Странно, но все мы здесь, в этой подвальной каморке умещались. И медики, и штурмовая группа, и я, и эти двое, только что прибывшие. Как умещались? Не знаю. Медики больше все отсутствовали по своим понятным делам, Императора все время куда-то вызывали, я в основном обитал на веранде, Лесник находился или в подвале, или же сидел на боевом посту рядом с входом в подвал. Да, кстати, печь выбросили из подвала, так как места и так не было в каморке, и кирпичи убрали. А вот «Корд» наш тоже забрали – пришли два кордиста и банально унесли куда-то там к себе.
Да, еще, нужно сказать, что Лесник был очень спокойным человеком. Он рассказывал, что его ранило в ногу, попал в госпиталь, и там его лечили. А потом вдруг решили выписать и отправить на передовую. Замечу, что у штурмовика-вагнеровца передовой является не то, что имеют теперь в виду журналисты, показывающие кадры с фронта или же даже военные корреспонденты, которые виды разные тоже видали. Передовая штурмовика-вагнеровца находится там, куда не пускают ни военкоров, ни других представителей общественности, так как смерть там совсем рядом ходит в виде противника. Что это значит? А это значит, что если туда попадает человек с болями в ноге или хромой сильно, ну каким и был Лесник, то его может ждать истребление. Он просто не сможет вовремя из-за своей болезни отреагировать на ситуацию. Бежать надо – не сможет, прыгать надо за дерево или за угол куда – так тоже не сможет. И думает все время он о своей болезни, а не о деле, ради которого сюда прибыл, ведь боли-то есть в ноге или еще где-то там. Нельзя больного на фронт отправлять, на самую передовую. По банальной причине нельзя, так как из-за болезни его убьют. Но Лесника выписали. По его словам, он возмущался, но ему врач в Луганском госпитале ветеранов сказал, что «за все надо платить в жизни, вот и поезжай воевать». «Платить в жизни» – это он намекал на то, что Лесник являлся кашником, на то, что он прибыл из лагеря, и значит, здесь, на войне, обязан искупить, видите ли, свои преступления. С особой изуверской философией, однако же, подошел к этому делу врач. Но с какой-то философией очень мерзкой, даже для меня, циника. И еще, дело все в том, что кашникам, если они ранены, нельзя раньше срока уезжать домой долечиваться, их возвращали на войну, где они должны были выработать свой контракт с «Вагнером». Напомню, что в Проект «К» забирали из мест лишения свободы на срок до шести месяцев, и эти шесть месяцев человек должен был находиться или в подразделении боевом, или в госпитале.
Теперь об Императоре. Император был у нас старшим 220-й точки, командиром. Командиром он был интеллигентным, и сколько я ни рассматривал его со всех сторон, никак понять не мог, за что же его когда-то в лагерь посадили… Это был спокойный, адекватный, здоровый и высокий молодой мужчина, лет так двадцати семи или двадцати восьми, но тридцать я ему не дал бы. Возможно, что Император, как я предположил тогда, был бывшим сотрудником органов. Ходили мы вместе с Императором и к Пеплу, который перебрался совсем далеко с прежнего места, к самому центру Курдюмовки. Его штаб находился за большой аркой, что проходила сквозь высокую насыпь, разделявшую саму Курдюмовку на две части. Так, ночью, когда уже спать легли все, а медики где-то бегали по позициям, и только Лесник высиживал последние свои двадцать минут на своем табурете возле входа в подвал, был на посту, к нам пришел Кристалл. Да, к нам пришел гость – Кристалл.
