– Простите, Ваше Величество. Конечно, сейчас уже поздно говорить об этом. Просто мой учитель очень скромен и сам не стал бы спрашивать о дальнейшей судьбе портрета, хотя живо интересуется судьбой своего произведения, как и всякий мастер. Мы никоим образом не вмешиваемся в дела Вашего Величества, но были бы рады получить самые общие сведения. Будет ли портрет вывешен во дворце? Если да, то что будет висеть по соседству? А что станет говорить владелец картины, представляя её гостям? «Смотрите, вот портрет отъявленного злодея!» – наверное, что-то в этом роде?
Лоб короля разгладился, а на лице появилась лёгкая улыбка:
– Вовсе нет. Человек, изображенный здесь, не внушает оторопь. Это очень хорошо. Я доволен. Конечно, в галерее рядом с портретами моих родственников ему не место, но я заказал картину вовсе не затем, чтобы положить начало галерее чудовищ, хоть и слышал, подобные галереи сейчас входят в моду…
Джулиано частично перевёл учителю королевские слова – ту часть, в которой содержались похвалы, – после чего живописец низко поклонился, а ученик продолжал беседовать с королём:
– Значит, Ваше Величество не собирается никого пугать этим портретом?
– Нет, у меня совсем другая цель. Однако я не вполне уверен… – казалось, Матьяш готов разоткровенничаться.
– В чём же Ваше Величество сомневается?
– Я вижу на картине человека гордого, но готового покориться. Насколько я прав?
– Вы совершенно правы, Ваше Величество.
– Это мнение твоего учителя или твоё?
Господин придворный живописец, видя, что король вопросительно на него смотрит, забеспокоился, но Джулиано, стоявший за спиной монарха сделал знак, что всё хорошо.
– Значит, это мнение твоё, – усмехнулся Матьяш, снова повернувшись к юному флорентийцу.
– Ваше Величество, моему учителю не приходилось беседовать с узником, а мне приходилось, так что могу заверить… – юноша не успел договорить.
– Мой кузен уже оставил привычку ловить воронов, как делает это многие годы? – перебил Матьяш.
– Ммм… – замялся Джулиано. – Мы видели, как узник оставляет на окне своей темницы пищу – прикармливает ворона, которого завёт Матьяшем…
– Зовёт ворона Матьяшем? – король засмеялся. – Ах, даже так?! А вы спросили узника, для чего он хочет поймать этого ворона?
– Да, Ваше Величество, мы спросили, – кивнул юноша, – и узник признался нам, что хочет держать птицу в своей комнате. Дескать, птица тоже должна сидеть в заключении, то есть разделить с узником то наказание, которое он несёт.
– Неужели мой кузен неисправим? – Матьяш снова в задумчивости уставился на портрет.
– Если мне будет позволено сказать… – робко произнёс юный флорентиец, склоняясь в поклоне за спиной у короля.
– Я вижу, ты много времени провёл, беседуя я моим кузеном, – заметил король, по-прежнему глядя на портрет.
– Да, Ваше Величество, – ученик придворного живописца снова начал говорить вкрадчиво, – и мне кажется, что неприязнь к Вашему Величеству со стороны узника подогревается исключительно тем обстоятельством, что он до сих пор в заточении. Если бы Ваше Величество решились на помилование, эта неприязнь тут же сменилась бы благодарностью.
– В самом деле? – спросил Матьяш, не отрываясь от картины и, очевидно, доверяя ей гораздо больше, чем словам Джулиано. – А почему ты думаешь, что мой кузен окажется благодарен? В прежние времена он был человеком очень неблагодарным, не ценил то, что ему давали, и злился на меня, потому что я не действовал по его указке. Признаюсь, я потому и не велел пресечь его забаву с птицами, надеясь, мой кузен добровольно оставит воронов в покое, и это означало бы, что злость его поугасла, но увы.
– Ваше Величество, конечно, правы, – кивнул юный флорентиец, хотя король не мог видеть кивка, потому что стоял спиной. – Однако благодарность узник всё же проявляет. Я помню, как он сказал, что благодарен Вашему Величеству, потому что тюрьма спасла его от смерти на поле брани.
– Так и сказал?
– Да, Ваше Величество, однако узником владеют противоречивые чувства, потому что в другой раз он сказал, что лучше сразу лишиться головы, чем медленно умирать в тюрьме. Поэтому, если помилование случится, то это будет равносильно спасению от смерти. Получится, что Ваше Величество спасли узника уже дважды. Даже самые неблагодарные люди всегда благодарны за такое.
– Ты так горячо просишь за моего кузена, – заметил король и наконец обернулся. – А ты готов ручаться за него?
Молодой флорентиец подумал немного: «Если столько всего наговорил, отступать поздно»:
– Да, Ваше Величество.
Король снова засмеялся:
– А знаешь, зачем мне портрет? Я намереваюсь показать его одной даме… Послушаем, что скажет она.
По лестницам раздался топот, взвизгнул засов, заскрежетал ключ в замочной скважине, и дверь с лёгким скрипом отворилась. Сперва в комнату вошёл комендант, за ним двое незнакомцев. Прямые спины этих двоих, удобная одежда без модных вычур, а также мечи – всё подсказывало, что в Соломонову башню пожаловали воины, хоть и без доспехов. Один из посетителей, наверное, был старшим не только по возрасту, но и по должности. Не случайно другой старался вперёд не соваться, а наоборот, держался на шаг позади.
