Увидев монаха, хозяин дома поклонился, а затем скрылся в дверях.
– Да, – меж тем вздохнул монах, – Андраш бегает действительно быстро. Он всю жизнь только этим и занимается – бегает ото всех. То ли дело я… Я привык к неспешной ходьбе, а не к пробежкам.
– Так не лучше ли вернуться на площадь? – спросил Джулиано.
– Да, – кивнул Бенигнус, – ты прав. Ведь у меня там дела. Надо помочь братьям, – ещё раз осенив юношу крестным знамением, монах удалился.
Флорентиец некоторое время смотрел ему вслед, а когда уже собрался продолжить путь, то из кустов, глупо хихикая, высунулся Андраш:
– Обманули дурака, – произнёс он, имея в виду, конечно, Бенигнуса, а самого себя считая очень умным.
«Умный» снова перемахнул через ограду и подошёл к Джулиано чуть ближе, чем обычно. Флорентиец давно уяснил себе, что пытаться приблизиться к Андрашу бесполезно, поэтому стоял на месте, а дурачок произнёс:
– Пойдём.
Флорентиец сделал резкий шаг вперёд. Андраш тут же струхнул и отбежал шагов на пять, но затем снова подошёл ближе. Джулиано шагнул осторожнее, дурачок шагнул вперёд, и так они пошли. Но куда? Ясно было лишь то, что путь лежит в противоположную сторону от площади и по направлению к крепости, – гора, увенчанная цитаделью-короной, подсказывала, где что расположено.
То, что дурачок идёт к королевскому дворцу, ученик придворного живописца понял не сразу, ведь в непосредственном соседстве от королевского жилища пристроился францисканский монастырь. Джулиано на месте Андраша не стал бы здесь ходить, ведь монах Бенигнус мог завернуть сюда до того, как вернуться на площадь, но дурачок, наверное, был уверен, что бояться нечего, или вообще ни о чём не думал.
Вот и главные ворота дворца. Остановившись возле них, Андраш принялся громко стучать и кричать:
– Папа! Папа! Я пришёл!
Джулиано уже успел подумать, что никто не откроет и что дурачок просто играет во что-то, но вдруг послышалось, как гремит деревянный засов, а затем в воротах приотворилась дверца калитки.
– Заходи, сынок, – послышался старческий голос, но Андраш не заходил.
Тогда на улицу из-за калитки высунулась голова; ученик придворного живописца увидел седые вихры, короткую не очень опрятную бороду, курносый нос и маленькие, слезящиеся глаза.
– Это кто с тобой? – ласково спросил старик у Андраша, в свою очередь разглядывая флорентийца, скромно стоявшего с корзинкой в руках.
Дурачок смутился, а затем наклонился к отцовскому уху и прошептал, указывая на Джулиано:
– Он мой друг.
Шёпот получился таким громким, что, даже стоя в отдалении, можно было расслышать всё без труда. Опровергать сказанное юный флорентиец не стал и лишь улыбнулся. Старик приоткрыл калитку чуть шире, а Андраш, хихикнув, юркнул в неё и побежал куда-то по дорожке через заросший травой немощёный двор.
– Доброе утро, господин, – поздоровался старик.
– Доброе утро, – ответил Джулиано и тут же добавил: – Прошу прощения. Я не хотел бы начинать разговор с неприятной новости, но сегодня ваш сын стащил хлеб с тележки монахов. Один из монахов погнался за вашим сыном и не поймал, но, как я теперь вижу, этот монах может прийти к вам, чтобы пожаловаться. Я не знал, что Андраш живёт здесь, но монах наверняка знает.
– Это пустяк. Можно не беспокоиться, – ответил старик. – Всем в городе известно – мой сын не ведает, что творит.
– Что ж, – Джулиано пожал плечами. – Хорошо, если так. Не хотелось бы, чтоб Андраша наказали.
– Не желает ли господин осмотреть дворец? – вдруг спросил старик.
– Осмотреть дворец? – удивился флорентиец.
– Да.
– А… сколько я должен буду заплатить?
– Заплатить? – в свою очередь удивился отец Андраша. – Нисколько не должен.
– Но почему вы хотите вот так, бесплатно, показать дворец незнакомому человеку?
– Я знаю, кто вы, господин.
– Неужели меня теперь знает весь город?! – воскликнул Джулиано.
– Весь город, может, и не знает, а я знаю, – сказал старик. – И я рад, что господин дружен с моим сыном. Поэтому, раз уж я хранитель дворцовых ключей, то могу показать другу моего сына то, чего посторонним видеть не положено.
– О! Если так, то я рад бы осмотреть дворец, – признался флорентиец. – Правда, не уверен, осталось ли время. К девяти мне надо быть в гостинице, а который сейчас час, я не знаю.
– Около половины девятого.
– Тогда… я… ах, если б можно было остановить время!
– Можно прийти после полудня, – сказал старик. – Я буду здесь. Но вы, господин, уж непременно приходите. Мой сын пригласил вас в гости, поэтому огорчится, если вы не вернётесь.
Насколько мог судить флорентиец, у Андраша было совсем немного друзей. Наверное, поэтому старый отец и решил удержать для сына хоть этого друга.
VIII
«Сколько же король не посещал дворца в Вышеграде, если двор зарос травой?» – спросил себя ученик придворного живописца, осматривая это место уже во второй половине дня. В траве, разросшейся очень густо, даже виднелись ромашки – белые, как и все дворцовые постройки.
