Турки беспокоились ещё и потому, что румыны теперь считали Дунай своим и всё, что по нему плавает, тоже, в том числе турецкие торговые суда. Бей Никопола хотел установить границы по реке и полагал, что сейчас, пока зима и судоходства нет, самое удобное время.
– Значит, бей Никопола приглашает меня в Джурджу? – спросил Влад по-румынски, а когда толмач перевёл, то в ответ послышалось:
– Именно так.
– Что ж… я приду.
Грек поначалу выглядел довольным, но затем оказалось, что румынский государь намерен явиться под стены Джурджу, собрав всё имеющееся войско, за последний год ставшее ещё многочисленнее и вооружённое лучше, чем прежде.
– При моём отце крепость Джурджу принадлежала румынам, поэтому я намерен вернуть её, – сказал Влад греку, после чего велел посадить посланца в темницу, и Юнус снова увидел солнце лишь тогда, когда пришло время отправляться вместе с румынским государем в поход.
Джурджу стояла на открытом месте, на берегу Дуная, сейчас замёрзшего, занесённого снегом, как и всё вокруг. Лес отступал от крепости далеко. Оно и понятно – застава на то и застава, чтобы никто не подобрался к ней незаметно, поэтому бей Никопола увидел приближающееся большое войско заранее и поднял мост. Напрасно просил Юнус, который со связанными за спиной руками топтался на другой стороне крепостного рва:
– Впустите меня!
Румынский государь вместе с конницей находился неподалёку и наблюдал.
Нынешний бей Никопола, Хамза-паша, воевавший вместе с султаном и под стенами Константинополиса, и в Морее, не боялся христиан, однако предпочитал избегать лишних опасностей и поэтому моста не опускал. Прикинув расстояние, которое должна преодолеть вражеская конница, чтобы достигнуть ворот, турецкий военачальник понял: Влад и сам сомневается, успеет ли влететь в крепость на хвосте у Юнуса. Враг словно предлагал Хамзе сыграть в азартную игру. Однако поле битвы – не место для азартных игр. Тут лучше действовать наверняка.
Когда грек, очень расстроенный, повернулся и пошёл восвояси, то услышал, как над головой засвистели каменные ядра, – из крепости начали обстреливать неприятеля. Юнус воспрянул духом и, путаясь в длинных полах шубы, даже потеряв тюрбан, кинулся к воротам, но оказалось, что румынская конница, уходя из-под обстрела, поскакала не прочь от стен, а наоборот, приблизилась. Осаждённые по-прежнему не дерзали опускать мост ради одного человека, пусть и высокопоставленного, но не оставляли надежды отогнать врага подальше, поэтому, коль скоро каменные ядра уже не могли никому повредить, настала очередь стрел.
Правда, турецкие лучники не слишком следили, куда летят их стрелы, поэтому недавний посол сильно испугался, когда справа и слева от него с противным звуком начали втыкаться в сугроб оперённые палочки, становящиеся очень похожими на засохшие стебли травы. Юнус упал, прижался к земле и, наверное, уже не знал, которому богу молиться – христианскому или магометанскому.
Тем временем конница во главе с Владом начала отступать, а к стенам подошли румынские лучники с большими щитами из ивовых прутьев, почти непроницаемыми, и начали в свою очередь обстреливать турок, собравшихся на стенах.
Тогда в крепости решили, что незачем тратить стрелы понапрасну, и бой стих, а Юнуса, всё-таки оставшегося невредимым, румынские воины приволокли к Владу и бросили возле копыт княжеского коня.
Глядя на своего пленника, румынский государь с напускным возмущением воскликнул по-турецки:
– Куда это годится, уважаемый посол! Бей Никопола сам меня пригласил, но не даёт мне попасть в крепость. Отправляйся снова и проси, чтоб мост опустили.
– Умоляю тебя, Влад-бей, не заставляй меня, – почти заплакал Юнус.
– А вдруг в этот раз удастся, – пожал плечами Влад.
Ответ оказался неожиданным:
– Я должен предупредить тебя, Влад-бей, что в крепости гораздо больше воинов, чем ты думаешь. Там есть даже конница, – торопливо заговорил грек, а румынский государь удивился:
– Откуда в крепости конница?
– Так было задумано, – признался Юнус. – Мы с беем Никопола хотели заманить тебя сюда и поймать, однако не ожидали, что ты приведёшь всё своё войско. Бей Никопола полагал, что ты возьмёшь в поездку малое количество людей, примерно равное численности крепостного гарнизона Джурджу. Бей Никопола сказал мне: «Когда Влад-бей подъедет совсем близко, из крепости выйдут мои воины, которых окажется в несколько раз больше, чем у нашего гостя, а дальше сам знаешь». Но ты, Влад-бей, проявил мудрость и дальновидность, и теперь получается так, что твоих людей больше.
– Ах, вот оно как! – воскликнул румынский князь, оглянувшись на Молдовена и Войко.
– Никто не откроет тебе ворота, – продолжал рассказывать грек. – Бей Никопола понимает, что у него не достаточно сил для нападения, но достаточно, чтобы успешно обороняться. Ведь у тебя нет пушек.
– Такую крепость можно взять и без пушек.
– Можно, но трудно, Влад-бей. Ты хочешь взять Джурджу, используя меня как приманку, и это очень умно, но всё же я позволю себе кое-что предложить, хотя и понимаю, что такой хитрый человек, как ты, не сильно нуждается в моих советах.
