Сидел он долго, пока сон не смежил ему веки, и Скуманд незаметно для себя уснул, нимало не заботясь об удобствах, тем более, что ночь выдалась тихой и теплой. Но юному охотнику было не привыкать к таким ночевкам, и, что удивительно, он спал как младенец, хотя обычно его сон был чутким и даже зверь не мог приблизиться к нему неуслышанным. Наверное, это спокойствие навеяла Праурима, под защитой которой находился холм и святилище.
Проснулся Скуманд от ощущения, что на него кто-то смотрит. Не меняя позы, он нащупал рукоять меча и слегка приоткрыл веки. Рядом с ним сидела женщина необычайной красоты в одежде жрицы Священного Огня. В отличие от вайделотов-мужчин, носивших черные одежды, туники святых дев-вайделоток были белыми. Волосы жрицы, подсвеченные утренним солнцем, казались золотыми, зеленые глаза сверкали, как драгоценные камни, но лицо ее было печальным и задумчивым.
Пораженный Скуманд даже дыхание затаил – вдруг это сама Праурима! Но тут голос Павилы разрушил его иллюзию:
– Здравствуй, матушка! Здоровья тебе и благоденствия!
Жрица легко и грациозно поднялась и ответила поклоном на поклон.
– И тебе не хворать, мудрый Павила, – сказала она певучим голосом. – Что подвигло тебя прийти в такую даль? Помнится мне, в прошлый раз ты жаловался на боль в коленях. Помогла ли тебе моя мазь?
– Премного благодарен тебе, Гиватта[30]. Еще как помогла. Бегаю теперь словно юноша.
– Рада тебе услужить. Пусть продлятся твои годы в здоровом теле.
– Твои бы слова да в уши богов…
Тут Гиватта перевела взгляд на Скуманда, который скромно стоял в сторонке, и вайделот поспешил представить его жрице Прауримы:
– Это мой ученик, зовут его Скуманд, – сказал Павила, и юноша низко поклонился жрице. – Я хочу попытать у Прауримы, достоин ли он войти в круг Посвященных.
– По виду этот мальчик – воин сильный и смелый – и, похоже, его не очень прельщает судьба, которую ты ему уготовил.
– Скуманд! Оставь меня наедине с матушкой, – резко приказал вайделот.
Юноша безропотно подчинился и пошел в лесок, произраставший на восточном склоне холма. Когда он удалился на достаточное расстояние, Павила, хмурясь, начал рассказывать Гиватте историю появления Скуманда в племени. При первых же его словах она вдруг сильно побледнела, ее изумрудные глаза широко открылись, и в них загорелся огонь. Вайделот закончил свое повествование словами:
– С тобой я буду полностью откровенен. Поэтому скажу – я боюсь, что его жизнь в опасности. Только посвящение в сан вайделота поможет спасти ему голову. Да, ты угадала, он подает большие надежды и пользуется в племени серьезным авторитетом. По натуре Скуманд вожак, вождь. Но на место вождя племени (а Ящелту уже много лет, он стал совсем дряхлым, и не за горами то время, когда ему придется уйти в иной мир) чересчур много претендентов, а коварный удар ножом из-за угла или яд в чаше с вином отправляли на тот свет и куда более знатных и могущественных мужей, чем этот достойный юноша… Увы, нередко обстоятельства выше наших помыслов и устремлений. И тебе это известно лучше, чем кому-либо, Дайниди…[31] – Вайделот назвал жрицу ее настоящим именем. Гиватта-Дайниди была дочерью одного из знатных людей большого и сильного ятвяжского племени судавов. (Из этого же племени был и князь всей Судовии, храбрый Скумо.) Она могла бы выйти замуж хоть за самого князя, стать доброй хозяйкой, хранительницей домашнего очага, а стала жрицей Прауримы и хранила главную святыню прибалтийских племен – Вечный Знич.
Павила знал ее с детских лет, поэтому обладал привилегией разговаривать с нею без обычного пиетета, с которым обязан обращаться к Хозяйке Священного Огня любой, кто приходил в храм Прауримы, безотносительно к его сану и общественному положению.
– Что ты хочешь от меня? – несколько изменившимся голосом спросила Гиватта. – Я чувствую, что твое намерение испросить у Прауримы, достоин ли Скуманд войти в круг Посвященных, это еще не все. По правде говоря, ты мог бы обойтись и без этой церемонии. Ведь в ваших краях ты практически кирвайто, верховный жрец дайнавов. Однако на уме у тебя что-то другое. И я не уверена, что могу тебе помочь. Ты ведь знаешь, что Праурима в мужские дела не вхожа, она может лишь сострадать и лечить как души, так и тела мужчин. Но не более того. А твой воспитанник… – Тут ее голос дрогнул. – Твой воспитанник вполне здоровый молодой человек и в нем есть душевная сила, – я это чувствую! – которой не требуется помощь Матери Прауримы.
– Это так, ты верно подметила. Скуманд – на удивление цельная, сильная натура, он очень умен, многое знает… – Павила умолк; было заметно, что он колеблется – открыться верховной жрице Прауримы полностью или кое-что утаить.
