Дракула задумался, а затем посмотрел на коменданта, который вдруг встрепенулся и весь обратился в слух. Ожидая от узника ответ, грузный усач аж подался вперёд и будто просил: «Ну, давай, скажи что-нибудь в своей обычной манере».
Флорентийцу даже показалось, что кастелян очень хочет, чтобы узник отказался позировать. «Что пользы в отказе?» – недоумевал Джулиано, однако Дракула прервал эти размышления, произнеся очень мягким и покладистым тоном:
– Я готов сделать моему кузену одолжение. Если Матьяш хочет получить мой портрет, то пускай получит.
На этом визит подошёл к концу. Вкратце поведав узнику о том, когда и как будет происходить работа над картиной, ученик придворного живописца откланялся, а затем вслед за комендантом проследовал вон.
По выходе из башни комендант любезно разрешил юному флорентийцу не подниматься обратно в цитадель, а выбраться из укреплённого дворика через ближние ворота – те самые, которые охранялись четвёркой суровых латников, недавно отказавшихся пропускать Джулиано и даже докладывать о нём.
– Я отдам распоряжение, чтобы завтра ты и твой учитель смогли пройти здесь, а не тащиться наверх, – сказал комендант, на что услышал тысячу благодарственных слов.
Флорентиец сделался таким говорливым, испытывая радость от того, что визит к Дракуле окончился благополучно. Восторг неудержимо рвался наружу, поэтому юноша, поблагодарив кастеляна, заметил:
– Как всё-таки хорошо, что Дракула согласился позировать для портрета. Даже не знаю, что бы мы с учителем делали, если б получили отказ.
– Делали бы всё то же – рисовали, – небрежно бросил комендант. – В королевском приказе ясно сказано, что я должен оказывать содействие. Мне положено чётко выполнять приказы Его Величества, поэтому если б узник отказался позировать, уж я бы сумел сделать так, чтобы упрямец сидел прямо и смирно.
Джулиано даже удивился, почему раньше не подумал о таком простом решении – если узник отказывается что-то делать, то можно применить силу. А ведь Дракула – такой же заключённый, как и большинство, без привилегий.
– То есть Дракула был бы привязан к креслу верёвками или ремнями? – предположил Джулиано, но тут же увидел в этом способе принуждения значительные недостатки. – Да, это отчасти помогло бы, однако узник всё равно вертел бы головой.
Комендант засмеялся, и его смех эхом раскатился по всем углам укреплённого дворика:
– Я в рисовании не силён, однако вижу, что мог бы дать вам, живописцам, пару дельных советов. Вот ты не знаешь, а я знаю, что есть устройство, которое позволяет так закрепить голову, да и всё тело в кресле, что человек не двинется. Правда, это устройство обычно используется для пыток, но и для нашей цели оно сгодилось бы.
– Подобное устройство есть в здешней крепости? – спросил Джулиано, который охотно посмотрел бы на него.
– Нет, но я знаю, где его можно было бы достать, – ответил кастелян, и в его голосе послышалось сожаление, что великолепная идея о том, как можно усмирить строптивого Дракулу, не пригодилась.
«Наверное, узник догадливее меня, – решил флорентиец. – Видно, понял, что к нему могут применить некое пыточное устройство, и поэтому решил не противиться королевской воле».
Джулиано продолжал думать об этом всю дорогу до гостиницы, а дочка хозяина меж тем проявляла нетерпение, ожидая новостей. Наверное, она сидела у окна на втором этаже дома и высматривала, не идёт ли юный постоялец обратно, ведь тот ещё не успел ступить второй ногой во двор, а красавица уже торопливо спускалась по ступенькам крыльца.
– Ну? Видел? – спросила она.
– Видел, – гордо ответил Джулиано.
– И что же он?
– О! Страшный человек, – сказал ученик придворного живописца.
– Рассказывай, – потребовала дочка трактирщика.
– А как же уговор? Ты обещала назвать своё имя, когда я вернусь.
Девица нахмурилась, но всё-таки назвала.
Имя она носила такое, что язык сломаешь выговаривать. Кто привык к плавному звучанию женских имён, на этом имени мог бы споткнуться раза два. Придумают же – Оттегебе. А может, Уттегебе. Флорентиец точно не расслышал, хотя по его просьбе девица произнесла своё имя дважды. В переводе с немецкого оно означало «ценный дар» или что-то вроде того.
– А почему тебя так назвали? – спросил Джулиано.
– Потому что я у отца одна и родилась поздно, – будто нехотя отвечала красавица.
– Оттегебе… – старательно выговорил флорентиец.
– Все зовут меня просто Утта – и отец, и бабушка, и соседи, и гости, поэтому можешь не утруждать себя, выговаривая моё имя полностью, – усмехнулась девица и снова потребовала. – А теперь рассказывай мне про Дракулу.
После посещения башни флорентиец чувствовал себя невероятным смельчаком и теперь был способен на самые отчаянные поступки, поэтому, услышав повторное требование Утты, решил сделать то, на что вряд ли осмелился бы при других обстоятельствах.