– С чего это ты льстишь мне? – усмехнулся румынский государь.
– Здесь нет лести, Влад-бей, – горячо заверил его Юнус. – Я готов идти и просить, чтоб меня впустили, но не сейчас. Если хочешь сохранить жизни многим своим людям и мне заодно, – грек тяжело вздохнул, – лучше дождись ночи и сделай вот что…
Зимние ночи обманчивы. Вглядываешься в даль и кажется, что вокруг видно хорошо и что на белом снегу невозможно спрятаться. Кажется, что всякий, даже будучи белым, выдаст себя движением или тенью, однако это не так. Зимние ночи обманчивы, а человек доверчив. Он всерьёз полагает, что белизна отгоняет темноту. На самом же деле вдали всё расплывается, и если кто-то медленно и осторожно движется по полю, хранящему следы дневной битвы, истоптанному и изрытому, он останется незамеченным. На снегу много неподвижных теней, среди которых легко затеряться другим теням, подвижным. Ночью даже яркий огонь обманывает человека. Человек думает, что если зажжёт огни, то станет лучше видеть происходящее вдалеке. На самом же деле всё наоборот – сидя в полной темноте, разглядишь куда больше.
Стража на стенах Джурджу этого не знала и потому не заметила, как ночью два десятка румынских воинов, облачённых в длинные пастушьи плащи из белых овечьих шкур и в такие же белые шапки, подошли к крепости.
Двадцатым в этом отряде стал Влад, потому что уж очень ответственное предстояло дело, но князь сейчас выглядел как простой воин и, покидая свой лагерь, сказал греку, который тоже должен был отправиться к крепости:
– Смотри, Юнус, не глупи. У ворот Джурджу не вздумай тыкать пальцем в мою сторону и кричать, что я – это я. Если ты вознамеришься так поступить, тебя придётся убить. Сейчас я не государь, запомни это.
– Как же так, Влад-бей? – спросил грек. – А если дело у ворот обернётся для тебя плохо и ты окажешься в плену, то разве не скажешь Хамзе-паше, кто ты есть? Ведь в плену лучше быть знатным человеком, а не простым.
– Попадать в плен я не намерен, – ответил румынский князь, – но если попаду, я всё равно не раскрою туркам своего имени. Так моим людям будет проще взять крепость и освободить меня. Они не уйдут, пока не возьмут её. Но ты, Юнус, запомни, что если дело у ворот обернётся плохо, тебе не жить. Ведь ты сразу выдашь меня, если попадёшь к своим.
Подобравшись к воротам на расстояние двух полётов стрелы, двадцать румын стали проявлять особую осторожность, продвигались ползком и очень медленно, замирая всякий раз, как на башнях раздавались голоса. Пятнадцать воинов залегли во рву под воротами и боялись даже дышать, а пятеро остались чуть в отдалении, спрятались за снежные кочки, заросшие травой, и держали наготове луки, чтобы использовать их против турок или против Юнуса, если он не сдержит данного обещания.
Как и было договорено, грек приблизился к воротам, вымазанный кровью и уже не со связанными руками. Он не прятался, а шёл, выпрямившись во весь рост, и делал вид, что тяжело дышит, как после долгого бега:
– Люди! Эй! Откройте! За мной гонятся! Аллах проявил милость и помог мне вырваться из плена! Неужели вы, мои братья по вере, не смилуетесь?! О, Аллах, нет проку в том, что Ты услышал меня, если уши правоверных глухи к мольбам правоверного!
– Ты один? – спросил голос со стены.
– Один! Но скоро здесь будет целая толпа! Прошу вас! Не дайте мне умереть!
– Как ты сбежал? – спросил голос.
– Я убил спящего гяура, который охранял меня! Я задушил его вот этими руками, так что он даже не сумел закричать!
– А почему на тебе кровь?
– Это моя собственная кровь! Влад-бей, да обрушится на него гнев Аллаха, велел своим людям бить меня и издеваться. Влад-бей вымещал на мне злобу, потерпев неудачу сегодня днём.
Всё-таки чуя подвох, люди в крепости начали светить факелами вниз, но увидели под стеной лишь беглеца, который поминутно оглядывался, потому что ожидал погоню. Она и вправду приближалась – далеко в поле показались огни.
– Вон моя погибель! – завопил грек. – Скорее впустите меня!
Огни появились сразу, как воины в крепости стали бегать с факелами туда-сюда, но турки слишком увлеклись, слушая вопли Юнуса, и потому не обратили внимания на это странное совпадение.
Тем временем на стене появился Хамза-паша.
– Юнус, – крикнул он, – сейчас мы спустим верёвку, которой ты обвяжешься, и мы втащим тебя наверх!
Грек уже спустился в ров и совершил все приготовления, когда услышал у своих ног угрожающий шорох. Стоило верёвке натянуться, беглец громко ойкнул и принялся высвобождаться из пут:
– Нет, нет. О, Аллах, за что мне это! Нет, лучше уж мне остаться здесь и умереть! Сколько всего я сумел вынести, а последнего испытания вынести не могу!
– В чём дело? – спросил Хамза-паша.
– Проклятые гяуры сломали мне ребро или два! Как только вы принимаетесь тащить меня наверх, мне начинает казаться, что я низвергнулся в ад!