лесополосе, помогали мне ориентироваться. А здесь идем в совершенно незнакомую местность, и кто его знает… Надо запоминать. Уже не определить, сколько времени двигались, но точно очень долго, пока не вышли на узкую тропинку, справа от которой были вырыты окопы. В первых попавшихся нам окопах никого не было. Затем, пройдя еще метров десять или пятнадцать, увидели бойцов, сидящих в них. Они нам и подсказали, куда и как далее идти.
– Вам к штабу. Там дом стоит зеленый, там спросите.
Мы, покивав им, пошли дальше по тропе. Вот и дом справа. Командир зашел в этот дом и был там совсем недолго. Наша задача теперь – выйти к деревушке, где ждать дальнейших указаний. Так и сделали. Пройдя еще минут пятнадцать и выйдя из леса, мы направились к селению, состоящему из одноэтажных частных домов. Улица с зелеными и синими деревянными, сетчатыми и железными заборами, вот поворот снова направо, теперь надо кого-то найти, чтобы нам подсказали, где здесь стоят наши. Увидев двух бойцов на улице, мы подошли к ним. Оказалось, что идти осталось недалеко. Дошли наконец-то до новой точки, где собирались отдохнуть от долгого пути. Это был обычный дом, кирпичный. Сбросили с себя с пребольшим удовольствием свои ноши. Легкая слабость, смешанная с удовольствием, которая известна многим, когда сбрасываешь с себя что-то тяжелое, и тут наступает небывалая легкость в теле, вот так было и с нами. Повалились на скамьи, что были во дворе дома, и на колодец. Наконец, взяв себя в руки, снова поднимаемся и затаскиваем внутрь первого попавшегося здесь помещения, представляющего собой маленький уютный сарайчик, оружие и рюкзаки. Здесь, в этом сарайчике, или лучше его назвать чуланом, стоят диван, широкий стол, комод и шкаф. Даже свет есть, только нет постояльцев. Видимо, бойцы, ушли куда-то, и чувствовалось, что здесь еще сутки назад или даже менее того кто-то обитал. Вещи неприхотливые, вот кем-то оброненная зажигалка, а вот и заварной чай в большом пакете. Но нам надо отдохнуть. Уселись, кто на диван, а кто и на кресло. Я развалился в кресле, поставив под ноги табуретку. Начал дремать, но не так, чтобы совсем из виду ситуацию упустить. Остываю от броска. Через приоткрытую в этот чулан дверь видно, что уже вечер.
«Сколько же мы сюда шли? Вышли или в два, или в три часа, а сейчас, наверное, уже шесть или может быть седьмой? Дали бы отдохнуть хоть немного, а потом хоть в окопы», – размышляю я, сидя в кресле и положив ноги на табурет. В ногах пульсирует кровь, и чувствую, как ноги отходят от ходьбы. В теле наступил покой, и только чуть сырая одежда, которая немного холодит тело, напоминает еще о долгом пути. Соседи мои тоже отдыхают. Освоились немного. Заварили чай в железных кружках. После чая стало совсем хорошо. Кто-то уже вышел на улицу. Командир с пулеметчиком на диване еще сидят. Им лень сейчас вставать, и я их понимаю. И тут вдруг рация, что на стол была командиром поставлена, заработала. Пепел вызывает…
– Белый, – отвечает командир Пеплу.
– У тебя два бойца из группы Белого?
– У меня.
– Где вы сейчас? – спрашивает Пепел.
– У тамбовских.
– Они какого… ушли с тобой? У них приказа не было, – не кричит, но настойчиво так, сдерживая себя, говорит из рации голос Пепла.
– Нам сказали выдвигаться всем к тамбовским.
– Ладно. Отправляй их назад. Это люди Белого, – объясняет Пепел.
– Лады, они уходят.
– Дотемна успеют дойти? Не заблудятся?
– Успеют. Да найдут дорогу. Отправляю, – чуть ли не оправдывается бывший старший 155-й точки.
– Отправляй.