– Ну, хорошо. Пойдём, я тебе всё расскажу, – ухмыльнулся он, – но нам не совсем удобно говорить посреди двора. Пойдём-ка лучше туда…
С этими словами юноша повёл Утту в сенной сарай, но, к сожалению, красавице с первой же минуты не понравилось то, чем сопровождался рассказ о Дракуле. Получив звонкую затрещину, от которой всю левую щёку будто обожгло, Джулиано наблюдал, как дочка трактирщика с оскорблённым видом идёт через двор и скрывается в доме.
Отцу или бабушке Утта не пожаловалась. Это стало ясно ближе к вечеру, потому что весь остаток дня трактирщик и старуха продолжали вести себя с флорентийцами как прежде – вежливо, услужливо и даже не бросали косых взглядов. Значит, для таких взглядов не было повода.
Джулиано очень опасался, что получит от хозяев гостиницы грозную отповедь или даже услышит требование убираться вместе с учителем вон, но ничего подобного не случилось, поэтому юноша успокоился и опять предпринял нечто смелое – попытался помириться с красавицей.
– Утта, погоди. Не дуйся, – окликнул он девицу, когда та выходила из погреба. – Ты ведь хотела, чтобы я рассказал тебе про узника Соломоновой башни?
– Да. А теперь не хочу, – собирательница сплетен повернулась к Джулиано спиной, поставила корзину с продуктами подальше от него и начала деловито вешать замок на дверь.
– Но всё же послушай. Его Светлость похож на большую хищную птицу…
Девица молчала.
– Неужели тебе не любопытно? – не отставал флорентиец, начав торопливо рассказывать, как ходил в крепость, говорил с комендантом и посещал башню, однако Утта после этих слов хоть и перестала дуться, но приветливой всё равно не сделалась.
– Получается, зря я к тебе обратилась, – разочарованно протянула красавица. – То, что ты мне поведал, я уже знаю. Где держат узника, знаю. То, что этот изверг враждует с кастеляном, знаю. Вражда у них давняя. Отчего злоба на короля – тоже понятно.
Даже история, слышанная от корабельщиков, про купца и сто шестьдесят украденных дукатов, не была оценена:
– Наверное, выдумки это.
– Утта, ну сжалься надо мной! – взмолился флорентиец, следуя за красавицей, когда она, взяв корзину, неспешно направилась к дому. – Я дурак и вёл себя не лучшим образом. Но это всё от моей безмерной жажды, которую можешь утолить только ты одна.
– В воду прыгать не пробовал? И напьёшься, и охладишься, – усмехнулась Утта, как раз проходя мимо колодца.
– Тебе бы всё смеяться, а мне не до смеха. Ну, неужели нет никакого способа вернуть твоё доверие?
– А с чего ты взял, что оно было? Знаем мы вас, заезжих!
– Ну, поверь мне, а я в свою очередь обещаю вести себя так, чтобы не заслужить больше ни одного упрёка. Перестань избегать меня и обходить за милю! – флорентиец попытался взять девушку за локоть, но та резко повернулась, не давая сделать этого.
– Вот что, – вдруг сказала девица. – Если хочешь заслужить моё прощение, тогда узнай, что стало с тем вороном, которого узник изловил, а затем ощипал и держал у себя в башне как ручную птицу почти полгода. Если узнаешь, тогда я прощу тебя и, возможно, даже отблагодарю…
– О!
– Но только ты не узнаешь. Узник скажет тебе ту же ложь, которую говорит остальным. Скажет, что ворон улетел. А я думаю, что этот ворон был казнён страшной казнью. Ну, что? Возьмёшься?
Джулиано начал думать, что это похоже на шутку, но согласился.
– А какая награда мне будет? – спросил он. – Одного лишь прощения за такие сведения явно маловато.
– Сперва вызнай, а после торгуйся.
IV
Когда ученик придворного живописца пришёл в Соломонову башню уже вместе с учителем, заключённый встретил гостей спокойно. Джулиано, сравнивая сегодняшнее и вчерашнее поведение Дракулы, даже удивился, насколько мудр оказался комендант, предложивший нанести в башню лишний визит. Если б кузен Его Величества только сегодня узнал, что помилования не ожидается, то, несомненно, вылил бы всё своё раздражение на престарелого живописца. Однако благодаря кастеляну этого не случилось, и теперь Его Светлость просто сидел в резном кресле возле стола и без всякой злобы разглядывал пришедшего старика, который в свою очередь разглядывал свою модель.
Джулиано по указанию учителя растворил рамы обоих окон в комнате, и сразу стало светлее. Сделалось заметно то, чего не было видно раньше. Например, дорожки, протоптанные по коврам и дававшие ясное представление, как узник чаще всего передвигался по своей темнице – от кровати до окна, смотревшего на реку, от окна к столу и от стола к кровати. Среди других вытертостей этот треугольник особенно бросался в глаза, а вычерчивался он явно не один год.
Конечно же, за время, что Дракула провёл в заточении, обстановка в комнате обновлялась и ковры – тоже, но всё говорило о том, что король Матьяш выделяет мало денег на содержание кузена. Подумав об этом, Джулиано вздохнул, но сразу напомнил себе, что преступление Его Светлости велико, и потому королю не следует расточать средства на этого злодея – ни на обстановку в его тюрьме, ни на одежду.