ытка чувств, но рядом со мной сидел равнодушный и скептичный робот Филимон и внимательно следил за дорогой.
Вездеход бежал достаточно резво, километров семьдесят в час, но мне казались вечностью уходящие минуты.
— Сколько километров до ремонтного управления? — нервничал я.
— От космодрома до ворот управления восемьдесят семь километров, — отвечал Филимон.
— Филимон, эта телега может ехать быстрее?
— Может.
— Нельзя ли увеличить скорость?
— Можно.
— Так чего ты ждешь?
— Приказа.
— Увеличивай скорость до ста пятидесяти километров в час.
«Никакого терпения с этим роботом не хватит, — злился я. — Ведь знает, о чем его просят, но выжидает, когда команду дадут по форме. Бюрократ электронный…»
Между тем Филимон, невозмутимо помигивая индикаторами, переключил скорости, добавил оборотов, и цифры на табло спидометра стали приближаться к сотне, затем к ста пятидесяти.
Все четыре мотора вездехода натужно гудели. Мимо мелькали домики, развалины, замки, башни, рощи и поля. Из кустов у обочины шарахались в небо, испуганно хлопая перепончатыми крыльями и сипло крича, выводки молодых дракончиков. Какой-то оборванный бандит, из местных, выпустил вслед вездеходу очередь из автомата, и было достаточно неприятно, когда пули, как градины, забарабанили в заднее стекло. К счастью, конструкторы вездехода, видимо, учли подобные ситуации, стекло оказалось пуленепробиваемым, да и весь вездеход, как я узнал позднее, был рассчитан на сверхвысокие давления, повышенные температуры и попадания мелких метеоритов.
До города добрались минут за двадцать, а спустя еще десять минут вездеход въехал в ворота управления.
Ох, женщины! Что с человеком делают? Попади я с бумагами капитана в ремонтное управление до встречи с Терзалией, там бы я и сгинул, увял бы от многочасового сидения в приемных перед обитыми черной искусственной кожей огромными двухстворчатыми дверями кабинетов, затерялся бы в бесчисленных коридорах и, наверное, неделями бродил бы с тихими стонами от одного начальника к другому, от одного робота-секретаря к другим. За время этих хождений я оброс бы бородой, и, конечно, «Звездный орел» не дождался бы необходимых материалов и без меня с недоделками улетел бы с планеты дальше.
Однако теперь, вдохновленный горящими глазами Терзалии и предстоящей встречей с ней, я уже был не тем послушным, бестолковым созданием. Теперь же все происходило иначе. Перед моим стремительным натиском лопалась кожаная обивка дверей, а сами двери с паническим писком распахивались. Жалкие потуги роботов-секретарей перекрыть путь к высокому начальству были обречены на неудачу. При одном взгляде на мою решительную фигуру у них перегорали конденсаторы и в блоках логической памяти начинались сбои и замыкания. Роботы валились передо мной на пол, но я перешагивал через них и врывался в кабинеты с басовитым, раскатистым словом:
— Срочно!!!
Ошарашенные чиновники управления на минуту немели и безвольно подписывали разнарядки на необделий, нейтронные щиты и прочие дефициты. И лишь когда я направлялся к выходу, задыхаясь, удивленно хрипели мне в спину:
— Позвольте! А собственно, кто вы?
— Представитель Земли! — отвечал я, не удостаивая взглядом своего очередного собеседника, и спешил к другому кабинету.
Работа по оформлению документов, на которую капитан давал мне ориентировочно часов шесть-семь, была проделана за двадцать три минуты — Филимон засекал время. Подозреваю, что мною был установлен галактический рекорд по данному виду бюрократического многоборья. Впрочем, я не тщеславный, а потому не стал требовать от жителей планеты Арис чеканки памятной медали по данному поводу.
Еще через десять минут роботы под наблюдением Филимона загрузили вездеход всеми нужными материалами, и мы покинули территорию управления.
— Какие будут приказания? — спросил Филимон, поглядывая на меня с заметно возросшим уважением. — Возвращаемся на звездолет или будем осматривать город?
Я достал из кармашка визитную карточку Терзалии.
— Улица Голубой розы. Старая мельница. У меня резерв времени — семь часов. Поехали!
Еще через семь минут я тихо постучал в дверь квартиры Терзалии Крис. Сердце мое бешено колотилось.
Самые черные мысли и сомнения посещали мою душу. Я осознал, как хлипки и несбыточны мои надежды увидеть Терзалию, говорить с ней, «Полно, — говорил я себе, — да дома ли она? Ведь сейчас день, что ей в это время делать в квартире? Она ушла по своим делам. А если даже и не ушла? Разве она обязана помнить каждого встречного? Наивный, на что ты надеешься? Возвращайся, Филимон ждет тебя в вездеходе во дворе дома. Долго еще бедному роботу ржаветь от безделия в кабине? Чего ты ждешь?»
Наверное, я уговорил бы себя и убежал бы, струсил, но тут мне вспомнились слова Степана о решительности, смелости и тому подобных материях, ноги мои налились свинцовой тяжестью, прилипли к крыльцу, и в это мгновение за дверью послышались тихие шаги, звякнул замок и дверь распахнулась.
Глава 8
На пороге в призрачном освещении неоновой лампы Появилась стройная фигура Терзалии в каком-то замысловатом вишнево-перламутровом одеянии. Мгновение Терзалия рассматривала меня, затем всплеснула руками:
— Тимофей!
Сказано это было с такой неподдельной радостью, что я остолбенел окончательно. Мне вдруг почудилось, что еще секунда — и Терзалия бросится мне на шею, я же настроился перед этим на куда более сдержанный прием и теперь совсем был сбит с толку и не мог вымолвить ни слова, лишь совершенно идиотски улыбнулся.
— Ой, как хорошо, что ты пришел! — продолжала Терзалия, хватая меня за руку. — Что же ты стоишь, проходи! Я ждала тебя еще два дня назад. Какой ты молодец! Пришел! Не забыл! Умница! — И она повела меня, потянула за собой в длинный сумрачный коридор и в комнату. Я едва успевал за ней и все еще не в силах был вымолвить ни единого слова.
Она знала мое имя! Ждала меня еще два дня назад!? Чудеса!
«Имя узнать, допустим, не трудно: сделал запрос информационной службе космофлота — и готово! Все сведения о прилетающих звездолетах, их экипажах и пассажирах заносятся в память машины. А вот ждала она меня почему? Почему меня? Не Степана, не Григория, а меня… Непонятно», — я мучил себя этими вопросами, но не находил пока ответа.
Между тем мы вошли в светлую, красиво и уютно обставленную комнату, видимо, гостиную. Терзалия подвела меня к небольшому диванчику и кивнула:
— Садись! Сейчас мы с тобой пообедаем. Ты ведь голодный, правда? Подожди минутку, я быстро.
— Да нет, не стоит беспокоиться… Ради всего святого! Я не так давно перекусил… Я вполне сыт… Извини… — Наверное, я бы еще долго выдавливал из себя разные бормотания и оправдания, но Терзалия добродушно усмехнулась, погрозила пальчиком и упорхнула из комнаты.
Не успел я осмотреться и хоть немного собраться с мыслями, как хозяйка возвратилась вместе с кухонным роботом, прикатившим тележку с различной снедью и напитками.
За столом как-то постепенно, незаметно Терзалия разговорила меня, успокоила. Моя скованность исчезла. И вскоре я чувствовал себя уже как дома, стал совершенно счастлив. За едой и коктейлями мы неторопливо, степенно беседовали о Земле и об Арис, о тысяче различных вещей. Она расспрашивала меня о моей жизни на Земле, о работе в институте, о том, как я попал на «Звездный орел». Я пытался побольше разузнать о самой Терзалии, ее увлечениях, привязанностях, о жизни на планете Арис.
— У нас здесь свои особенности, своя специфика существования, — говорила Терзалия. — Хотя, наверное, и на Земле, и на любой другой планете есть своя экзотика, местный колорит, уникальные условия. Верно?
— Да, конечно, но на Арис, мне говорили, творится что-то невероятное. Не страшно здесь жить?
Терзалия улыбнулась:
— Ко всему привыкнуть можно, а если и родился на этой планете, то другой жизни уже и не мыслишь. А тебе-то самому на Земле не страшно было?
— На Земле?!
— Да. Ты ведь сам только что рассказывал, как несколько лет занимался в своем институте пустяками, по сути, никому не нужной темой. И ты все те годы знал. что растрачиваешь жизнь на пустяки, на ерунду, знал, что упущенное время не вернуть. Тебе не было страшно?
Я покраснел. Терзалия умела загонять в угол.
— Наверное, я очень легкомысленный человек. Мне и в голову не приходило взглянуть на свою жизнь с такой позиции. За повседневной суетой как-то, знаешь, теряется главное.
— А теперь? Ты ведь все же отважился бросить все и полететь на другой край галактики, значит, не все потеряно. Верно?
И вновь я вспомнил свои страхи перед полетом, и мне стало стыдно. Я подумал, что это и в самом деле страшно — жить без достойной цели.
— Скажи честно, — спросил я Терзалию, — я выгляжу большим дураком?
— Уже и обиды, — фыркнула она. — Я просто заставила тебя самого ответить на твой же вопрос. Конечно, без цели на любой самой распрекрасной планете жить страшно.
— А… Значит, у тебя есть цель?
— Да. На Арис без этого нельзя прожить и дня. — Терзалия посмотрела на меня уже без улыбки. — Тебя, конечно, интересует, какие у меня цели? Например, с какой целью я заманила тебя в гости? Так?
«Ах, черт, — подумал я, — она, похоже, еще и мысли мои читает». И я довольно кисло улыбнулся и сказал:
— Какие цели может преследовать красивая, обаятельная женщина? Только самые возвышенные, гуманные, правда?
— Ты угадал, — сказала Терзалия. — Я помогаю неопытным путешественникам, которым грозят серьезные опасности.
— Серьезные опасности? — Я поежился, вспомнив рассказы Степана об Арис.
— Твои друзья, наверное, тебе уже многое рассказали об Арис. И, видимо, объяснили, что опасности нашей планеты зависят некоторым образом от самого человека, который им подвергается.
— Да. Степан мне говорил что-то об этом, но я, признаться, плохо понял.
— Тогда я расскажу тебе, Тимофей, одну историю, так сказать, типичную для Арис. Из этой истории, думаю, ты лучше уяснишь специфику местных условий.