«Зачастили ко мне гости. Что ни весна, то новые», – подумал Влад, сидя на каменной скамье рядом с окном, смотревшим в сторону горы. Посетители лишь ненадолго привлекли внимание узника, а затем он снова устремил взгляд на зелёные кроны дубов, покрывавших все горные склоны, и на голубое почти безоблачное небо.
– Добрый день, Ваша Светлость, – сказал комендант, даже не надеясь на ответное приветствие. – Эти господа прибыли по поручению короля.
Каждое дуновение ветра, тёплого и приятного, приносило с собой сладковатый запах. Невидимое дерево, расположенное где-то рядом, опять цвело. Воображение Влада неясно рисовало ветви, сплошь облепленные белыми цветами, и даже птиц, щебечущих среди многоцветья.
Старший из двух незнакомцев, нисколько не смутившись тем обстоятельством, что узник смотрит в другую сторону и полон безразличия, проговорил:
– Господин Дракула, именем Его Величества я явился, чтобы сопроводить вас к месту нового пребывания, в город Пешт, и содержать там под стражей вплоть до особого приказа.
Услышав за спиной «к месту нового пребывания» и «Пешт», Влад снова обернулся и теперь взглянул на королевского посланца испытующе. Заключённый не знал, что и думать.
Посланец в свою очередь посмотрел на помощника, у которого под мышкой оказался свёрток из дорогой бархатной материи бордового цвета. Что за свёрток – сразу не поймёшь.
– Господин Дракула, перед тем как ехать, вам надобно переодеться, – сказал второй незнакомец.
«Так, значит, это кафтан! – подумал Влад. – Хороший знак. Может, и ехать предполагается не в оковах?» И всё же мало удовольствия доставляет расставание с привычной вещью, пусть изношенной, и переодевание в то, что сшито на кого-то другого. Новый кафтан будто подсмеивается над тобой. Иногда упрекает, что руки длинноваты, иногда – что рост маловат. И над прежним одеянием обнова подсмеивается: «Посмотри на это тряпьё!»
Застегнув пуговицы доверху, Влад почувствовал, что плечи не на месте, и сразу вспомнил об осанке: «Сколько же времени я ходил согнувшись? Сколько времени являл собой жалкое зрелище человека сломленного? А! Всё равно теперь! Но с нынешнего дня надобно последить за собой».
Перевод в Пешт, как и нежданная обнова, мог считаться хорошим знаком. Ведь этот город находился совсем недалеко с венгерской столицы – на соседнем берегу Дуная. Невольно рождался вопрос – зачем королю держать заключённого кузена так близко от себя? Скорее всего, Матьяш намеревался побеседовать с узником, но из-за занятости не мог определить точный день и время встречи. В этом случае разумнее всего казалось держать узника рядом со столицей и в подходящий момент быстро доставить во дворец.
– Который сейчас год? – спросил Влад, поправляя рукава нового кафтана.
– От Рождества Христова тысяча четыреста семьдесят пятый, – ответил старший королевский посланец.
– А месяц май?
– Май.
«Двенадцать с половиной лет в заточении, считай, тринадцать», – подумал узник. Покидая башню, он, к своему удивлению, обнаружил, что как будто разучился спускаться по лестницам. Раньше, когда его выводили на прогулку во двор, Влад спускался и даже вниз не смотрел, а теперь перед каждым шагом раздумывал, той ли ногой ступает. Неужели от волнения?
Солнце во дворе показалось необыкновенно ярким. Щурясь, Влад с трудом разглядел, что во дворе находится дюжина вооруженных всадников. Сейчас они спешились, столпившись у колодца. Ведра не было, но, кто половчей, использовал флягу на ремешке и так добывал воду – прохладную и потому вкусную. Менее ловкие пытались отбирать её у добытчиков, и даже затеялась шуточная потасовка:
– Дай, дай глотнуть. Ну, ты чего!
Лошади нашли себе корм, объедая одуванчики, цветущие у подножия крепостной стены. Телеги во дворе не оказалось. «Ещё один хороший знак, – решил Влад. – Раз повезут не в телеге, значит, уж точно цепей не наденут».
Северные ворота, решётка на которых до сей поры всегда оставалась опущенной, теперь выглядели как-то непривычно, ничем не закрытые. За ними виднелся кусочек дороги, по которой и предполагалось следовать к «месту нового пребывания». Вот подводят коня:
– Садитесь, господин Дракула.
Почувствовав даже призрачную свободу, Влад вдруг удивил всех неожиданным требованием:
– Погодите. Сперва мне надо кое-кого навестить. Да пустите, не сбегу.
Комендант вместе с посланцами короля наблюдали, как их подопечный взобрался наверх крепостной стены, принялся озираться, а затем, чему-то очень обрадовавшись, поспешно спустился обратно во двор. Все присутствующие воспринимали это как загадку, которую можно разгадывать ради потехи. Узник сказал «навестить». Но кого навестить? Видя, что Влад выходит через ворота на дорогу, комендант дал знак латникам не вмешиваться, и предложил королевским посланцам идти следом: