Вскоре все собрались уезжать, и тут мне пришла в голову неожиданная мысль пригласить Изабель де Курси с ее мужем к нам на обед. Такое неожиданное, неофициальное приглашение показалось нашим знакомым еще одним доказательством моей очаровательной непосредственности и было принято.
Селия поджидала нас у окна гостиной, и, когда она вышла на порог встретить нас и вдруг увидела второй экипаж, по ее лицу промелькнула тень.
И я прекрасно поняла почему. Весь день она провела с Джоном, удерживая его от выпивки и заверяя, что к обеду не будет подано ни капли вина. Теперь, одетая к обеду, она с ужасом обнаружила, что Джону предстоит светский раут, а не спокойный вечер в кругу семьи.
Я оставила де Курси с Селией и быстро поднялась наверх переодеться. Надев черное платье из тафты с низким квадратным декольте и пару продолговатых агатовых серег, подчеркивавших мою длинную шею, я осмотрела себя в зеркало и осталась довольна результатом. Я надеялась, что видеть меня такой обольстительной и при этом ненавидеть меня так отчаянно будет невыносимо больно Джону Мак-Эндрю.
Сейчас он уже миновал ту стадию, когда выпивка была нужна ему, чтобы не бояться встреч со мной. Теперь оказалось, что виски, помогавшее ему выжить после кошмара последних месяцев, больше не помогает. Джон понял, почему всегда около постели или на столике его поджидала свежая бутылка и новый стакан. И очень медленно, но до него дошло, что у него теперь два врага: один из них — женщина, которую он любил, другой — пьянство, которому он не может сопротивляться. Он стал бояться погибнуть. Ни жены, ни ребенка, ни работы, ни гордости, ни малейшей привязанности, кроме маленькой Селии. Он боялся, что не выдержит.
Я еще раз улыбнулась своему сияющему отражению и спустилась вниз. Там меня поджидал Страйд.
— Я знаю, — я не могла не рассмеяться, — но в доме гости, и мы не можем заставить де Курси пить лимонад. Пожалуйста, шерри в гостиную, а к обеду — вино. К фруктам подайте шампанское. И джентльменам портвейн, как обычно.
— Стакан мистера Мак-Эндрю наполнять? — нейтральным голосом спросил он.
Я не подала виду, что заметила, как он отбросил слово «доктор» перед именем моего мужа. Теперь он будет для них всю жизнь «мистер», и они не встретят с моей стороны упрека.
— Конечно, — ответила я и прошла в гостиную.
Там уже все собрались. Джон прекрасно держал себя, и глаза Селии с любовью смотрели на него. Гарри щедрой рукой разлил шерри мне, де Курси и себе. В то время как Селия и Джон стояли со стаканами лимонада в руке, я своим звериным чутьем чувствовала, как жадно Джон принюхивается к терпкому аромату.
Обед был подан, и Селия, охватив одним взглядом строй бокалов на столе, остро глянула на меня. Слегка пожав плечами, я указала головой на де Курси.
Джон ел мало, но помнил о манерах и светски беседовал с Изабель де Курси, сидевшей слева от него. Он не прикоснулся ни к белому вину, ни к красному, но я видела, каким взглядом он провожает каждый бокал. Затем подали большую серебряную вазу с фруктами, и послышался обещающий хлопок первой пробки.
Я следила за лицом Джона, он любил шампанское.
— Только один стакан, — сказал он тихо то ли самому себе, то ли Селии. Селия покачала головой лакею, стоявшему за спиной Джона с приготовленной бутылкой. Настал неловкий момент.
— Нет, — сказала Селия недовольным голосом.
Этим лакеем был Джек Леви, сирота, которого отправили бы в сиротский приют, если б я не взяла его в наш дом. И сейчас он посмотрел на меня, ожидая моего приказа, и, увидев едва заметный кивок, налил Джону шампанское и отошел. Гарри провозгласил тост. Гарри всегда их провозглашал. И мы выпили. Джон проглотил свое вино залпом, будто томился жаждой. Леви взглянул на меня и опять послушно наполнил его бокал. Потом опять. И опять.
Изабель болтала об их лондонском сезоне, о балах, на которых они побывали, Гарри расспрашивал ее о городских сплетнях. Питер де Курси рассказывал мне о том, что они собираются купить охотничий домик на севере. Я порекомендовала ему доктора Пирса, который знаком с тамошними краями. Никто не обращал внимания на Джона, который продолжал пить и пить. И никто, кроме меня, не видел, что Селия сидит с низко опущенной головой и по ее щекам текут слезы.
Я подождала, пока ее плечи расправились и она, оглянувшись украдкой по сторонам, вытерла салфеткой слезы и поднялась. Мужчины встали, чтобы проводить нас, Джону при этом пришлось придерживаться за спинку стула. Думаю, что комната изрядно кружилась у него перед глазами.
Остаток вечера прошел довольно вяло. Когда джентльмены присоединились к нам, Джона с ними не было. В ответ на мой немой вопрос Гарри скривился в гримасе.
— Лакей отнес его в кровать, — тихо сказал он мне. — Де Курси ничего не заметил, но, право, Беатрис, это уже переходит границы.
Я кивнула и стала разливать чай. Вскоре де Курси отправились домой, чтобы успеть вернуться по освещенной лунным светом дороге. Их экипаж уже поджидал у дверей, и они устроились внутри с горячими кирпичами, положенными к ногам, и поднятым от ветра пологом.
— До свидания, — тепло попрощалась я, и вместе с дыханием из моего рта вырвался пар. — Приятно было повидать вас. Спасибо, что приехали.
Когда колеса экипажа загрохотали вдали, я вернулась в дом. Гарри уже ушел к себе, сонный от портвейна и светских бесед, но Селия ждала меня у камина.
— Это ты пригласила де Курси, Беатрис?
Я заколебалась. В голосе Селии были жесткие нотки, которых я прежде не слышала.
— Я не помню, — помедлила я. — Гарри или я.
— Я уже спрашивала Гарри, — сказала Селия. — Он говорит, что приглашение последовало от тебя.
— Должно быть, так, — с легкостью призналась я. — Мы часто приглашаем их к обеду, Селия. Я не думала, что у тебя есть причины не любить их.
— У меня нет таких причин. — Ее голос срывался от негодования. — Люблю я их или не люблю — вопрос заключается не в этом, Беатрис. Джон собирался весь день ничего не пить. И никогда больше не пить. Я же сказала ему, что ты дала слово запретить у нас в доме спиртное. Я заверяла его, что он может сидеть спокойно за столом и никто не предложит ему выпивки. Но когда он вышел к столу, оказалось, что перед ним ставят то белое вино, то красное и, наконец, его любимое шампанское. Беатрис, это слишком тяжело для него. Он опять пьян, и утром ему будет плохо. Он чувствует свою неудачу, и он прав. Но это случилось из-за его глупости или же нашего эгоизма.
В ее глазах стояли слезы, но на щеках горели пятна гнева. Я едва могла узнать мою маленькую нежную невестку в этой разгневанной женщине.
— Селия, — с упреком проговорила я.
Ее глаза погасли, щеки слегка побледнели.
— Прости меня. — Долгие годы тренировки выработали в ней эту дисциплину. — Но я расстроена из-за Джона. И надеюсь, что завтра же в нашем доме не будет ни капли спиртного.
— Конечно, — согласилась я. — Но если мы приглашаем гостей, вряд ли мы можем угощать их лимонадом. Не правда ли, Селия?
— Что ж, — неохотно признала она. — Но мы не ждем больше никого на этой неделе?
— Нет, — улыбнулась я. — И пока дома только мы, я думаю нам не следует пить, чтобы не искушать Джона. Мы все должны постараться помочь ему.
Селия приблизилась и поцеловала меня в щеку. Но ее губы были холодны. Она вышла, оставив меня у камина смотреть, как из огня возникают пирамиды и замки, пещеры и драконы, и мысленным оком представлять себе долгую череду падений и неудач человека, за которого я выходила замуж по любви.
На следующий день у нас обедал мистер Наллег, и мы подавали вино. Джон выпил бокал, затем другой. Селия и я оставили их за портвейном, и лакей унес Джона в его комнату мертвецки пьяным.
Затем к нам заглянул доктор Пирс и был оставлен к обеду.
— Одна маленькая птичка сказала мне, что у вас сегодня к обеду заяц в винном соусе, а это мое любимое блюдо, — смеющимся голосом сообщил он Селии.
— Кто же эта маленькая птичка? — спросила она, и ее глаза блеснули.
— Самая прекрасная птичка в нашем приходе, — сказал доктор Пирс, целуя мне руку. Лицо Селии было каменным.
На следующий день нас пригласили к обеду родители Селии, и мы все решили, что Джону лучше не ехать с нами.
Селия имела разговор со Страйдом, и я поняла, что она взяла с него обещание не подавать Джону вино и портвейн. Страйд встретил меня в холле. Его лицо выражало покорное терпение. Жалованье нашего дворецкого было достаточно высоким, чтобы он понимал, чьих приказов в этом доме надо слушаться.
— Мистеру Мак-Эндрю не подавать ни вина, ни портвейна, — разрешила я, — но в библиотеке вы оставите для него две бутылки виски, стакан и холодную воду.
Страйд согласно кивнул. Его лицо не дрогнуло. Я думаю, что если бы я велела ему поставить в библиотеку виселицу для мистера Мак-Эндрю, он бы сделал это не раздумывая.
— Я велела Страйду не давать Джону вина сегодня, — сказала мне Селия, когда мы разместились в экипаже.
— Конечно, — отозвалась я. — Надеюсь, что у него нет виски.
— Об этом я не подумала, — она была явно шокирована, — но я чувствую, что он не станет настаивать на выпивке.
— Я тоже надеюсь, — лицемерно произнесла я.
Гарри что-то проворчал, но ничего не сказал. Вечер показался мне очень длинным. Лорд Хаверинг оказался дома и был счастлив играть весь вечер в карты, если только я была его партнером и сидела напротив, время от времени дразняще поглядывая на него своими раскосыми зелеными глазами.
Но когда мы вернулись домой, усадьба была вся освещена огнями и окна на втором и первом этаже были широко распахнуты.
— Что случилось? — Мой голос прервался от тревоги, и я спрыгнула с коляски, не дожидаясь, пока она остановится. — Ричард? Джулия? Или это Каллер?
— Это мистер Мак-Эндрю! — объявил Страйд, появляясь в дверях. — Он поджег ковер в библиотеке и разбил весь китайский фарфор.
Гарри издал странное восклицание и, промчавшись мимо меня, распахнул дверь в библиотеку. Там царил хаос. Бесценный персидский ковер почернел и обгорел вокруг прожженной в нем большой дыры. Стеклянные изящные шкатулки оказались разбиты, а несколько напольных цветочных ваз опрокинуты на пол. Книги, сброшенные с полок, разорванные, со смятыми листами, также валялись по всей комнате. И посередине этого разгрома стоял мой муж, в жилете и в ботинках и с кочергой в руках, похожий некоторым образом на Принца Датского в театре бродячих комедиантов.