Кристалл не был командиром, но был славным бойцом, который ошивался при командирах, а значит, все знал и выполнял особого рода поручения руководства. Этакий адъютант его превосходительства Пепла. Вот он явился к нам и объявил, что Императора надо будить, так как Пепел его к себе вызывает. Императора разбудили, он собрался и взял меня с собой. Видимо, я как телохранитель пошел с ним. В любом случае, с ним идти больше некому было. Нас всего-то три человека здесь, а группу штурмовую можно и не считать, так как у них иное подчинение. Кстати, вся группа прибыла только что с учебного центра и была не обстреляна, и потому они сидели в подвале безвылазно, и все для них здесь было ново и тревожно. Вот представьте себе, что вас привел командир на точку, сказал: «Не бойтесь», – и ушел на штурм, с которого еще и до сего дня не вернулся. О чем думать будете? Вот то-то и оно… И потом, обстрелов таких они еще не видели и не слышали, какие были в «тихой» Курдюмовке. Так вот, пришлось нам идти до Пепла. Шли молча. Я шел за Императором, держась за его ремешок от рюкзака, чтобы не потерять дорогу. Луны-то не было, и темень стояла, что и предметов никаких по дороге туда различить нельзя. Единственное, что я услышал от Императора, это слова «Осторожно, мины». Он предупредил, что будем проходить мины противотанковые, которые были разложены поперек дороги. Как он это место, где мины стояли, опознал, черт его знает. Может быть, он их чувствовал организмом, может, экстрасенс какой – шутка. Шли долго, так как двигались в темноте, на ощупь, и потому очень-очень медленно. Да, пришли к Пеплу. Думали что-то серьезное. А Пепел спрашивает:
– Зачем пришли?
– Кристалл пришел, сказал, что ты вызывал, – отвечает Император.
– А-а, уже нет ничего. Все разобрали. Возвращайтесь, – говорит нам Пепел.
– Что разобрали? – спрашивает его Император.
– Палатки. Каждый должен был по палатке получить. Но нет уже ничего. Разобрали. Идите.
– Можем уходить? – спрашивает Император Пепла.
– Да, вы свободны, – отвечает Пепел.
Мы развернулись и вышли из дома-штаба Пепла. Выйдя на улицу, я сразу сказал нецензурное слово, а мой командир-интеллигент просто уставился на меня и что-то обрабатывал в голове.
– Зачем тащились через всю Курдюмовку… – как факт задумчиво констатировал Император.
– Пойдем… – говорю.
Покурили. И пошли обратно. Вот и так бывало. Так что не всегда даже и в «Вагнере» все гладко было, и бывали и такие отголоски той самой уставной, старой феодальной советско-российской армии. Этот случай как раз мне про армию и напомнил. Ну, ладно, сходили и сходили. Вернулись, надо сказать, быстрее, чем шли в штаб, так как Император, бывавший уже в этих местах, «придумал» даже в темноте такой какую-то короткую дорогу, ведомую только ему. Приходим, заменил я Лесника, и тот пошел с Императором спать. Здесь, на точке стало несколько спокойнее, если не брать в расчет прилеты мин от хохлов. Все же в котловане у элеватора теперь вэсэушников не было, и наши выдавливать противника начали из зеленки. Выдавили влево от элеваторов в зеленке, в лесополосе, что шла за элеваторами и за тем нефтепроводом, который проходил внизу холма за полем. Именно там брали долго позиции пулеметчика из того самого американского ЧВК «Моцарт». Держался негр-американец долго, взяли его позицию только на третий ночной штурм, убив его, разумеется. Да, понятно, что и «Моцарт» нес там потери, которых он не нес нигде в мире в таком количестве. Однако не надо приуменьшать способности американских наемников и вообще солдат американской армии в целом, так как США является сверхдержавой, а сверхдержава любая имеет по определению, как факт, отличную армию. Вы думаете, что американцы не серьезные враги нам никакие? Ошибаетесь, они опасные и хитрые противники, которые подчиняют себе целые страны и народы, покоряют целые державы, и у них не может быть слабой армии.
Не шапками закидали того американского пулеметчика из «Моцарта», а купили победу над ним своей кровью. Теперь же нам необходимо было чем-то заниматься, так как наши продвинулись за элеватор и продолжали, повторюсь, выдавливать украинцев по зеленке все дальше. Решение по нам пришло днем. Мы все втроем были вызваны в подразделение эвакуации, находившееся в одном из домов в Курдюмовке, куда Лесник с нами еле дошел со своей недолеченной ногой. Они дислоцировались так же, как и мы, в подвале. Правда, подвал у медиков был намного просторнее нашего, уютней. Здесь и стол был, и стулья, и настилы из досок, чтобы можно было поспать. Уселись мы там кто на стул, а кто и на настилы. Ждем, когда старший придет, командир этого эвакуационного подразделения. Входит мужчина лет под сорок, с ровной коротко подстриженной бородой, не худой и не толстый на вид. Медик медиком. Наверное, военврач.
– С прибытием. Вы теперь будете работать в эвакуационной команде. Работаем все вместе, своих ни при каких обстоятельствах не бросаем, раненых доставляем на эвакуацию…
Затем командир медиков начал обсуждать проблемы группы с Пингвином, который был здесь чуть ниже по должности самого этого военврача. Лесник, когда те немного освободились со своим разговором, поднял проблему своей раненой ноги. Однако военврач успокоил его и обещал не задействовать в тяжелых операциях.
– Будешь встречать и сопровождать раненых, – сказал леснику военврач.
– Так меня самого надо сопровождать, – парировал Лесник.
Однако решение по людям давно на самом верху принято, и спорить, настаивать на своем было совершенно бесполезно. Так и расстались с военврачом. Как только военврач покинул подвал, так Лесник схватился за рацию, вышел на Пепла.
– Ты же знаешь мое положение… Знаешь, в каком я состоянии, в каком положении я сейчас нахожусь… – говорил в рацию Лесник командиру взвода, и еще много чего говорил, но командир был также непреклонен и теперь, сам раненый, поэтому недолеченный Лесник становился полноправным участником спасения людей. Представляете раненого, который ходит сам за ранеными? Затем Лесник остался на точке эвакуации, а мы с Императором тоже расстались. Император ушел с кем-то и куда-то по этим же эвакуационным делам. Я же шел в команде с Пингвином и еще с тремя бойцами-медиками, двое из которых были молодые совсем и потому резвые, а третий с добрыми глазами, и звали его Круг. Это он, Круг, ставил кордисту обезбол, кстати. Нас пятеро: Пингвин, двое молодых и резвых, Круг и я – Провиант. Так вот сначала мы побывали на 220-й, потом нас по рации перебросили в штаб к Пеплу, где мы забрали носилки. К вечеру мы выдвинулись к позициям, которые находились в лесополосе за Курдюмовкой. Это если стоять в самой Курдюмовке лицом в сторону элеваторов, позиции будут как раз слева, там за Курдюмовкой, через поле сначала, а потом и в этих самых зарослях лесополосы. Темно, идем к позициям. Резвые молодые ребята просто бегут впереди и, видимо, дорогу эту знают, как свои пять пальцев, им даже глазами ее видеть не надо – они как на автопилоте идут к позициям. Круг замыкает нашу колонну и несет носилки на плече. Впереди меня Пингвин. Еле успеваем за молодыми бойцами медицинской службы! Шли в этой темени достаточно долго, и не в темени дело, так как ведущие резвые ребята тащили нас вопреки всякому времени. Шли очень быстро. Чувствую, что под моей демисезонной формой становится мокро. Вспотел сильно. Перешли поле, вот овражек и окопчик маленький рядом с овражком. Справа от нас деревья. На окопчике, который и на окоп-то не похож, а так, углубление с бруствером, лежит человек. Ноги у него вытянуты, ступни покоятся на бруствере, а спина его упирается в другой бруствер, руки скрещены на груди, а каска натянута на брови. Со стороны кажется, что спит. Мы в овражек прыгнули, затаились. Ждем.