Но встретив ее взгляд, который проникал, казалось, в самые потаенные уголки его души, он выложил все начистоту:
– Скажу тебе честно – я вопрошал волю богов, притом многократно, и каждый раз получал один и тот же ответ: у Скуманда большое будущее. Но в чем оно заключается? Может, спустя какое-то время он станет криве-кривейто и будет править в Ромуве, нашей главной святыне? Или станет вождем племени? Или вообще князем Судовии? Мое гадание бессильно ответить на этот вопрос. Поэтому я пришел к Матери Прауриме, чтобы получить хотя бы какой-нибудь намек, как ему дальше жить и что делать. Тогда бы мне стало понятно, как действовать дальше. А сейчас я напоминаю слепца, который идет по бескрайной равнине, изрытой ярами. Один неверный шаг – и ты уже лежишь в провале со свернутой шеей. Ладно, если бы это была моя шея – мне уже немного осталось; днем раньше, днем позже, не имеет никакого значения. Но я ответственен за судьбу этого мальчика (уж так рассудили боги), поэтому быть сторонним, равнодушным наблюдателем не намерен.
После некоторого раздумья Гиватта ответила:
– Что ж, твоя просьба имеет веские основания… – Ее голос был тихим и глухим, словно доносился издали. – Но вся беда в другом – Праурима не очень привечает гадания. Тем более в своем храме. А ты ведь хочешь, чтобы я исполнила «зейд»…
Немного поколебавшись, Павила твердо сказал:
– Да! Только древняя магия способна ответить на мой вопрос.
– Ты просишь у меня невозможное! – Лицо верховной жрицы Прауримы стало белее мела. – Нельзя тревожить богов без особой нужды. Они ведь дали тебе ответ, и этого пока вполне достаточно. Прости, но я вынуждена тебе отказать.
– Видят боги, я этого не хотел… – С этими словами старый вайделот полез в свою походную котомку и извлек оттуда изрядно пожелтевший от времени кусок тонкого полотна. – В эту пеленку был завернут мальчик, когда я нашел его возле Камня в Священной Роще. Это часть туники святой девы, жрицы Прауримы. На нем есть вышивка с рунами[32]. Присмотрись, не знакомы ли тебе эти письмена?
Гиватта взяла пеленку, но рассматривать вышивку не стала. Она прижала ее к груди и с отрешенным видом молвила:
– Я буду гадать… Жди, тебя позовут.
С этими словами она резко повернулась и скрылась в одной из хижин, в которых жили жрицы богини. Хижины находились вне ограды святилища и представляли собой добротные бревенчатые срубы небольшого размера, крытые тесом. Удивительно, но святые девы до сих пор так и не показались Павиле; создавалось впечатление, что они затаились в своих жилищах. Скорее всего, так оно и было – жрицам Прауримы запрещалось близкое общение с мужчинами. Храм в основном посещали женщины, которые просили милостей у богини, хранительницы домашнего очага, – чтобы дом был полной чашей, дети росли здоровыми и мужья возвращались с войны живыми.
Возле храма Прауримы надолго воцарилась тишина, которую нарушали лишь порывы ветра и неумолчный гомон прибоя. Заметив, что жрица ушла, Скуманд вернулся; он хотел что-то спросить, но Павила повелительно поднял руку – помолчи! Спустя какое-то время раздалось тихое пение и в храмовой ограде, словно из-под земли, появились вайделотки. В своих длинных белых одеждах они, казалось, не шли, а плыли над землей, не касаясь ее ногами. Жрицы приблизились к юноше и вайделоту и надели им на головы венки, искусно сплетенные из поздних осенних цветов и пожелтевших листьев. А затем, все так же напевая какую-то тягучую, заунывную мелодию, повели их в храм.
Скуманду казалось, что он спит и ему снится Ирий. Юные жрицы были божественно прекрасны! Ни одна из девушек племени дайнавов не могла сравниться с ними ни по красоте, ни по грациозности. Огонь юношеской влюбленности, который уже давно горел (скорее тлел) в груди молодого человека, не в состоянии вырваться наружу по причине строгих запретов Павилы, полыхнул с такой силой, что кожа на теле мигом стала горячей, будто он заболел какой-нибудь тяжелой болезнью.
Наверное, вайделотки понимали состояние Скуманда, потому что начали лукаво переглядываться, несмотря на торжественность момента. Высокий, статный юноша с гривой волнистых русых волос любой из них мог быть желанным и любимым мужем. Даже строгое служение Прауриме не могло убить в юных жрицах мощное женское начало, властно требовавшее мужской любви. Девушки взглядами ласкали юношу, отчего ему стало не по себе. Он покраснел, как вареный рак, и едва не упал, споткнувшись о порог храма. Павила и Скуманд вошли в помещение храма, а юные жрицы, склонив головы, начали пятиться назад, пока не оказались за оградой святилища. Внутреннее убранство храма богини Прауримы впечатляло. В глубине святилища, на возвышении, стоял идол хранительницы домашнего очага. Искусный резчик вырезал из мореного дуба лицо и руки Прауримы, а тело, представлявшее собой толстый дубовый ствол, обложенный камнями для устойчивости, было одето в белые одежды.
На шее богини висело янтарное ожерелье из крупных необработанных кусков «солнечного» камня, длинная туника была подпоясана золотым поясом, а в руках Праурима держала две каменные ступки, в которых горели крохотные огоньки.