– И Ваша Светлость спросили их, почему они не снимают головных уборов?
– Да, я спросил. И послы ответили, что таков магометанский закон. И тогда я ответил им словами из Священного Писания. Ведь сказал Христос: «Не нарушить закон пришёл Я, но исполнить». Вот и я поступил согласно Писанию. Велел прибить чалмы к турецким головам, чтобы люди султана крепче придерживались своего закона. А ведь мусульманский закон также запрещает нарушать данное слово, но турки нарушили своё слово, когда вопреки мирному договору разорили мою землю. Вот я и преподал им урок!
Голос Дракулы гремел под каменными сводами, и Джулиано вдруг понял, что снова повторяется та же история, после которой учитель строго-настрого запретил разговаривать с узником. Вот старик-живописец опять отвлёкся от работы и недовольно посмотрел на ученика. Вот опять взвизгнула задвижка, отворилась дверь, и охранник заглянул в комнату, чтобы убедиться, всё ли в порядке, потому что стало слишком шумно.
– Что ж, благодарю. Теперь мне всё ясно, – произнёс молодой флорентиец и добавил: – Прошу вас, Ваша Светлость, успокойтесь, а то учитель опять на меня рассердится и запретит вести разговоры.
Дракула уже окончил свою речь и теперь молчал, но взгляд его, обращённый куда-то в глубь памяти, казался по-прежнему гневным, поэтому Джулиано, чтобы задобрить узника, спросил:
– А умеет ли Ваша Светлость играть в шашки?
Заключённый повернулся и посмотрел на собеседника уже совсем по-другому. Во взгляде уже не было жгучей ненависти:
– А что?
– Я могу принести шашки завтра, и мы сыграем. Вашей Светлости наверняка никто не предлагал подобного развлечения уже многие годы.
– И потому ты надеешься меня обставить? – улыбнулся узник.
– Посмотрим, – юноша хитро прищурился. – Главное, чтобы игра доставила удовольствие Вашей Светлости. Всё-таки мы с учителем здесь в гостях, а обязанность гостей – быть приятными хозяину. Они должны не только вести с ним интересную беседу, но и составлять ему компанию в разного рода играх и развлечениях. Если гости в чужом доме думают лишь о собственных удовольствиях, то в другой раз не будут приглашены.
– Это верно, – согласился Дракула. – Однако ваше пребывание здесь мало зависит от моей воли.
– И всё же я хочу исполнить долг благовоспитанного гостя, – настаивал флорентиец.
– Тогда ты должен играть по моим правилам.
– Что Ваша Светлость имеет в виду?
– Я привык играть в турецкие шашки, – сказал узник и тут же предположил: – Ты ведь собираешься в исходном положении расставлять фишки в три ряда и только на белых клетках?
– А разве можно иначе? – удивился флорентиец.
– Да, можно, – кивнул узник. – Поэтому я и говорю, что есть другие правила, турецкие. Поупражняйся сегодня на досуге, потому что завтра, если ты хочешь сыграть со мной, мы будем играть, как я привык. По турецким правилам надо в исходном положении ставить фишки в два ряда и на клетках обоего цвета, чтобы построение напоминало противоборствующие армии на поле боя, как в шахматах. Но армии не должны прижиматься спинами к краю поля – позади каждой армии следует оставить один ряд пустых клеток.
– Однако это необычная позиция, – заметил ученик живописца, мысленно представив, как всё будет.
– Ничего необычного в ней нет, – возразил Дракула. – Ведь в настоящих битвах мы наблюдаем что-то подобное. Если армия рассеяна, это опасно для неё. И если прижата к краю поля, это тоже опасно.
– Но если фишки ставить так плотно, то двигать ими сложнее, – сказал Джулиано.
– Никаких сложностей нет, потому что правила здесь иные, – опять возразил Дракула. – Фишки при таком построении ходят не по диагонали, а вперёд, влево или вправо.
– Значит, это турецкие правила? – ещё раз уточнил флорентиец.
– Да, я впервые наблюдал такую игру очень давно. Ещё был жив отец нынешнего султана, Мурат. И Мурат тоже полагал, что такие правила хорошо отражают положение дел в настоящем сражении. Порой он даже переносил игру на настоящее поле боя.
– Как это?
– А так. Вместо доски Мурат приказывал начертить карту местности и на этой карте вёл игру… Каждой фишке соответствовали настоящие воины.
Его Светлость опять смотрел не на собеседника, а куда-то в глубь своей памяти. Наверное, он живо представлял себе то, о чём сейчас говорил. Водил рукой, словно двигал что-то с места на место:
– Противниками Мурата в разное время становились и европейские, и азиатские государи. Они даже не подозревали, что, отдавая приказы своим людям, нападая и отступая, всего лишь делают ходы и ожидают ответных.
– А нынешний султан играет в шашки? – спросил Джулиано.
– Конечно, Мехмед играет, ведь эта игра любима турками. А вот переносил ли он игру на настоящее поле битвы, я не знаю.
Война и впрямь подобна игре в шашки. После расправы над турецкими послами Влад не раз говорил себе, что игра началась. Склоняясь над картой, он невольно представлял, что склоняется над большой доской, а где-то далеко то же самое делает Мехмед.
«Белые фишки твои, – должен был говорить султан. – Ты сделал первый ход, когда казнил моих людей, а теперь жди ответного хода».