Отчасти из-за цвета здешнее жилище Его Величества казалось совсем не похожим на то, что находилось в столице. Там был огромный замок из серого камня, тянувшийся к небу множеством шпилей. В глазах рябило от обилия балконов, галерей, резных карнизов. Другое дело здесь – белые стены, украшением для которых служили лишь окна и двери в простом каменном обрамлении. Во всём виделся единый замысел одного архитектора, а не наслоение замыслов, появившихся у разных людей в разные времена. Эта красота казалась сравнимой с красотой листа, испещрённого ровными строчками без единой помарки.
Отличие от столицы состояло и в том, что здешний дворец не являлся крепостью, хоть и имел высокую ограду. И в самом деле – зачем строить рядом с Вышеградской крепостью ещё одну твердыню? Лучше построить что-нибудь более просторное, светлое, удобное и не слишком высокое, потому что соперничать высотой с окружающими горами всё равно не выйдет.
Флорентийцу очень понравилось то обстоятельство, что здесь главное здание имело всего два этажа. В столице громадина дворца подавляла всякого, кто на неё смотрел, и своими шпилями, почти протыкающими небо, кричала о королевском величии, а Вышеградский дворец говорил совсем другое – что тут живёт человек скромный, который не кичится своей знатностью и богатством, а со слугами держится просто, почти что по-приятельски.
«Может, потому Его Величество и не приезжает, что простота и скромность ему чужды? Королю нравится пышность и всеобщее поклонение», – сказал себе Джулиано и удивился собственным мыслям. «Очевидно, разговоры с узником оказывают на меня дурное влияние, – решил он. – Я становлюсь язвительным, как Дракула, и начинаю неодобрительно думать о Его Величестве, а это не принесёт мне ничего хорошего».
Меж тем флорентиец в сопровождении старика-ключника прошёл по двору, поднялся по ступеням каменной лестницы и теперь готовился ступить в королевские покои.
– Так, значит, Его Величество Матьяш совсем не бывает здесь? – спросил Джулиано.
– Да, совсем не бывает, – отвечал ключник, силясь сладить с тяжёлым навесным замком на двери. – Последний раз заезжал лет тринадцать назад вместе с супругой. Как сейчас помню. Матьяша тут ждали. Весь город цветочными гирляндами увесили. А во дворце такая кутерьма началась. Столько всяких вещей вывезли, столько всего привезли.
Наконец, ключ в скважине повернулся, и старик впустил юношу в первую комнату. Внутри оказалось довольно светло. Солнце заглядывало в окна, создавая на полу, выложенном красной плиткой, причудливые пятна.
Ключник продолжал вещать:
– Матьяш этот город с окрестными землями супруге подарил, упокой Господи её душу. Как раз перед свадьбой. А после свадьбы приехали дворец смотреть. Королева, она тогда ещё девочка была. Ну да. Вот как сейчас помню, бегала по всем комнатам. Да ей и лет-то к тому времени исполнилось…
– Двенадцать, – подсказал Джулиано, мысленно пожалев королеву, которая прожила совсем короткую жизнь. В двенадцать лет вышла замуж, в четырнадцать приступила к выполнению супружеских обязанностей, а в пятнадцать лет умерла при родах.
«Вот ты плохо думаешь про Его Величество, и полагаешь, что ему не по вкусу скромный дворец, – сказал себе флорентиец. – А вдруг король не приезжает в Вышеград из-за королевы? Ведь здесь всё напоминало бы о ней. Как же её звали? Катарина?»
Теперь Матьяш присмотрел себе новую кандидатку в супруги – принцессу Беатриче из Неаполя – а про прежнюю супругу упоминать при дворе стало не принято. Новое правило соблюдалось уже год, поэтому сейчас флорентиец вспомнил подробности давней женитьбы Матьяша лишь потому, что некоторое время назад беседовал об этом с узником Соломоновой башни.
Дракула то и дело упоминал события многолетней давности. Его Светлости они, наверное, были по-прежнему важны, ведь когда тот оказался в тюрьме, время для него остановилось. А вот Джулиано вспоминал минувшее с трудом, тем более что жил при дворе Матьяша не всегда и о многом знал лишь понаслышке. И всё же приходилось вспоминать, чтобы разговор с узником получился.
Ключник этого не знал и потому преисполнился уважения к молодому человеку, который так интересуется прошлым, раз помнит подробности:
– Да, королеве, кажись, было двенадцать, – кивнул старик. – Вот тоже в мае приехали, такой же день стоял солнечный, как сейчас. Но сейчас тихо, а тогда шуму было! Ой! И народу – весь сад вытоптали!
Андраш, обрадованный возвращению своего «друга», затеял игру в прятки-догонялки. Дурачок носился по комнатам и коридорам, соседним с теми, по которым проходили его отец и Джулиано, выглядывал из-за дверных косяков, смеялся.
По счастью, после отъезда Его Величества во дворце уже не осталось ничего, что Андраш во время своего стремительного бега мог случайно сломать или разбить. Вазы и прочую посуду вывезли. Скамейки и деревянные кресла придвинули поближе к стенам или к столам, так что случайно наткнуться на эту мебель стало невозможно. Занавеси с кроватей исчезли, поэтому Андраш, который на крутых поворотах хватался за всё подряд, не смог бы схватиться за занавеску и нечаянно сдёрнуть на пол.