Переговоры с Пеплом закончились, и мы с пулеметчиком понимаем, что теперь мы должны назад тащиться по той же дороге, а дело уже ведь к ночи. «Ага, дойдем, конечно, если успеем, – размышляю я и понимаю, что ни хрена не успеем до темноты дойти. Но идти надо. – Черт бы побрал, с этой субординацией, ведь спросил еще… все идем или нет… Командир на командире», – ругаюсь я про себя. Собираемся, теперь нам как бы налегке идти, но беспокоит только время пути. Дорогу-то найдем, думалось тогда, но все сложилось не так просто…
«Хорошо хоть, что пулеметные ленты донес, им здесь надо все это будет, а значит, не зря ходил сюда…» – размышлял я, собираясь уходить. Выходим с пулеметчиком из чулана и, не прощаясь ни с кем, направляемся к калитке. Вышли на дорогу, вот и лес, а вот и их полевой штаб, рядом с которым стоят те самые злые тамбовские волки – я их с интересом рассматриваю, когда я еще волков тамбовских увижу в жизни… Это же просто эксклюзив из триллера, отменного боевика. Проходим все те же окопы, что теперь уже по правую руку от нас находятся. Ускоряем шаг, не договариваясь даже друг с другом, так как понимаем, что надо поспеть до наступления темноты. А ночи на Украине какие-то не такие, как у нас, они темные, и если луны нет, то все, хоть на ощупь передвигайся. Наверное, мне так казалось. Долго ли, коротко ли, но дошли и до того самого БТР, до развилки. Уже смеркается, черт побери, и понятно, что не успеем до темноты, но ладно, теперь не паниковать главное. Останавливаемся около БТРа. Пулеметчик дергает направо и идет дальше по дороге. Я за ним и говорю ему:
– Постой. Послушай, если вот БТР стоит здесь, и мы ведь заворачивали, когда шли к тамбовским, направо, и получается, что нам налево теперь, – пытаюсь я объяснить пулеметчику.
– Думаешь? – спрашивает он меня, остановившись.
– Послушай, сейчас темно будет, и, похоже, мы просто так отсюда не выберемся. Значит, спорить друг с другом нам нельзя, не та обстановка. Иначе не выйдем без приключений, если спорить будем. Нам надо высказывать каждому свое мнение, выслушивать, обдумывать и решать вместе, как быть, как идти дальше. Иначе хана, здесь укры везде, – говорю я ему.
– Согласен, – отвечает пулеметчик, разглядывая местность. – А может, все же направо? Точно налево мы заворачивали?
– Точно налево, я специально запомнил, когда шли, что БТР обходим справа, и вон там лужа виднеется на дороге, а лужа там была, когда шли сюда, – говорю.
– Согласен, – снова говорит пулеметчик и кивает головой. – Попробуем туда тогда.
Мы двинулись в сторону лужи, то есть повернули налево, обходя БТР. Кто-то из читателей подумает, что все это легко запомнить было, однако это на первый несведущий взгляд так все просто. А вот когда несешь на себе железо и когда дорога длится и длится без края и конца, то боец часто перестает запоминать или обращать внимание на приметные вещи по пути, думает только о том, как дойти. То есть внимание слабеет от усталости, и в мозг уже ничего не заходит, кроме того, что надо вот дойти, доползти, дотянуть. И потом, места часто кажутся друг на друга очень похожими. Лес, он и есть лес, – так по крайней мере часто кажется. Потому и говорю часто, что запоминать на войне необходимо пытаться все, что тебя окружает. Сломленное ли это дерево, или ветка какая, или бугорок, или же это овражек неглубокий, или пусть это будет какая-то тряпка грязная, которая валяется на обочине тропинки, – надо запомнить. И необходимо также констатировать в уме то, по какую руку тот или иной предмет был, когда ты шел на запад, к примеру, или на восток, – смысл понятен, думаю: все надо отмечать в памяти. Это может пригодиться, это может спасти жизнь.
Дошли до лужи, обошли ее, двигаемся дальше, а нас как будто сумерками природа укрыть пытается, темнеет уже. И понимаем мы, что не успеем дойти до темноты. Уже и мысли всякие пошли в голове: «Надо было настоять на том, чтобы идти поутру, согласился бы Пепел, так нет же, поперлись…» Так текут мысли в голове, и все же не об этом старались думать мы, а о том, как дорогу не потерять, слишком быстро темнеть начало. Почему я говорю «мы старались думать»? В такой обстановке начинаешь читать мысли товарища, с которым попал в скверную ситуацию. В иной ситуации бывает и так, что два или три, или даже десять человек составляют не только один организм, одну физиологию, так скажем, но даже одну душу на всех и одно сознание на всех. И это правда. Вот и мы в той обстановке стали одним сознанием, ведь местность для нас была незнакомая, да еще и наверняка кишела группами вэсэушников, а значит, ор