«И долго ждать? – мысленно спрашивал румынский государь. – Мехмед, я ведь помню беседы, которые мы вели, пока я ещё оставался твоим слугой. Я помню, как ты говорил, с кем собираешься воевать в скором будущем. Ты сожалел, что не можешь совершать более одного похода в год, потому что воины устают, да и жалованья требуют, а казна не бездонна. Ты всё мечтал, что пойдёшь на Трапезунд, но в том году, когда я вместе с Ошватом прищемил хвост великому визирю, ты не осуществил свою мечту, потому что усмирял восставших в Морее. Теперь перед тобой опять стоит выбор – идти усмирять меня или всё же присоединить Трапезунд к своему государству. Что же ты решишь?»
Султан мог бы воскликнуть: «Ай лэ-лэ, Влад-бей! Ты очень нетерпелив, если спрашиваешь, долго ли тебе ждать. Я пойду на тебя в поход тогда, когда захочу, и не раньше».
«Хорошо, Мехмед, я подожду», – думал румынский государь и ждал целый год, а затем пришли вести о султанском походе на Трапезунд.
Это следовало понимать как ответ от Мехмеда: «Ты думал, что ради того, чтобы наказать тебя, я снова отложу покорение Трапезунда? Нет, Трапезунд важнее».
«Значит, в этом году султан ко мне не придёт, а придёт следующим летом», – понял князь и поэтому был удивлён, когда Мехмед дал о себе знать на полгода раньше.
Незадолго до Рождества в Букурешть приехал посланец из Турции. Этого человека когда-то звали Фомас Катаволинос. По рождению он был греком и в прежние времена служил при дворе государя-василевса в Константинополисе, однако, после того как Константинополис оказался завоёван турками и переименован в Истамбул, Фомас тоже сменил имя – принял мусульманство и стал зваться Юнус-бей.
Поговаривали, что этот грек принял другую веру и стал Юнус-беем ещё до того, как город попал под власть султана, но даже если слухи были ложны, перебежчик всё равно оставался перебежчиком. На турецкой службе он делал всё то же, что прежде у василевса: ездил по чужим землям с поручениями, но если раньше цель состояла в том, чтобы рассказывать о «жестоких» турках и искать тех, кто был готов воевать с султаном, то теперь всё стало наоборот. Юнус-бей уверял каждого, к кому ездил, что Мехмед совсем не жесток, а добр и мягок с теми, кто «не злит льва понапрасну».
Юнус предпочёл явиться к румынскому государю с непокрытой головой, чтобы не разделить участь предыдущих турецких посланцев. Чалму он держал в левой руке, а правой, кланяясь, прикоснулся к сердцу, к устам и ко лбу. Жест означал, что на устах и в мыслях у гостя всё то же, что и в сердце, но Влад знал, что этот человек двуличен.
Сидя на троне в большом зале и глядя, как склоняется в поклоне бритая голова грека, румынский государь думал о другой голове – голове Михая Силадьи, которого в прошлом году казнили по приказу султана. «Не отрубить ли Юнусу голову, чтобы сравнять счёт?» – размышлял князь, но решил, что счёт всё равно не уравняется, потому что голова Михая была куда более ценной.
Разговаривал Юнус по-турецки, но Влад, зная этот язык, всё же велел пригласить толмача, ведь пока толмач переводил, румынский государь имел больше времени, чтобы обдумать слова посланца и лишний раз глянуть на лица бояр, сидевших по правую и по левую сторону от прохода к трону.
– Великий и непобедимый султан по-прежнему гневается на тебя, Влад-бей, но гнев этот с каждым днём всё слабее, – уверял Юнус.
– Ты явился сказать, что я могу рассчитывать на прощение, если приеду с повинной? – произнёс Влад по-румынски, а толмач перевёл.
– Нет, Влад-бей, – отвечал посланец. – К моему глубокому сожалению, я не принёс тебе такую весть. Я всего лишь хотел порадовать тебя, сообщив, что не нужно ожидать войны в ближайшее время.
«А чего же ожидать? Некоего подлого шага?» – мысленно спросил князь и глянул на Войко и Молдовена, которые, судя по всему, тоже полагали, что посол темнит.
– Я должен признаться, – продолжал Юнус, – что прибыл сюда не по поручению султана. Меня просил приехать бей Никопола. Он хочет встретиться с тобой.
Никопол – так назывался маленький укреплённый город в Болгарии на берегу Дуная. Все территории, граничившие с Румынией с юга, подчинялись двум беям – бею Никопола и бею Видина. С давних пор тот и другой беи совершали вылазки за реку, на румынскую территорию, побуждая румынских крестьян уходить дальше и дальше на север, но когда Влад заключил с султаном договор о мире, вылазки прекратились.
За последние годы на юге заметно прибавилось жителей. Здесь осели румыны, пришедшие из Трансильвании и получившие от Влада землю, однако мирными поселянами их назвать было нельзя. В походах эти люди кое-чему научились, поэтому теперь, когда Влад перестал поддерживать мир с султаном, румыны близ Дуная начали делать то, что прежде делалось турками, – грабили соседей по ту сторону реки. Бей Никопола приглашал румынского государя приехать в крепость Джурджу, чтобы побеседовать об этом.